Семья Корлеоне - Фалько Эд (читаем книги .txt) 📗
— В чем дело? — насмешливо спросил Донни. — Ты уже больше не веселишься, итальянское дерьмо?
Он кивнул остальным, и те разом пришли в движение, сгребая деньги со стойки, разбивая окна и вышвыривая на улицу арифмометры и ящики из столов. Все было закончено за считаные минуты. В комнате царил разгром. Пятясь, ребята вышли на лестницу и быстро спустились вниз. Уилли и Донни задержались в дверях.
— В чем дело? — спросил Хукс. Он был заметно встревожен.
Донни и Уилли сорвали с лиц платки.
— Не волнуйся, Хукс, — сказал Уилли. — Мы не собираемся никому делать больно. Пока что не собираемся.
— Привет, Уилли, — произнес Хукс таким тоном, словно встретился с Уилли на улице. Он кивнул Донни. — Что за хренотень вы здесь устроили, ребята?
— Передай Луке: я сожалею о том, что не попал в него в тот раз, — сказал Уилли.
— Так это был ты? — Хукс отшатнулся назад с таким видом, словно это известие его оглушило.
— Однако, похоже, в кого-то я все же попал. — Уилли указал револьвером на стойку.
Поли поднял забинтованную руку.
— Ничего серьезного, — сказал он. — Все будет в порядке.
— Мне показалось, я зацепил двоих, — сказал Уилли.
— Ты попал моему приятелю Тони в ногу, — сказал Поли. — Он до сих пор в больнице.
— Ему предстоит операция, — добавил Хукс.
— Отлично, — ухмыльнулся Уилли. — Передайте ему от меня: я надеюсь, что ему ампутируют долбанную ногу.
— Передам, — сказал Хукс.
Донни тронул брата за плечо, увлекая его за дверь. Задержавшись на пороге, он сказал Хуксу:
— Передай Луке, что если он не уберется из ирландского района, это плохо скажется на его здоровье. Передай ему, так сказали братья О’Рурк. Передай, что в своем районе он может заниматься чем угодно, но ирландские районы пусть оставит ирландцам, иначе ему придется дорого за это заплатить.
— Ирландские районы ирландцам, — повторил Хукс. — Понял.
— Вот и хорошо, — сказал Донни.
— А что насчет твоей сестры? — спросил Хукс. — Что передать ей?
— У меня нет сестры, — ответил Донни, — но можешь передать той девчонке, которую ты имел в виду, что каждый пожинает то, что посеял.
Пятясь, он вышел следом за Уилли и быстро спустился по лестнице вниз, где ждал Шон.
— Дело пошло, — сказал Уилли, выталкивая Шона на улицу.
Все трое побежали на угол, где стояла с работающим двигателем их машина.
Со стула, к которому он был привязан, Розарио Лаконти открывался панорамный вид на Гудзон. Вдалеке виднелась Статуя Свободы, отливающая зеленовато-синим сиянием в ярком солнечном свете. Лаконти находился в пустой квартире с окнами от потолка до пола. Его привезли сюда на грузовом лифте, усадили перед высоким окном и привязали к стулу. Нож оставили у него в плече, поскольку кровотечение не было сильным.
— Если вещь не сломана, ее незачем чинить, — ухмыльнулся Фрэнки Пентанджели.
Поэтому рукоятка ножа по-прежнему торчала прямо под ключицей, и к удивлению Розарио, боль была не слишком сильной. Конечно, плечо болело, особенно при каждом движении, и все-таки можно было предположить, что боль будет гораздо сильнее.
В целом Розарио был удовлетворен тем, как держался, оказавшись в таком положении. Всю свою жизнь он знал, что такое возможно, что с ним может случиться нечто подобное. Такое было возможно и, больше того, вероятно. И вот наконец это случилось, и Розарио обнаружил, что ему нисколько не страшно, что боль не сильная, и что его даже не особенно огорчает то, что неизбежно произойдет в самое ближайшее время. Он уже старик. Через несколько месяцев, если у него будут эти несколько месяцев, ему стукнет семьдесят. Его жена умерла от рака, когда ей было чуть больше пятидесяти. Его старшего сына убили те же самые люди, которые сейчас собираются убить его самого. Младший сын только что предал его, продал отца в обмен на свою собственную жизнь, — и Розарио был этому рад. Так будет лучше для сына. Как объяснил Эмилио Барзини, согласно уговору, мальчишку не тронут, если он выдаст своего отца и покинет штат. Розарио подумал, что так для него будет лучше. Быть может, он начнет новую жизнь, — хотя Розарио в этом сомневался. Младший сын никогда не отличался особым умом. И все же, возможно, он избежит вот такого конца, а это уже что-то. Что же до него самого, до Розарио Лаконти, он уже бесконечно устал и приготовился к концу. И его беспокоило только одно — помимо легкой боли от торчащего в плече ножа, что на самом деле было пустяком, — его нагота. Это было неправильно. В подобной ситуации нельзя раздевать человека донага, особенно такого человека как Розарио, который, в конце концов, кое-что значил. Это было неправильно.
