Частное расследование - Незнанский Фридрих Евсеевич (серия книг .txt, .fb2) 📗

Свидетель трагической гибели Грамова, Вячеслав Анатольевич Ерохин, охотно согласился рассказать «в который раз уже!» обо всех обстоятельствах того ужасного происшествия, имевшего место «двадцать девятого июня сего года, ровно через неделю, как Гитлер напал». Запомнилось, видно, накрепко.

— Я тут вот стоял, — объяснял Вячеслав Анатольевич. — А Леша Грамов тут, у штуцера. Прокладка сгнила, как потом оказалось, напруга тут избыточная — единички не будет, но площадь, видишь, зато — два квадратика. Резьбу сняло, повело направляющий, скусило шпильку заподлицо: комиссия потом установила…

— А если без техники? Просто?

— Просто? Просто — брызнула отсюда струя — вот в палец толщиной.

— Струя чего?

— Да кислоты. Мы кислотой ее зовем. Она не кислота, конечно. Похуже. Беда не в том была, что кислота. А в том беда, что затеки она в соседний отсек, в наш, где стоял генератор Лешкин, там ведь и щелочь тоже, она хоть ни при чем, однако же в шкафу стояло литров сорок. Всю дрянь ведь складировали. Тут так бы ахнуло — все выгорело бы, напрочь все! Поэтому мы стали зажимать струю. Чтоб к нам ее, подлюгу, не пустить. Она ж как брызнула — и бьет. И по полу течет — прям к нам, собака. Ну, Грамов тут ее рукой. Зажал, откуда брызжет. Я вижу: все — руки, считай, лишился. Ноль секунд. Рука не держит — не удержишь. Он комбинезон давай срывать, заматывать… А бьет ведь, брызжет во все стороны. Тревога-то ревет — по всему корпусу, конечно, — ничего от нее не слышно. Куда бежать, чего хватать — вопрос для остального коллектива — он открытый…

— А вы?

— А я — вот тут. Ну, тоже, с дуру-то, рукой зажал. Как обожгло, как обожгло! И чувствую потом: все, отключился! Во — видишь руки?

Руки действительно вид имели ужасный.

— Меня, как я потом узнал, успели оттащить. А Лешка все держал, не знаю уж, как смог, как вынес. И не успел поэтому, когда все полыхнуло. А это ж как напалм горит, пойми! И от него одни лишь пуговицы остались. И хоронить-то было нечего. В гробу-то его положили по-христиански, забинтовали напрочь… А уж чего там бинтовать-то было… В порошок сгорел. Ведь я в себя когда пришел, тогда еще, после укола, я видел, что от него осталось.

— Осталось что-то?

— Да. Осталось. Вот именно, как ты сказал, «что-то».

— А чем занимался Грамов?

— По правде вам сказать — людей лечил. Вот тут стоял его генератор. Я, например, приду с похмелья — он меня усадит. Контакт наложит прям на лоб — и как ни в чем не бывало. Похмелье он снимал — любое. Ну изучал, конечно, тоже — эти… альфа-ритмы. Во! Мне говорил он, кстати: Славка, ты много пьешь, подлец, но руки золотые! И спектр альфа-ритмов у тебя — ну полный отрубец! Ты, Славка, — экземпляр! И все, ушел наш Лешка Грамов, инженер. Теперь похмелье лечим так же, как и все. А было время. Было! Эх, жисть.

— А где ж теперь этот «похмельный» генератор?

— Где-где? Другим отдали. Увезли. На нем же докторскую залепить — раз плюнуть. Начальство сразу увезло, едва ль не в тот же день. Ты что — не понимаешь? Вон там, в углу, Илюхин, был у нас такой, хранил свои покрышки новые от «Москвича». Пошел в отгул, запил и помер. Так что ты думаешь, покрышки-то? Семье вернули? Милый мой! Слизнули тут же. Еще некролог не висел, а уж их не было. Где живем? Надо ж понимать!

— И вы по-прежнему работаете тут?

— Сказать по правде, не работаю. Живу. Слежу за штуцерами, понимаешь? Чтоб снова не рвануло. Хотел уволиться сначала. Нет, не могу. Покоя, сна лишился. Нет. Слежу. Не понимаешь?

— Понимаю.

— Вот такие дела.

4

— Ошибка, подтасовка исключается. Труп был, конечно, изуродован ужасно, не труп, верней сказать — останки, но это были останки Грамова, несомненно. Я ведь знал его лично, очень хорошо знал, — порядка двух десятков лет работали бок о бок. — Директор НПО «Химбиофизика» печально качнул головой и двинул по столу в сторону Турецкого пачку сигарет, угощая. — Ах, какая трагедия! Три месяца уже прошло, а все свербит в душе: как будто бы вчера…

— Насколько тщательно проводилось расследование? Как вы считаете?

