Сладкие разборки - Алешина Светлана (бесплатные книги полный формат txt) 📗
— Тогда, пожалуйста, с белым дымом.
Тот скрылся за дверью, ведущей на склад. Через пару минут вернулся с картонной коробкой в руках, поставил ее на стол, и на ее крышке мы увидели этикетку "Дымовые шашки «Туман».
— Две штуки нам хватит. — Костя вытащил из коробки два небольших брикета. —Спасибо, Колян, ты настоящий друг.
— Сейчас еще фейерверки принесу, сказал нам капитан. — Как я понял, вам нужно понемногу, но разных.
— Нам нужно… — Я задумалась.
А есть такие фейерверки, которые загораются через десять минут после того, как их подожгут?
— С бикфордовым шнуром? — переспросил Костю капитан. — Есть сколько угодно, таких принести?
— Да, пожалуйста.
Николай снова скрылся за дверью, ведущей на склад, и в это время Валера Гурьев сказал:
— А ты гений, Ирина. Как это мы, три олуха, не подумали, что Костя должен сначала спуститься с крыши, прежде чем фейерверк начнет рваться?!
Капитан притащил со склада несколько картонных коробочек.
— Вот, глядите, — сказал он, выкладывая все это добро на стол. — Я набрал, как в Писании сказано, — каждой твари по паре. Вот ракеты, красные, зеленые и желтые, вот воздушные змеи, вот спирали.
— И все они с бикфордовыми шнурами? — поинтересовалась я.
— Конечно, вот он, — сказал он, вытягивая кончик темно-серого, почти черного шнура сбоку одной из коробочек. — Вот здесь поджигаешь, и через четверть часа эта штука загорается.
— Отлично, Колян, — не сдержал восхищения Костя Шилов.
— Спасибо вам огромное, — сказала я капитану. — Мы как-нибудь к вам приедем, репортаж о вас снимем. О вашем житье-бытье.
— Ну, снимать тут, положим, особо нечего, — ответил капитан, однако, чрезвычайно польщенный. — Да я и не знаю, командование разрешит ли, все-таки у нас секретный объект. Кстати, во что вы все это положите? — деловито поинтересовался он. — Сумка, мешок какой-нибудь у вас есть?
Мы растерянно посмотрели друг на друга: кроме собственных карманов, сунуть все это техническое сокровище было некуда.
— Ладно, — усмехнулся Николай.
Сейчас я что-нибудь найду подходящее.
— Рюкзак, если можно, — сказал Костя, — небольшой.
— Ну, трехведерный, — засмеялся капитан, доставая из шкафа синий рюкзак. Глядя, как Костя начал укладывать в этот рюкзак коробки, добавил:
— Болтаться будет немного, но ничего.
Мы еще раз поблагодарили капитана и собирались уже уходить, как вдруг Костя хлопнул себя по лбу.
— Да, — воскликнул он, — чуть не забыл! Колян, у тебя альпинистская кошка есть?
— С котятами. — Капитан лукаво подмигнул мне.
— Не дури, небольшая ручная альпинистская кошка.
— Альпинистская? — захохотал Николай. Сначала подавай ему дымовые шашки, потом рюкзак, теперь кошку альпинистскую! Слушайте, ребята, да что вы задумали? Загремите вы под фанфары, и я вместе с вами.
Мы стали горячо уверять его, что ничего дурного делать не собираемся, и ведь, в конце-то концов, это была правда. Капитан слушал нас посмеиваясь, одновременно роясь в ящиках шкафа, позвякивая там какими-то тяжелыми стальными предметами, и наконец вытащил кошку — небольшой, изящный, блестящий хромированной сталью предмет, ощетинившийся четырьмя когтями, и моток веревки. Положил все это на стол.
— Вот, держите, — сказал он, посмеиваясь. — Ну, теперь все? Или что-нибудь еще нужно для осуществления вашего дьявольски хитроумного плана?
Поглядев друг на друга и как следует подумав, мы решили, что теперь все.
— Ну, удачи вам. — Капитан Коля проводил нас до выхода. — Расскажете потом, что у вас получилось. И кошку вернуть не забудьте: время от времени она нам самим надобится.
Он собственноручно открыл ворота, и мы выехали из них, пятясь задом и разворачиваясь. Потом увидели, как капитан весело помахал нам вслед. Опустив стекло у своей двери, я тоже махнула ему рукой на прощание.
