Правило крысолова - Васина Нина Степановна (полные книги TXT) 📗
– Здесь еще один фээсбэшник и незнакомый мне мужчина, – доложил он из коридора, и на расстоянии его голос показался будничным, я расслабила слегка руки, все время мысленно напоминая себе, что нельзя касаться курка. – Открыта дверь на улицу, – продолжил он, – я выгляну, а ты внимательно…
Послышался странный звук. Я подождала немного и неуверенно крикнула:
– Эй, Ладушкин!
Тишина. Потом – осторожные крадущиеся шаги. Черт с ним, с проклятием! – Я положила палец на курок и перестала дышать. Рядом со мной на полу пошевелился мужчина, я отступила от его окровавленной руки и подумала, что стою как идиотка! Во весь рост, никогда в жизни не державшая оружия, стала тут, здрасьте!
Быстро присела, вернее, упала на колени рядом с раненым. В какое-то мгновение мне захотелось вообще съежиться на полу и притвориться мертвой, как в кино, а когда страшный Лопес подойдет посмотреть, закатить ему всю обойму в латинскую морду! А с чего я взяла вообще, что это будет Лопес? Ладно, не в латинскую морду, но все равно – всю обойму! Именно такого и заслуживает сволочь, отрезающая женщинам головы!
Накачав себя таким образом, я почти рассвирепела, но поняла, что мгновенно вскинуть пистолет и выпалить из него в нужном направлении вряд ли смогу безболезненно для себя и для раненых, лежащих в этой комнате.
Я положила пистолет на пол, осторожно выглянула из-за раскинувшегося мужчины и с облегчением, которое можно сравнить с бешеной радостью и слабостью от счастья, что не нужно стрелять, увидела в дверях лаборантку-Пятницу с чем-то странным в руках!
– Ранена? – спросила она шепотом, когда обвела взглядом все помещение и заметила меня на полу. – Помоги.
Я вскочила и разглядела, что Пятница держит в руках небольшую урну – длинный пластмассовый футляр с надписью. «Твой мусор – твое лич…» Личико? Ага, сзади по кругу продолжение – «…ное дело». Мы пошли с нею на свет, к открытой на улицу двери, и вот я уже стою у этой двери и в полном ступоре смотрю на валяющегося на земле Ладушкина, освещенного закатным холодным солнцем. Рядом с ним лежит лицом вниз еще один мужчина в униформе, и скорее по наитию, чем догадавшись, я переворачиваю его и смотрю в лицо. Лопес.
– Это он… Ладушкина? – спрашиваю я Пятницу.
– Нет. Это я. – Она возится с моим пистолетом, проверяет обойму. – Сначала этого смуглого, а потом инспектора. Нечаянно.
– Вы его убили? – Все происходящее вдруг надоело мне до отвращения.
– Не знаю, – задумывается Пятница. – Урна вроде пластмассовая…
– Так посмотрите! – закричала я. – Вы же медик!
– Не ори! – Девушка приседает и осматривает Ладушкина.
Теперь, приглядевшись, я вижу, куда она попала инспектору урной. В лоб. Там набухает огромная шишка.
– Чего кричишь? Он выходил сразу после грузчика, – кивок на Лопеса, – что я должна была подумать? Грузчиков ведь было двое. Павел жив? – вдруг спрашивает она, а Ладушкин открывает глаза.
– Какой Павел? – спрашивает он страшно деловым тоном.
– Лежите, не двигайтесь, у вас, наверное, сотрясение. – Девушка приподнимает голову инспектора, он стонет и решительно встает. Мы поддерживаем его под руки и медленно обходим помещения банка. Ладушкин пересчитывает лежащих, спрашивает, почему не едет группа захвата, а девушка уверяет его, что они и были группой захвата. Дотащившись кое-как до холла, усаживаем Ладушкина в кресло.
– Я пойду еще раз все осмотрю, – нервничает девушка.
Я понимаю, что она ищет Павла, но накатившее отвращение к происходящему, усугубленное таким количеством убитых и раненых мужчин, какого мне еще не приходилось видеть, делает меня абсолютно равнодушной к судьбе моего бывшего любовника.
Как только она ушла, вдруг мгновенным взглядом оценив мысли друг друга, под визг подкатывающих на полном ходу к банку машин, мы с Ладушкиным, не сговариваясь, встаем и быстро идем в подсобные помещения.
– Ключ у тебя? – только и спросил пошатывающийся Ладушкин.
