Современный болгарский детектив. Выпуск 3 - Иосифов Трифон (бесплатные версии книг .txt) 📗
Мне не пришлось долго ждать. В долине медленно нарастал и усиливался гул. Он поднимался вверх, повис над вершинами — и тут тысячеголосый хор Чистило запел… Звуки возникали и отрывались от Поющих Скал, стелились по онемевшему небу, от них шла разрывающая сердце нечеловеческая тоска. Я заслушался этой дикой мелодии — и пропустил начало метели. Спустя мгновение я уже не мог понять, что где, вокруг буйствовал снежный хаос, который сек лицо, слепил глаза и не давал дышать, уже не видно было ни Предела, ни обтесанного веками скалистого рельефа Старцев, не было неба, не было и земли, а была смесь снега и тьмы, в которой ослепленный Гай тыкался в мои раскоряченные ноги и затихал, зарывшись мордой в сугроб. Мне было жаль его, но сейчас не до его фокусов, и я резко подтолкнул его. Он, милый, понял меня, понял, что надо делать, ведь он очень умный и преданный пес. В общем, он выгнул спину, подставил голову напирающей стихии и рванулся левее дорожки, по которой я собирался двинуться. Чуть-чуть левее, но все же достаточно для того, чтобы не сорваться обоим со стометровой высоты в пропасть Поющих Скал. А они все поют и поют (ведь именно за это их и назвали так), подставляют свои острые ребра снежному вихрю, режут его на охающие, стонущие, воющие нити, жадно глотают их и загоняют в лабиринт скалистых проломов, чтобы тут же выдуть обратно в бушующий хаос… как из труб гигантского органа.
Мы все-таки наконец перевалили через Предел, буря осталась позади, и мы с Гаем весело бежали к базе. Лай Розы подтолкнул нас вперед и указал путь в темноте. Гай не выдержал первый и, забыв про всякую усталость, как стрела рванулся, опередив меня. Роза встретила его нахохлившись, точь-в-точь как сердитая жена, а он — мужчина же! — обошел вокруг нее с поджатым хвостом, покорно поскуливая и осторожно, ласково нюхая «даму».
Метель осталась в прошлом. Будто его никогда и не было — этого свирепого напора ветра у Поющих Скал. Тут, в долине, тихо, чувствуешь себя защищенным, в воздухе пахнет сосновыми щепками, свежей землей и сеном. Сквозь заснеженные ветки деревьев проникает свет — это окна в столовой и электрическая лампочка у входа на базу. Стоило мне войти во двор, как из-за склада появился олень Благой. Он элегантно и небрежно переступает на стройных ногах, подняв голову к небу, чутко нюхает вечерний воздух. И вообще похож на скучающего бездельника. Я протягиваю руку, он сначала чуть подается назад, потом тихо и осторожно касается меня огромными рогами, как будто приглашает: «Ну-ка, пойдем, побегаем! Посмотри, какая вокруг изумительная нежная ночь!»
По лестнице сбегает вниз Марина. По всему видно — она ждала меня. Шлепает галошами по дорожке, расчищенной от снега, останавливается в метре от меня, отбрасывает волосы назад и тихо улыбается:
— Вы сегодня совсем забыли про нас! Где пропадали?
— А Васил где? — Я умышленно не ответил на ее вопрос.
— Спит. — Она зябко поежилась в легкой безрукавке. Лицо ее оставалось в тени, но я видел — улыбка увяла.
— Как это? Как это — спит? — Я вдруг почувствовал, как во мне поднимается раздражение. — Он что — снова пьян?
— Да он еще с вечера не протрезвился… — Она протянула руку и рассеянно погладила Благого по влажной морде. — Встал во время обеда, потом снова надрался.
— А Дяко?
— Его еще утром вызвали в Дубравец — что-то с бабушкой Эленой стряслось.
Мое хорошее настроение мгновенно испарилось.
— Уборщица сегодня не приходила. Зато Митьо мотался тут недавно, — продолжала она свой «доклад».
— А ему что здесь надо? Он ведь сегодня отдыхает.
— Ты так говоришь, будто я его звала. Откуда мне знать, что ему надо…
Мне очень хотелось крикнуть ей, чтобы не изображала из себя дуру! Она очень хорошо знает, зачем здесь болтается этот породистый боров. Но я стиснул зубы и не промолвил больше ни слова. Потом попросил покормить собак, отошел в сторону и закурил. Не понимаю, откуда у меня появилась эта горечь во рту и почему сжимает горло. Может, оттого, что я просто падаю от усталости? Да нет, не от этого. Я заметил, что в моей жизни давно появились моменты, когда я и насвистываю, и даже песни пою, а настроение у меня все равно безнадежно портится.
