Черный сорокопут - Маклин Алистер (читаем книги онлайн без регистрации .txt, .fb2) 📗
Их было двое - в пятнадцати футах от меня. Два китайца, приготовившихся напасть на меня с двух сторон. Оба в хлопчатобумажной одежде. На одном - брюки да рубаха, на другом - шорты. Оба мускулистые, сильные. Оба босиком. Немигающие глаза, невыразительные, застывшие азиатские лица - все это скорее подчеркивало, нежели маскировало холодную, неумолимую решимость. Все это плюс два хищных ножа из тех, что используются для метания.
Смешно утверждать, будто я не испугался. Я испугался, да еще как! Два здоровых амбала - против одного полукалеки, четыре мощных руки - против одной, два искусных воина, поднаторевших в рукопашном бою на ножах, против человека, с трудом нарезающего ветчину. Время научит? Увы, для учебы время неподходящее. Но самое время что-то предпринять, и без промедления. Пока ни один, ни другой не смекнул, что за соблазнительная мишень была на расстоянии пяти ярдов. Зачем, взяв за грудки, колоть жертву, если ее можно поразить издалека?
Я бросился на них, занеся над собой нож, как дубинку. Они непроизвольно отступили на пару шагов, может, ошеломленные нелепостью моей акции, а скорее из ритуального уважения, испытываемого восточным человеком при встрече с сумасшедшим. Мой нож со свистои рассек воздух, лампочка с жалобным стоном разлетелась вдребезги, в тот же миг я выключил фонарик, и пещера погрузилась в могильную темень. Что ж, могила она и есть могила.
Надо было пошевеливаться. Надо было действовать побыстрей, прежде чем они осознают, что я располагаю двумя преимуществами. Во-первых, у меня есть фонарик. Во-вторых, я могу размахивать ножом напропалую: кого ни ударю - ударю врага. А каждый из них - пятьдесят процентов за это рискует поразить соратника.
Нимало не избегая шума, я содрал с фонарика пластырь, скинул сандалии, тяжело прошагал к выходу, остановился, шлепнул сандалиями по деревянной двери. Имей хоть десять секунд на размышление, они вряд ли кинулись бы к источнику шума. Но они удовольствовались пятью секундами, придя к естественному выводу, что я пытаюсь бежать. До меня донесся топот босых ног, шум схватки, звук падения, судорожный всхлип, звон оброненного металлического предмета.
Четыре шага - бесшумных, благодаря шерстяным носкам. И вот уже они в ослепляющем луче фонарика. Окаменели. Не то живая картина, не то мрачная скульптурная группа. Стояли они лицом к лицу, едва не соприкасаясь грудными клетками. Тот, что стоял справа, держался левой рукой за рубаху второго. Правая его рука приклеилась к корпусу второго чуть пониже талии. Второй же, отвернувший от меня лицо, выгнулся, как перенапряженный лук, обхватив обеими руками правую руку напарника. Напрягшиеся сухожилия уподобляли эти руки клещам. Костяшки пальцев побелели - ни дать ни взять полированная кость. В двух дюймах от копчика торчал нож.
Секунды две, ну, может быть, три - хотя мне показалось, времени прошло много больше - человек справа, не веря глазам своим, смотрел на умирающего. Потом пришло осознание своего рокового просчета, смертельной угрозы, нависшей над ним самим, и он разорвал парализующие оковы ужаса перед содеянным. Он попытался паническим движением высвободить нож, но напарник, агонизируя, сжимал его правую руку и нож мертвой хваткой. В отчаянии он метнулся ко мне, выбросив вперед левую руку. То ли хотел ударить меня, то ли надеялся прикрыть лицо от слепящего луча. А я все держал под прицелом фонарика его зрачки. В этот момент он оказался беззащитен. Что ж, таких моментов не упускают. Двенадцатидюймовое лезвие моего ножа с дребезжанием напоролось на грудную кость. Он закашлялся. Вскрикнул, словно подавившись. Уголки тонких губ ушли к ушам, обнажив в оскале стиснутые зубы. Жуткая усмешка - уже как бы оттуда. Лезвие звякнуло, и у меня в руках осталась рукоятка с дюймовым огрызком стали. Двое моих противников, все еще сплетенных в поединке, замертво рухнули на известняковое дно пещеры.