Всю дорогу обратно к особняку Чубатого Костя Шилов вязал узлы. Во-первых, нужно было привязать один конец веревки к кошке, к кольцу на противоположной, некогтистой ее стороне. Затем он стал завязывать узлы по всей длине веревки на расстоянии сантиметров сорок друг от друга.
— По таким узлам лезть удобно, — пояснил Костя.
Когда мы подъехали к особняку, свет в окнах уже не горел. Оно и понятно: шел уже второй час ночи. Мы снова остановились поодаль от хором Чубатого. Но так, чтобы особняк, особенно левая, обитаемая его часть была нам хорошо видна. Снова забегала, заметалась при виде нашей машины по двору собака и опять не гавкнула, потому что из машины никто не вышел. Вокруг было тихо, безлюдно и довольно темно. Единственный фонарь светился у ворот особняка.
— Ну что, ребята, — сказала я, — место тихое, час глухой, все спят, может, начнем? — Подождать лучше немного, — сказал Валера Гурьев. — У них там, в особняке, сейчас самый разгар страсти. Вот часам к трем, когда закемарят, тогда и двинемся.
Это было разумно и справедливо, но мне казалось, не только разумными соображениями вызвано было желание Валеры немного помедлить, но и страхом затевать такое опасное, подсудное, в сущности, дело — устраивать пожар в особняке и пытаться туда проникнуть вместе с пожарными. Только несправедливо было бы приписывать этот страх одному Валере. Я тоже теперь, в самую решительную минуту, чувствовала ужас перед тем, что мы затеваем. Уверена, что то же самое чувствовал и адвокат Пацевич, молчаливо сидевший за рулем машины и открывший окно, чтобы выкурить сигарету. Что же должен был чувствовать Костя Шилов, которому предстояло выполнить самое трудное, самое ответственное? Он, казалось, был совершенно спокоен, но по тому, как поминутно менял положение рук, клал их то себе на колени, то начинал нервно барабанить по панели машины, то подпирал ими голову, будто не знал, куда деть, чувствовала я, что Косте тоже не по себе.
Мы сидели молча, и, несмотря на поздний час, никому не хотелось спать. Поворачиваясь время от времени к Валере Гурьеву, я встречала взгляд его лихорадочно блестевших глаз. Адвокат Пацевич выкурил одну сигарету и тут же потянулся за другой. Потом, видимо почувствовав дурной привкус во рту от курения, закрыл окно, включил радиоприемник. Нашел какую-то радиостанцию, крутившую попсовые песни вперемежку с пошловатыми, претендующими на остроумие комментариями диджея, которые я и в нормальном-то состоянии терпеть не могу, а теперь и вовсе показавшиеся невыносимыми. Я попросила Пацевича выключить радиоприемник, что тот без лишних слов и сделал. Мы снова погрузились в тишину.
— Вот что, ребята, — сказал вдруг Костя Шилов решительно. — Мы с вами тут с ума сойдем от ожидания. До трех еще больше часа, а мы все уже на пределе. Так что давайте я пойду потихоньку. Теперь уже достаточно глухой час, глуше не бывает.
Мы все невольно замерли, восхищаясь каждый про себя, с какой простотой и естественностью решается Костя на этот опасный поступок. Меж тем он вытащил рюкзак с фейерверками и дымовыми шашками, стал надевать его на спину — в тесном салоне «Волги» это было не так-то просто. Потом Пацевич протянул ему баллончик с газом, и Костя зажал его в кулаке правой руки. В левой он держал кошку вместе со смотанной узловатой веревкой.
— Ну, я готов.
— Удачи, Костя. — Это пожелание наперебой, тихо прозвучало из наших уст. И, тяжело вздохнув, словно собираясь прыгнуть в воду, Шилов стал выбираться из машины.
Сторожевой пес за забором чубатовского особняка, казалось, только и ждал этого. Едва Костя захлопнул дверцу «Волги», пес выскочил откуда-то из-под дома и залился яростным лаем. От ужаса я похолодела: в ночной тишине этот лай показался мне оглушительным, способным и мертвого поднять из могилы. Костя стремительным броском переместился к забору — пес приготовился выпрыгнуть из-за ограды. Но не успел — из кулака Кости возникло прозрачное облачко, и свет уличного фонаря радугой отразился в нем. Мы услышали краткое шиканье, затем собачий лай перешел в визг, скулеж, потом и это смолкло. Мы увидели, как пес, закружившись, рухнул на землю. И мне опять стало жаль этого верного и преданного сторожа, невинно страдающего за своих хозяев.
