Маленький плут и няня - Макбейн Эд (читать бесплатно книги без сокращений txt) 📗
– С прелестным синим плащом, покрытым эмалью, не забудьте, – перебил Труффаторе – …Внутри которых чистое золото на сумму восемьдесят тысяч долларов, переплавленное из похищенных вами же в Банко ди Наполи золотых слитков. Все это предназначено для оплаты груза жемчужных белил, который прибудет морем из Токио в следующую субботу. Внутри груза – три с половиной килограмма чистого героина. Все верно?
– Именно так, – кивнул Ладрунколо.
– А что вам от меня-то надо? – полюбопытствовал Гануччи.
– Мы бы хотели поручить это вам.
– Это как же?
– Дело в том, что у «Новелти энд сувенир компани» сейчас довольно-таки туго с деньгами, поэтому они не могут ждать, пока получат наши серебряные образки. Они согласны продать нам свой груз чуть дешевле, но только в обмен на наличные. Или грозятся реализовать его на месте, но уже без нас.
– И сколько они хотят?
– Шестьдесят две тысячи.
– Это ж куча денег! – воскликнул Гануччи.
– Само собой. Но за это мы отправим эти самые образки вам, а не в «Новелти энд сувенир компани»! Судите сами – вы вкладываете шестьдесят две тысячи наличными, а, когда образки прибудут в Нью-Йорк, получаете восемьдесят. Неплохо, верно? Получше, чем ссуда в банке!
– Нет, не пойдет, – отрезал Гануччи. – Сегодня у нас что, среда?
– Среда.
– А шестьдесят две тысячи вам нужны к субботе?
– Ну, такую сумму вам-то достать раз плюнуть!
– Раз плюнуть… если бы я был в Нью-Йорке!
– Золото – на редкость удобная штука, – убеждал его Труффаторе. – Реализовать его ничего не стоит – соскрести серебро, расплавить, и его у вас с руками оторвут! Хоть в Нью-Йорке, хоть где! И ни одна живая душа в мире никогда не вынюхает, откуда это золотишко!
– Это верно, – протянул Гануччи.
– К тому же вы на этом деле имеете восемнадцать тысяч чистыми.
– Тоже верно, – кивнул Гануччи. – Похоже, со сделкой все в порядке. Только вот деньги… вот что меня смущает немного.
Учтите, парни, я ведь сюда приехал отдыхать, меня тут ни одна душа не знает.
– Подумаешь, большое дело! Аль Каноне вообще руководит делами из Алькатраса.
– Таких людей, как Аль Капоне, нынче осталось немного, – подтвердил Гануччи, почтительно закатив глаза.
– Это верно, но и о вас мы слышали немало добрых слов, – возразил Ладрунколо.
– Шестьдесят две тысячи долларов, – повторил Гануччи.
И скорбно покачал головой.
– Давайте взглянем на это дело с другой стороны, – предложил Труффаторе. Насколько я знаю, вы вложили большие деньги в шоу на Бродвее. Но ведь то, что мы предлагаем, куда безопаснее, чем все эти шоу.
– Да, я и вправду вложил кое-какие деньги в одно или даже два шоу, – кивнул Гануччи, – но только из-за жены. Видите ли, моя жена Стелла была когда-то давно связана с этим бизнесом, ну вот… думаю, она до сих пор неравнодушна к своим бывшим коллегам.
– Так что вы надумали? – напомнил о деле Труффаторе.
– М-м-м… может быть, мне и удастся достать эти деньги к субботе.
– Отлично, значит…
– …Если, конечно… – многозначительно повторил Гануччи.
Труффаторе с Ладрунколо переглянулись.
– Если что?.. – спросил Ладрунколо.
– Если договоримся о дополнительной скидке.
– На сколько?
– Помнится, вы упомянули, что, когда брали тот самый банк, прихватили с собой еще двенадцать тысяч наличными, верно?
Так вот, вычтите эту сумму из шестидесяти двух тысяч, и будем считать, что мы с вами договорились.
– Так этих денег давно уже нет!
– Вот как? Так когда же вы взяли банк?
– В прошлом месяце.
– А раз так, то денежки эти еще «горячие»! Времени-то ведь прошло не так уж много, – заявил Гануччи. – Ладно, джентльмены, будем считать, что договорились. Я к субботе достаю для вас пятьдесят тысяч долларов, а взамен получаю весь ваш груз образков с изображением Пречистой Девы Марии, если вы гарантируете, что он и в самом деле стоит восемьдесят тысяч.
Договорились? Только не перепутайте – вы мне за это поручились! Наверное, не стоит напоминать, что случится, если вдруг в Нью-Йорке выяснится, что эти образки чисто серебряные?