За спиной у Розарио, рядом с составленными штабелями ящиками, Джузеппе Марипоза негромко разговаривал с братьями Барзини и Томми Чинквемани. Розарио видел их отражение в оконных стеклах. Фрэнки Пентанджели стоял поодаль, у дверей грузового лифта. Братья Розато о чем-то спорили вполголоса. Вскинув руки, Кармине отошел прочь от Тони. Подойдя к стулу, он спросил:
— Мистер Лаконти, как вы держитесь?
Выкрутив шею, Розарио посмотрел на него. Кармине был еще совсем мальчишка, двадцатилетний ребенок. На нем был щегольской костюм в полоску, словно он собирался на званый ужин.
— С вами все в порядке? — не унимался Кармине.
— Плечо немного побаливает, — сказал Розарио.
— Ага, — согласился Кармине, глядя на рукоятку ножа и окровавленное лезвие, торчащее из плеча Розарио, так, словно эта проблема не имела решения.
Когда Джузеппе наконец закончил совещаться с братьями Барзини и Томми и подошел к стулу, Розарио сказал:
— Джо, ради всего святого, позволь мне одеться. Не унижай меня так.
Остановившись перед стулом, Джузеппе стиснул руки и выразительно потряс ими. Он тоже был разодет так, словно собирался на званый ужин, в накрахмаленной голубой сорочке и ярко-желтом галстуке, заправленном в черный жилет.
— Розарио, — с укором промолвил он, — ты хоть представляешь себе, сколько хлопот ты мне доставил?
— Это же бизнес, Джо, — ответил Розарио, повышая голос. — Это все бизнес. Как и это. — Он указал взглядом на себя. — Это также бизнес.
— Это уже не бизнес, — возразил Джузеппе. — Иногда дело становится личным.
— Джо, — сказал Розарио, — так неправильно.
Он, как мог, кивнул на свое обнаженное тело, дряблое и покрытое старческими пятами. Кожа на груди была бледная и нездоровая, мужское достоинство устало свисало вниз.
— Ты же сам понимаешь, что так неправильно, — повторил Розарио. — Позволь мне одеться.
— Взгляни вот на это, — сказал Джузеппе. Он только что заметил на манжете сорочки пятнышко крови. — Эта рубашка обошлась мне в десять «зеленых». — Он посмотрел на Розарио, словно взбешенный тем, что испачкал кровью сорочку. — Ты мне никогда не нравился, Розарио, — продолжал Джузеппе. — Ты всегда был таким высокомерным и заносчивым, вечно носил навороченные костюмы на заказ. Всегда давал мне понять, что я по сравнению с тобой ничто.
Лаконти пожал плечами и тотчас же поморщился от боли.
— И вот теперь ты хочешь подравнять меня под себя, — сказал он. — Я с тобой не спорю, Джо. Ты делаешь свое дело. Такова природа нашего ремесла. Не могу сосчитать, сколько раз мне приходилось бывать на твоем месте — но, видит бог, я никогда не отправлял человека на тот свет раздетым. — Он снова оглянулся вокруг, на братьев Барзини и на Томми Чинквемани, словно ища у них поддержки. — Имей хоть какое-нибудь приличие, Джо. К тому же, так будет плохо для нашего бизнеса. Ты представишь все так, будто мы — свора диких зверей.
Джузеппе молчал, словно обдумывая доводы Розарио.
— А ты что думаешь, Томми? — наконец спросил он у Чинквемани.
— Послушай, Джо… — начал было Кармине Розато.
— Тебя я не спрашивал, мальчишка! — рявкнул Джузеппе, снова поворачиваясь к Чинквемани.
Положив одну руку на спинку стула, к которому был привязан Розарио, Томми другой осторожно потрогал синяк у него под глазом.
