Купель Офелии - Брикер Мария (книги онлайн без регистрации полностью .TXT) 📗
– Все вместе будет ночь и ветер… Прощальный ветер моих дней… – Эхом повторил Ванька. – Капец!
– И я о том же, – вздохнул Пашка, хлебнув чайку.
– Во второй части шарады совершенно точно речь идет о каком-то реальном человеке. Беркутов подробно его описывает. Мужик средних лет, носит пенсне и шляпу, пьет водку, курит трубку, принадлежит к знатному сословию. Причем сей господин был знаком и княгине, и графу. По вечерам кутит в «Яре». Неужели имеется в виду тот самый легендарный «Яръ», где тусили Пушкин, Чехов, Шаляпин, Савва Морозов и Куприн?
– Определенно, тот самый. Да, губа у господина была не дура.
– Интересно, муж княгини курил трубку? – задумался Ванька.
– Думаешь, Беркутов князя Залесского описал?
– А что тут думать – его. «Но в венах течет не голубая кровь, а мести яд». Помнишь, в последнем письме Беркутов вскользь упоминает, что князь скупает его векселя и долговые обязательства, чтобы предъявить к оплате. Чувак планомерно его разорял. Зачем?
– Сие покрыто тайной веков, – философски изрек Павел. – Возможно, узнал, что женушка Настасья Власовна наставила ему рога с Беркутовым, и таким нехитрым способом пытался графу отомстить.
– Ничего себе нехитрый способ – упечь мужика в долговую яму и прибрать к рукам конезавод с родовым имением.
– А не надо на чужое добро рот разевать, – сказал Пашка и отчаянно зевнул.
Ваньку слегка тряхнуло. Интересно, какую месть придумает для него Руслан Белгородский, если он переспит с Донателлой? Уроет сразу или медленно расчленит живого?
– Любовь оправдывает любой поступок, – заметил Терехин, пытаясь выгородить графа и себя заодно.
Замужние женщины всегда были для него табу. Он не спал с ними из принципиальных соображений, хотя некоторые барышни, обремененные брачными узами, активно пытались уложить его в койку, рассказывая банальные истории о непрочном семейном союзе и остывшей любви.
Когда Ванька увидел Донателлу, все принципы полетели к чертям. Плевать – есть у нее муж или нет. Плевать на все! Существуют только она и он. Сегодня, стоя под окнами Доны, Терехин вдруг поймал себя на мысли, что даже Лукин-старший, внезапно возникший между ними, оказался не способен убить его чувства, лишь раззадорил. Дона перешла из разряда небожительниц в разряд обычных женщин, но осталась, как и прежде, желанной.
Любовь…
Никогда прежде Ванька не испытывал к женщине подобного чувства. Мечтал, что когда-нибудь встретит девушку, способную вознести его к небесам. Мечтал наслаждаться ощущением полета. Думал, что любовь нежная и пушистая, а она оказалась горячей, как угли, испепеляющей изнутри – вместо полета падение в бездну. Ванька словно потерял свою личность, стал ничтожным и слабым.
– Мужон, – хихикнул вдруг Хлебников.
Терехин вздрогнул и с непониманием уставился на Павлушу.
– Город есть такой во Франции, точнее деревня, – объяснил тот.
– Замечательно! А кипарисы там, случайно, не растут? – с сарказмом поинтересовался Ванька.
– Предлагаешь поехать во Францию и выкопать все кипарисы?
– Предлагаю пробежаться по «Алому» и поискать что-нибудь французское. Беркутов в первой шараде на англичан ссылается. Может, вторая шарада – намек на французов?
– Полиглот, етить твою налево! – выругался Хлебников.
– Тихо, – шикнул Ванька. – Граф же бродит где-то поблизости. В смысле его дух.
– Дух, дай нам подсказку! – загробным голосом прогудел Пашка. Хлебнул чаю и перешел на деловой тон: – Так, фамилия не цепляется. Имя, может? Титул?
– По-моему, здесь глухо. Давай от обратного попробуем, – предложил Терехин. – Ночь и ветер, последний ветер графских дней – на конце «он». Надо на ассоциациях поиграть. Ночь – темнота, звезды, луна. Ветер – прохлада, свежесть, озноб. Темная свежесть. Лунный озноб. Звездон. В смысле – звездун.
– А мне вообще никаких ассоциаций в голову не лезет. Потому что я голодный, – пожаловался Пашка, запихнув в себя кусок черствого хлеба. – И спать хочу, сил нет. Ты полдня продрых, а я изучал местность. Знаешь, сколько здесь всего интересного! Часовня, манеж, развалины графского дома… Может, утро вечера мудренее? – с надеждой спросил Хлебников. – Мне обычно все идеи гениальные во сне приходят.