К моим ногам прибился маленький мохнатый комочек. Я взял щеночка на руки, он смотрит на меня размытыми голубыми глазками ребенка, зверски рычит и делает отчаянные попытки вцепиться своими молочными зубками в мой палец. Месяц назад Роза родила три таких комочка. Один умер, потому что Роза рожала впервые — так объяснил Дяко. Каракачане из Большой поймы заладили как с ножом к горлу — отдай да отдай нам двоих оставшихся! Я им, конечно, отдам, но придется этот вопрос согласовывать со счетоводом управления. Он ведь что говорит? По штату нам положена одна собака, и заприходована — одна, и ревизоры записали — одна. Это Гай. А Роза живет у нас как бы нелегально. Вот этот счетовод и рассуждает: «Живет у вас на базе незаприходованная собака? Живет! Пользуется государственными продуктами (он имеет в виду объедки из нашей кухни)? Пользуется. А как это получается, если эта собака отсутствует в описи? Придет, скажем, ревизия «сверху» и спросит — это чья собака и почему она получает государственный харч? Что я им отвечу, а?» И поскольку он и не подумает взять на себя ответственность за Розу, а я никогда и ни за что не смогу застрелить ее, придется просить управление издать приказ о дополнительной — второй — собаке…
Роза увидела у меня на руках малыша, поглядела зло и заворчала. Она у нас недавно и еще не забыла, как скиталась с одичавшими псами. Иногда она становится такой недоверчивой и злой, что даже Гай старается убежать подальше от ее волчьих зубов. И все же я думаю, что раньше она была добрым воспитанным животным, пока не накатилось на нас тотальное истребление собак. Этой весной люди объявили им войну из-за какого-то вируса бешенства. Кто бы знал, откуда он появился? Одни утверждают, что это лисицы виноваты, другие уверены, что вирус каким-то образом появился из-за границы. Только бабушка Элена говорит, что «бес» может тихо таиться где-то даже по нескольку лет, а потом вдруг выскакивает из своего укрытия и бежит гулять по свету. Вот, например, он очень любил отсиживаться в Чистило или Змеином овраге. А я попробовал возразить ей — так, мол, и так, никакого в нашем заповеднике и вокруг него беса нет. А она поглядела на меня как-то снисходительно и промолвила: «Неужто ты думаешь, что свет начинается и кончается здесь? Может, и в других местах есть и Чистило, и Змеиные овраги!..» Пожалуй, права бабушка Элена.
Так или иначе, но люди повели против собак настоящую войну, просто невиданную по размаху и жестокости. Тут пошли в ход все средства — отрава, электрический ток, пули, а чаще всего дубинки, камень и топор. Еще бы, треснешь собственного пса по голове — и все дела! А иначе тебя оштрафуют. Ну а если ты уж очень жалостливый и не можешь видеть крови, но и выложить из собственного кармана высокую собачью таксу тоже неохота, тогда сунь своего любимого друга вечером в машину и отвези за сто-двести километров от дома. А потом из-за этого в мире появляются одичавшие собаки, и их с каждым днем становится все больше — голодных, испуганных, недоверчивых, а иногда и свирепых, хуже чем волки. Они вкусили горечь человеческой неблагодарности и предательства и пережить это не могут…
Всю весну на нашей территории царил нейтралитет. Заповедник был тщательно охраняем, неприкосновенен для посторонних, которым строго запрещено было переходить его установленные границы на территории пятидесяти семи тысяч декаров, стиснутых между гигантской чашей водохранилища и скалистым горбом Предела. Война с собаками не коснулась нас — кроме единственного случая. Было это в мае. Однажды утром я увидел какого-то пса, который ворвался в заповедник и вовсю гнал дичь — остервенело, беспощадно. Я спустил Гая с цепи и науськал его по следам черного пса. И вот что меня тогда же очень удивило — вместо злобного рычания Гай, приблизившись к гонимому, издал восторженный звонкий лай. И я понял: впереди Гая бежала женская особь… Потом я увидел их вдвоем на берегу водохранилища и великодушно подарил Гаю жизнь Розы, потому что любовь среди них ничуть не слабее человеческой.