Я покачала головой и развела руками. Из-за стеклянной перегородки с надписью «Услуги хранения и аренда сейфов» вдруг появляется физиономия Павла.
– Инга, – говорит он радостно и осуждающе, – ну почему ты тут бегаешь, это опасно! Почему ты не сидишь в кабинете!
– Быстрее! – не останавливается Ладушкин.
Я вбегаю в сейфовый зал первой. Ячейка номер 9 заперта. Ладушкин показывает пальцем на лежащего старика. Я отшатываюсь. Ладушкин топает ногой и кривится, держась за лоб.
– Не могу наклониться, боюсь упасть! – шипит он. – Быстро, сейчас сюда придут!
Я никак не могу заставить себя обшарить карманы старика. Павел, который пошел за нами, приседает, раскрывает ладонь бедолаги и протягивает мне ключ. Смотрю сверху в его глаза, смотрю на руку, смотрю на пришитую пуговицу пиджака. Ключ выдергивает Ладушкин. Пока он возится с замком, в коридоре уже слышны шаги. В темном нутре ячейки одиноко лежит продолговатая маленькая коробочка. Я разочарованно смотрю на Ладушкина. Какая глупость! Наверняка это Ханна положила в сейф драгоценность, подаренную ей поклонником, а мы-то!..
Павел, поднявший руки над головой, я, застывшая истуканом с выражением разочарования на лице, и Ладушкин, открывший коробочку, хором уверяем ворвавшихся в зал в касках и в полном боевом снаряжении спецназовцев, что не имеем оружия, которое надо бросить на пол. Пока нас обыскивают, я, скосив глаза, разглядываю содержимое коробочки, потом смотрю в брезгливо перекошенное лицо Ладушкина и спрашиваю:
– Что это за гадость?
– Это палец, – авторитетно заявляет Павел, вытягивая шею к коробочке.
– Какой… палец? – спрашивает Ладушкин.
– Мизинец, – кивает Павел и продолжает с философской невозмутимостью: – Засушенный мизинец мужчины.
Я сглатываю. Он, конечно, хирург, ему видней, но, по-моему, эта гадость, которая лежит на красном бархате коробочки, больше всего напоминает скрюченный обезьяний палец с неухоженным толстым ногтем. Я пытаюсь представить мужчину, которого так любила Ханна, что даже засушила на память мизинец и положила его, как драгоценность, на хранение в банк. Ничего не получается. Накатывает лицо Лопеса, которого как раз, бездыханного, спецназовцы волокут под руки по коридору, потом видение слегка изменяется, добавляется нежный рот Павла, длинный нос Ладушкина и добрые, беззащитные глаза Лома.
Нас усаживают в холле, ставят рядом молодого паренька с автоматом в ужасающего размера высоких ботинках, и он стоит, как приказано, не шелохнувшись, наблюдая за нами и не реагируя на вопросы. Павел, повернувшись ко мне спиной, что-то сует старшему группы, я понимаю, что это наверняка удостоверение, и в мое полнейшее безразличие, в мою усталость и отчаяние пробирается любопытство – тонкой струйкой дыма от сигареты директора банка, он сидит рядом. Страшно захотелось посмотреть, что там написано.
– Четверо убитых, семеро раненых, девушка-сержант медицинской службы жива и невредима, – понуро кивает Ладушкин. – А по логике, именно она должна была пострадать первой, как наименее опытная. К тому же она одна тут была в форме. – Тронув осторожно шишку у себя на лбу и скривившись, Ладушкин, вероятно, подумал, что тогда бы урна не соприкоснулась с его лбом, но ничего не сказал. – И именно эта девушка обезвредила бандита. Смешно. А где ваша сотрудница, она сидела за тем окошком? – спрашивает он директора.
– Всех увели и заперли в моем кабинете. – Директор нервно курит. – И что это было, я вас спрашиваю? Что это было?
– Ваша охрана открыла дверь служебного входа в субботу вечером для доставки какого-то оборудования, не поинтересовавшись, отдавал ли банк вообще что-то на ремонт. Двое бандитов предприняли попытку ограбления. – Ладушкин говорит спокойно, как читает протокол. – Один схвачен, второй бежал. А может быть, их было больше, спросите вон того хлыща в горчичном пиджачке, он не пострадал, спрятался в холле. – Инспектор кивает на Павла, что-то объясняющего мощному спецназовцу. Спецназовец издалека смотрит на меня непроницаемым взглядом и категоричным жестом отодвигает от себя жестикулирующего Павла.