— Расследование? Не то слово! Все НПО трясли два месяца, да что я говорю! Во-первых, гибель человека: уголовное дело заводится автоматически, как вы понимаете. Во-вторых, пожар. Да какой пожар! Три лаборатории выгорели. Материальных ценностей уничтожено было, по самым скромным подсчетам, тысяч на сто долларов, — у нас ведь большей частью оборудование импортное. Это значит, материально-техническая и финансовая комиссии из Управления и из Минздрава трясли нас месяц, как осину… Далее: злостные нарушения техники и противопожарной безопасности. Надзор пожарный вот, в июле, вообще нас закрывал на две недели. Что еще? Гражданская наша замечательная оборона. Есть она? Есть. Но, как вы знаете, она есть везде и нигде не сработала. Спитак помните? А Чернобыль?

— Ну хорошо. Расследование было. На уровне, как вы сказали. А выводы?

— Завотделением, замдиректора по административно-хозяйственной части и еще четырех человек сняли. Замдир пока что под судом и, говорят, получит пару лет условно. Главбух слетел, конечно, как бывает, — заодно. Вообще, нас в августе едва не расформировали. Я лично отбивался. Отбился. Еле-еле.

— Меня интересует только Грамов.

— Что? Что, может быть, он уцелел? По-прежнему вас это мучит? Выкиньте это из головы. Его, объятого огнем, видали все, кто там был. Не менее десятка человек. Ожоги получили многие, Ерохин например.

— Да, знаю. С ним я уже беседовал.

— Вот. Видите. И что? Вы полагаете, что сильно обожженный человек смог убежать, да так, что никто не видел? Без одежды?

— Почему без одежды? С чего вы взяли? Одежда ведь, я думаю, сгорела напрочь. И вы не можете сказать, в одежде он ушел иль без одежды?

— Да нет, могу! Одежда вся сгорела, да не совсем. Часы, браслет, заклепки, авторучка, молния — металл, вам неясно? Потом, опять я повторяю вам, — останки! Предположив, что сильно обожженный человек разделся и ушел никем не замеченный, вы обязаны, кроме того, предположить, что кто-то еще, неясно кто, опять же незамеченный, прошел сквозь строй людей, надел одежду Грамова и в ней сгорел. Не кажется ли вам, что эта версия чуть-чуть того. Нет?

— Да кажется, конечно.

— Не знаю — что вы от меня хотите? Ведь было ж дело! Уголовное дело! Экспертиза! Все документы есть. У вас там, в МУРе, в Прокуратуре, не знаю где, тут вам видней. В архиве дело поднимите, прочитайте. Вопросы будут, я постараюсь осветить.

— Спасибо. Да, вы правы. Однако, если вы позволите, я отниму у вас еще пяток минут. Спрошу лишь то, что в вашей компетенции. Чем занимался Грамов? Над чем работал?

— Тут не ответишь в двух словах. Тут много тонкостей, нюансов.

— Ну, все же. По-простецки. Как в годовом отчете. В три строки.

— Он занимался модификациями сложных полиграфов.

— Полиграф? — удивился Турецкий. — Да это ж то, что называется в народе «детектор лжи». Не так ли?

— Точно так. Вы абсолютно правы.

— Но вы же… — Турецкий не мог подобрать нужное слово. — Вы ж организация Минздрава. Зачем же вам детектор лжи? Не понимаю.

— Да что ж тут понимать-то? — удивился в свою очередь директор. — Прочесть самодиагноз. И шире — организм сканировать. Ведь это ж лучше, проще, чем рентген, чем томография.

— Я ничего не понимаю.

— Да что же проще-то! Допустим, вот приходит к нам больной. И жалуется — живот болит. Осмотр, анализы, ведь так?

— Так.

— Конечно, так. А сам больной, точнее подсознание его, прекрасно знает, что с ним. Рак желудка. Но мозг его не допускает эту мысль в сознание, щадит его. Больной не заинтересован, понимаете, в постановке такого диагноза. Он начинает подсознательно «косить». Вот здесь болит? Да нет, не очень вроде. Ему так кажется. Он искренен. Он сам себя обманывает. И — заодно — врача. Когда болеть-то начало? Да вот — недели три назад. А на самом-то деле уже полгода, как беспокоит. Конечно, всю эту информацию можно вытянуть из больного с помощью гипноза. Но далеко не всякий врач способен гипнотизировать, да это и не очень этично. Я девушку, положим, с глазу на глаз загипнотизирую… хе-хе… — директор столь забавно шевельнул в воздухе пальцами, что Турецкий, не выдержав, рассмеялся. — А вот смеетесь вы напрасно. Такое сплошь да рядом. К сожаленью. Ну-с, далее. А вот у вас детектор лжи. Прибор. Ко лбу четыре датчика, положим, и к рукам. Контакты. Врач побеседовал, задал стандартные вопросы. Компьютер просчитал, что выдал полиграф. И вот готов диагноз. Теперь поняли?