– Угу, а пока мы будем генерировать идеи во сне, кто-нибудь отроет на развалинах конезаводческий журнал Беркутова и разбудит нас радостным воплем.
С улицы послышался дикий, нечеловеческий крик. Друзья переглянулись и, не сговариваясь, кинулись к выходу. Мотя и Казик выбежали за ними. Звуки неслись от пруда, ближе стало ясно, что дурниной вопит поэтесса.
– Утоп! – орала Галочка, мечась по берегу и заламывая руки.
– Что случилось? – спросил Казимир. Галочка продолжала орать и матюгаться. Тогда повар-миллионер схватил ее за плечи и встряхнул.
– Ж-журналист, – заикаясь, пролепетала поэтесса. – Мы договорились играть в паре, обменялись подсказками, и Родион сбежал. Я следила… он сюда пришел. Походил вокруг, а потом… я не поняла… темно, береза… Буденый то ли поскользнулся, то ли нырнул. На поверхности пузыри пошли, и все, не выныривает.
– Где? – заорал Ванька.
– Кажется, там. Я не знаю точно, – завыла Галочка, села на землю и запричитала.
Ванька сорвал с себя рубашку и очки, стянул ботинки и бросился в черную воду, покрытую плотной ряской и тиной. Следом в пруд прыгнул Казимир.
Глубина оказалась небольшой, но ноги мгновенно увязли в иле по щиколотки. Ощущение возникло, что попал в болото. Сердце охватила паника. Ванька сделал два глубоких вдоха и нырнул, чтобы выбраться из плена. Получилось. Дальнейшее он помнил смутно. Ил, водоросли, тина, поломанные камыши, привкус тухлой воды на губах…
На крик сбежались другие участники проекта. Филарет присоединился к ныряльщикам. Водоем превратился в вонючую кишащую жижу. Через сорок минут безуспешных поисков решено было операцию по вылавливанию Буденого из пруда завершить. Филарет и Казик вышли на берег первыми. Художник, раздевшись до любимых трусов, уселся по-турецки и принялся читать мантры.
Зебельман с изобретателем таскали хворост. Хлебников с умным видом безуспешно пытался развести костер.
Ванька нырнул в последний раз, пошарил ладонью по дну, наткнулся на что-то мягкое и холодное – это была рука Буденого. От неожиданности Терехин вынырнул с воплями, наглотавшись воды.
– Я нашел его, – откашлявшись, сообщил он. Отдышался и снова нырнул. Вынырнул. – Черт! Там дерево упавшее. Бедняга подтяжками за сук зацепился. Я пытался отцепить, но не смог. Все, будем ждать спасателей. Родиону уже ничем не поможешь, только сами угробимся. Опасно здесь в темноте нырять, напороться на ветки можно.
Совершенно выбившись из сил, Ванька выполз на берег и упал на траву. Рядом присела Кристина, растрепанная, встревоженная и такая родная, что захотелось уткнуться носом ей в грудь и уснуть. Офелия, примотанная шарфом к животу Кристы, сладко посапывала во сне. Терехин с удивлением посмотрел на девушку. Та была в простых джинсах и обыкновенной рубашке, волосы собраны сзади в хвост, легкий макияж, мягкий взор. Он же любит Донателлу, а Кристина вообще мимо не проходила. Готка не в его вкусе, и вообще… Отчего же тогда так щекотно в душе, и глаза слезятся от нежности? Почему хочется прикоснуться к ее губам, поцеловать припудренный шрам на щеке? Кажется, во время купания мутная вода просочилась в мозг и что-то там нарушила.
– Вань, у тебя кровь, – обеспокоенно сказала Криста, осторожно коснулась его щеки. Пальчики у нее были теплые и пахли молоком.
– Ерунда, – улыбнулся Терехин, – царапина.
– Зачем ты полез в воду, дурашка? – пожурила девушка, но глаза сияли от восхищения. – Я так за тебя волновалась. Чуть с ума не сошла.
– Ну и зря, тебе вредно нервничать, молоко пропадет. – Он шутливо щелкнул ее по носу и осмотрелся по сторонам.
Пашка наконец-то справился с костром, помог Сенька, присоединившийся к компании. Галочка в полнейшем трансе сидела на траве, ее обнимали и утешали Матильда и старший Лукин. Казимир куда-то исчез. Белгородской тоже было не видно.