Я осветил фонариком их лица. Излишняя предосторожность. Меня они больше не потревожат. Я нашел сандалии, подобрал нож и ушел, прикрыв за собой дверь. Оказавшись снаружи, я прислонился к стенке туннеля, руки бессильно висят, легкие жадно вдыхают чистый, свежий воздух. Я ощущал слабость, но - странное дело! - столь внушительный набор отрицательных факторов - поврежденная рука, ядовитый воздух пещеры, драматический эпизод по ту сторону двери - все это как бы не задело меня 'ни в малейшей степени. А верней, так я считал, пока не ощутил ноющие скулы щек. И тут я понял: губы мои оттянуты к ушам, бессознательно воспроизводя гримасу человека, которого я только что убил. Потребовалось огромное волевое усилие, чтоб убрать с лица эту маску.
И тут я услышал пение. Наконец-то свершилось. Неустойчивая психика Бентолла не выдержала. Шок от недавно пережитого доконал ее - даже больше, чем гримасы на лице. Бентолл спятил. Ему слышались голоса. Как среагировал бы полковник Рейн, узнай он, что у его верного рыцаря поехала крыша? Пожалуй, позволил бы себе одну из своих невидимых улыбочек и заметил бы своим сухим пропыленным тоном: дескать, не обязательно поющие голоса в заброшенной пещере, охраняемой китайцами-убийцами, - галлюцинация и, стало быть, признак безумия. На что его верный рыцарь ответил бы: вообще-то говоря, не обязательно, но хор англичанок, исполняющий "Гринсливс", все-таки галлюцинация.
А ведь у меня в голове звучали именно эта мелодия и этот хор. И не в записи - в натуре. Один голос привирал, другой то и дело сбивался с ритма, безуспешно пытаясь соблюсти гармонию. "Гринсливс"! Я затряс головой, но наваждение не исчезало. Я заткнул уши. Пение прекратилось. Я убрал руки, освободил уши. Пение возобновилось. Пальцами галлюцинацию не устранишь. Наверное, предполагать, будто в шахте могут находиться женщины-англичанки, - бред. Но я-то не бредил! Не знаю, возможно, для стороннего взгляда я все еще походил на сомнамбулу, но наработанная ремеслом осторожность ко мне возвратилась. Крадучись, без единого лишнего звука я двинулся вниз по туннелю.
Мелодия разрослась, едва я повернул под углом в девяносто градусов налево. Еще ярдов двадцать - слабый свет затеплился на противоположной стене туннеля, там, где намечался очередной крутой поворот, на сей раз вправо. Меня понесло к этой черте как снежинку, неслышную, покорную ветрам. За угол я сунулся с осторожностью медведя-одиночки, высовывающего наружу нос после зимней спячки. В двадцати футах от меня туннель перекрывала сверху донизу решетка с врезанной в нее посередине решетчатой же дверью. Десятью футами дальше стояла подобная же решетка с аналогичной дверью. В промежутке между дверьми висела лампочка, отбрасывающая тусклый свет на столик прямо под ней. По обе стороны столика, друг против друга, сидели двое в униформе. Между ними валялись деревянные предметы необычной конфигурации, и я заключил: это какая-то игра. Но какая? С такими играми я на своем веку не встречался. Но так или иначе, она требовала сосредоточенности. Судя хотя бы по гневным взглядам, какие метали в сторону второй двери распалившиеся партнеры. Пение между тем не прекращалось. К чему людям петь за полночь? Необъяснимо! Лишь потом я сообразил, что обреченные на вечный мрак пещеры пленники не ощущают разницу между днем и ночью. А вот к чему им вообще петь, я не мог себе представить.
