Синий лед (СИ) - Ланской Георгий Александрович (читать книги онлайн полностью без сокращений .txt) 📗
— Я там выделил часть звонков, — сказал он. — Большая часть — самому Коростылеву или на городской телефон салона. Несколько устанавливают, но больше всего — на номер, принадлежащий Сергею Лазовскому. Я отправил наряд к нему домой, но они ни с чем вернулись. Лазовский на звонки не отвечает, где его искать — фиг знает. Шефа как назло на месте нет, без него запрос на звонки не дают. Протасову надо доложить, санкции на отслеживанию телефонов Лазовского и Крайновой у меня нет, а по дружбе пока никто ничего не делает.
— Без Протасова обойдемся, — отмахнулся Кирилл и снял трубку, собираясь позвонить в лабораторию. Олжасик отхлебнул чаю, кашлянул и негромко добавил:
— И, вот еще что, шеф. В машине Панарина пассажирское кресло залито кровью.
Глава 19
Домой Валерий вернулся относительно рано, где-то около шести вечера, торопливо сбросил кургузую курточку, невероятно удобную для поездок за рулем и не слишком спасающую от пронизывающих мартовских ветров и заглянул в гостиную, где было подозрительно тихо.
Татьяны, к счастью, не было. Телевизор, придушенный сериалами, с утра до ночи разрывающийся страданиями доярок с самого русского канала, молчал. Юля лежала на диване с книгой: Валерий специально посмотрел — зачитанной до дыр, выученной наизусть Хмелевской и ее когда-то невероятно смешным «Что сказал покойником». Книжка, дешевая, в мягком переплете, несколько раз заботливо склеенная, продолжала безжалостно рассыпаться. Юля читала бегло, не задерживаясь на давно знакомом тексте, выхватывая из него самые лакомые куски, с каменным лицом. И только легкие, как взмахи крыльев бабочек движения бровей, показывали, что вот сейчас, на этой странице должно быть смешно.
Валерий чуть слышно вздохнул и попятился, торопясь в ванную — смыть с себя запах совершенного преступления, но жена, естественно, слышала, как он вошел, и, потянувшись, как кошка, отложила книгу в сторону.
— Привет, — невесело сказал раздосадованный Валерий. — А где сестрица ваша?
— Сестрица наша накрасила губы и унеслась на свидание с прекрасным, — ответила Юля. Валерий фыркнул.
— Со Шмелевым что ли?
— Естественно. Я именно так и сказала: с прекрасным. Никитос себя таковым иногда считает, и сегодня как раз четный день.
Пока она поднималась, совала ноги в пушистые тапки, Валерий торопливо сдернул с себя тонкий свитер и шарахнулся прочь, чтоб, не дай бог, не учуяла своим волчьим нюхом посторонних запахов. Скорее, скорее, бросить все в машинку, встать под душ, отделавшись легким испугом.
Он не рассчитывал, что жена окажется дома. Юля собиралась вести куда-то сестру, а светские рауты затягиваются надолго. Учитывая Танькины запросы, был шанс не только вернуться раньше этих светских львиц, но и в итоге высказать свое недовольство. Юля бы, безусловно, отвертелась, но все равно чувствовала бы себя виноватой, не став прислушиваться и принюхиваться. Стащив с себя рубашку, Валерий ушел в ванную, сунул рубашку в машинку и прокричал:
— Надеюсь, у них что-нибудь получится и она, наконец-то от нас съедет? Нет, в самом деле, сколько она надеется у нас еще проторчать? По-моему ясно как божий день, что никуда ее не возьмут, хоть с голосом, хоть с одной фактурой.
Юля показалась на пороге, и он, сбросив брюки и трусы, торопливо юркнул за надежное укрытие занавески, включил душ и стал остервенело натирать себя мочалкой.
— Это тебе ясно, а вот ей — нет, так что успокойся и не надейся, — ответила Юля. — И Шмелев ее дольше пары часов не вынесет, уж я-то знаю.
— Его? — осведомился Валерий, выплюнув воду.