– На этот счет можете не волноваться – все чисто, без обмана.
– Так да или нет? – спросил Гануччи.
– Уж больно много вы хотите, – запротестовал Труффаторе.
– Да или нет? – повторил Гануччи. – Решайте.
– Договорились, – кивнул Ладрунколо.
– Договорились, – подтвердил Труффаторе.
Стелла Гануччи обожала солнце.
Скорее всего, думала она, это все потому, что много лет назад, когда она еще выступала в музыкальном шоу, ей строго-настрого запрещалось выходить на солнце. Это была высокая, с хорошей фигурой женщина, пяти футов девяти дюймов ростом, белокурая, с голубыми глазами. В старые добрые времена, когда она еще выступала на сцене, ей все время твердили одно и то же: люди платят такие бешеные деньги за то, чтобы, придя сюда, увидеть на сцене красивую женщину, а не вареного красного рака. Конечно, это было давно, тогда она еще выступала в Майами. Стелла спорила до хрипоты, доказывала, что может обсыпаться пудрой с головы до ног, даже пыталась это сделать. Но вынесенный ей приговор был предельно прост – никакого солнца!
Как-то раз, набравшись смелости, она все-таки улучила момент и спросила мистера Падрони, который заведовал клубом на Коллинз-авеню:
– Мистер Падрони, почему так бывает: ни солнца для солнца, ни звезд для звезды?
Но тот только вытаращил на нее глаза:
– О чем это ты толкуешь, черт возьми?! – И на этом дискуссия была окончена.
Положим, сама-то Стелла прекрасно понимала, о чем она спрашивает. Она еще не забыла, что на итальянском «Стелла» значит «звезда», ну а звезда, это ведь почти то же самое, что и солнце, верно? Поэтому ей и казалось чертовски несправедливым и гадким, что по каким-то дурацким правилам не может быть ни солнца для солнца, ни звезд для звезды – вот именно это она и имела в виду, когда задала свой вопрос.
Но все это было давно. Сейчас она нежилась в лучах послеполуденного солнца, уютно устроившись возле бассейна в отеле «Квисисана» на Капри, гадая про себя, почему люди никогда не понимали ее. Самой Стелле всегда казалось, что она объясняет все на редкость понятно. Ну конечно, не здесь, а дома, ведь она ни слова не говорила по-итальянски. То есть, конечно, не здесь, не в «Квисисане», поскольку здесь жили почти исключительно американцы. По-итальянски говорили только бои – мальчики, разносившие зонты на пляжи, да еще те, кто подносил к автобусам и такси багаж постояльцев… ну и еще разве что портье. Но попробуй она заговорить с кем-нибудь из них, и Кармине оторвет ей голову! Он был страшно щепетилен в этом отношении.
Сам он всегда понимал свою жену. Вернее, почти всегда.
А вот Нэнни почти никогда не понимала, что Стелла имеет в виду. Точнее, просто никогда! И от этого вечно возникали какие-то сложности. Это непонимание между двумя женщинами возникло почти сразу же, и виновата, скорее всего, была Стелла, которая искренне не могла взять в толк, для чего ее восьмилетнему сыну гувернантка.
– Учить его разным вещам, – объяснил Кармине.
– Это каким же, интересно знать?
– Культуре… манерам, наконец.
– Этому и я могу его научить.
– Можешь, конечно, – ответил Кармине. – Только как насчет английской культуры, а?
– Культура везде одинакова, – упрямо возразила Стелла.
– Она отличная гувернантка, – отозвался Кармине. – Давай попробуем, а там видно будет.
Нэнни поселилась у них два года назад, заняв комнату на втором этаже, раньше служившую кладовкой. Если выйти из ее комнаты и спуститься вниз, то вы попадете в так называемую фотолабораторию Кармине. Говоря по правде, Стелла не замечала, чтобы в Льюисе за эти два года произошли какие-то перемены.
На ее взгляд, культуры в нем не слишком прибавилось. Однако в глубине души ей пришлось признать, что Нэнни удалось придать их дому некий налет аристократизма, что, собственно, было и неудивительно, учитывая ее превосходные манеры и изысканный английский выговор. Но постоянное присутствие Нэнни оказалось для Стеллы настоящим испытанием – уже нельзя было позволить себе чертыхнуться, а порой так хотелось. В присутствии Нэнни об этом и подумать было страшно. И хотя Стелла никогда не считала себя сквернословкой (да Кармине бы ей голову оторвал!), но и ей случалось ловить себя на том, что с ее языка не раз срывалось ее любимое крепкое словечко. Но так бывало, лишь когда она была совершенно уверена, что никто ее не слышит. А теперь, когда Нэнни с утра до вечера сновала по дому, Стелла никогда не чувствовала себя в одиночестве.