— И его. И Таньку… Давай скорее, я голодная, как волк. Сейчас будем ужинать, я плов сделала… Честно говоря, мне даже интересно, что выйдет из этого свидания, поскольку в прошлый раз Танька провожала Никиту весьма блудливым взглядом, а он, думаю, охотно даст себя соблазнить. Я сама от нее устала. Мало мне шума в квартире, так еще и вранье ее бесконечное терпеть. Сегодня она звонила подруге и взахлеб рассказывала о своем фуроре в богемной среде. Я ее сводила на выставку и познакомила там с Бургаевым, помнишь его? Писатель-почвенник, бессмысленный и беспощадный… Бургаев был в ударе: кудри на голове, платочек на шее, гламур и пафос…. Танька разомлела: по ее мнению Бургаев это где-то рядом со списком Форбс, между Биллом Гейтцом и верстальщиком… и… Валер?
За шумом бьющих в лицо струй он не услышал, как щелкнула дверца стиральной машинки. Небрежно брошенная на груду белья рубашка, как и положено при всех случайностях, упала именно так, чтобы был виден предательский след от губной помады, незамеченный им ранее. О, проклятая улика производителей качественной косметики, чтоб им пусто было! В напряженной тишине, чувствуя Юлино молчание, Валерий отдернул занавеску и уткнулся взглядом на мятый ком в ее руках. Восточные глаза Юли хищно вспыхнули.
— Это что?
— Это…
Он стоял перед ней, прикрывшись шуршащей занавеской, чувствуя себя полным идиотом и не знал, что ответить. Прежде чем Валерий успел от крыть рот, Юля с яростью швырнула рубашку на пол:
— Господи, только не придумывай сейчас идиотской чуши. Что тебя в метро целовал клоун, что на работе был юбилей бухгалтерши, и она не дотянулась до щеки. Я знаю еще сто тысяч таких историй, черт побери, я сама их придумывала для женской странички в журнале… Я… Знаешь, я честно терпела, терпела, но по-моему, всему есть предел.
Жахнула дверью так, что с полочки упала криво стоящая пена для бритья, стукнулась о раковину и со звоном покатилась по кафелю. Проводив бутыль взглядом, Валерий неуклюже вылез из ванны, смахнул с себя пену полотенцем и, юркнув в халат, бросился к жене.
По квартире летали грозовые облака, ощериваясь вспышками молний. Юля нашлась в кухне: сидела, сгорбившись, на стуле и бешено помешивала в чашке кофе, с терпким ароматом коньяка. Початая бутылка стояла тут же. Это ее состояние слепой ярости Валерий хорошо знал: сейчас жена не пыталась успокоиться, она взвинчивала себя до предела, чтобы затем разорваться ядерным грибом, снося города и континенты.
Модная барная стойка разделяла их, не давай приблизиться, а бьющая сверху подсветка заостряла черты лица жены, превращая ее в гротескную маску. Валерий не решился приблизиться сразу, чтобы, не дав опомниться, прижаться к ее податливому телу. Поймав ее мрачный взгляд, он сглотнул и, сделав шаг, коснулся плеча жены.
— Юль…
Она шарахнулась с гневом и отвращением, да так, что пролила свой сдобренный коньяком кофе на столешницу.
— Не трогай меня!
— Если я скажу, что она для меня ничего не значит…
Эта фраза стала еще одним сигналом провала, как горшок с красной геранью на подоконнике. Юля подскочила и зашипела, как ошпаренная кошка.
— Она значит для меня! Она значит, что я — дура полная! Она значит, что я тебе в какой-то момент… стала… не нужна!..
На последних словах у нее свело горло. Выпалив их клокочущим от напряжения голосом, жена разрыдалась, некрасиво, совсем не по киношному, когда из тщательно накрашенных глаз героинь текут крупные глицериновые слезы. Юля не заботилась о том, что сейчас выглядит плохо, размазывая слезы рукавами по лицу, она выплеснула в них то, что тщательно таила несколько месяцев. И сейчас было бесполезно ее трогать и пытаться утешить. Это лишь спровоцировало бы очередную вспышку гнева. Но и уйти, оставив в таком состоянии не было выходом.
Валерий сел напротив, подвинул к себе чайную чашку и налил коньяку, почти доверху. Юля, всхлипнула, покосилась на него и демонстративно отодвинулась в сторону. Несколько минут они просидели молча, отхлебывая каждый из своей чашки, освещенные галогеновыми светильниками с мертвенно-белым светом.
Она не выдержала первой. Обхватив почти пустую чашку обеими руками, Юля глухо спросила:
— И кто она?
— Какая разница? — раздраженно ответил Валерий и скупо добавил: — Никто. Завтра, нет, сегодня ее уже не будет, ее уже нет.
— Зачем?
