Чистильщик - Соловьев Дмитрий (электронные книги бесплатно .txt) 📗

Брат Самэ с трудом открыл глаза и едва оторвал голову от жесткой тощей подушки. В комнате, которую он занимал вместе с еще четырьмя братьями, было темно. Часов у брата Самэ не было, но он мог сказать со стопроцентной гарантией, что сейчас было без трех минут пять. Ибо в каждой общине Синро Хикари – Путь Света – на утреннюю службу поднимали ровно в пять утра. А просыпаться за три минуты до подъема брат Самэ – правда, тогда его звали либо просто Мишкой, либо рядовым Волошиным – научился еще в армии. И армейская привычка, забывшаяся за два года после дембеля, вернулась к нему по прошествии двух недель пребывания в общине

Но все равно привыкнуть было трудно. Взять хотя бы те же имена. После двух-трех дней пребывания новичка в общине, наставники – русские и японцы – символически отбирали старое имя и присваивали новое, как они говорили – отражающее внутреннюю сущность неофита. Волошин с трудом привык отзываться на свое, а оно было одно из самых простых, всего два слога, а были и позаковыристей. Брат Самэ простодушно спросил у Наставника значение своего нового имени. И, получив ответ: «акула», поразился, окончательно уверовал в мудрость Наставника. Акулой – из-за острых неровных зубов, росших, казалось, в два ряда – Мишку Волошина звали в роте, а откуда об этом знать людям, видевшим его впервые?

К каждой группе из четырех человек был прикреплен старший ученик, живший с «младшими братьями» в одной комнате, наставлявший их в ритуалах и распорядке общины. Вообще в общине – ее называли Хаси, «Мост» – царила строгая армейская дисциплина, всегда нравившаяся Мишке. И он истово отдался служению и спасению своей души.

Как объясняли Наставники, Учение возникло из Дзэна и Синто, откуда Учитель Гокуяма взял самое лучшее, объединил и приспособил для нынешнего времени и умов неяпонцев. Брат Самэ не вдавался в тонкости философии, но ревностно исполнял все, что предписано уставом общины. А теперь, став на третьем году новой жизни старшим учеником, следил, чтобы так же точно исполняли все и новички.

Ну вот, через минуту брат Огава, стоявший дневальным с трех до пяти ночи, пять раз ударит в гонг и уйдет спать на четыре часа. А для всех остальных, кроме брата Такэ, стоявшего с часа до трех, начнется новый день. Сначала – часовая служба во славу Учителя, полчаса беседы с Наставником, затем час медитации. В полвосьмого – завтрак: рис и овощи, в восемь – два часа в додзе, где до седьмого пота все будут изучать и шлифовать приемы кэндзюцу, каратэ и дзю-дзюцу. Час отдыха, во время которого продолжается беседа с Наставником – и на работу. Кто-то будет копаться в теплицах или на огородах – в зависимости от сезона, – дающих овощи к столу братьев и сестер, кто-то – рубить дрова, а кто-то – работать в мастерских, собирая мебель на продажу или мастеря холодное оружие для тренировок.

В два часа вновь часовая служба, медитация, в четыре – обед из риса, овощей и рыбы, изредка, правда, дают и мясо. В пять – снова в додзе и еще два часа тренировок. Еще час отдыха – и снова на работу. В десять – еще одна часовая служба и медитация. В полночь – отбой.

Хотя брат Самэ был готов, он все равно вздрогнул, услышав первый звонкий удар гонга. Брат Самэ резко отбросил тонкое одеяло и вскочил. Оделся, заправил постель – все это быстро, с армейской сноровкой, вновь проснувшейся в нем, порыкивая в полголоса на подопечных новичков. Словом, обычное начало обычного дня.

Но продолжился день весьма необычно. После завтрака Наставник Ирука отозвал брата Самэ в сторону, остальным велев присоединиться к группе Наставника Оикадзэ, и повел брата Самэ в ту часть здания, куда, кроме Наставников, остальным вход был запрещен. Ирука провел своего ученика узким коридором, мимо вереницы серых дверей, украшенных лишь маленькими табличками с замысловатыми иероглифами. Многие ученики в общине штудировали японский язык, большинство русских наставников знали его в совершенстве, но, сколько ни бился брат Самэ, мудреные иероглифы никак не хотели запоминаться. Да и слова чужой речи плохо оседали в голове; он знал лишь несколько наиболее употребительных слов да команды, подаваемые инструктором в додзе.

Негромко стукнув в одну из дверей, Наставник Ирука вошел в комнату, почтительно согнув спину в поклоне. Брат Самэ последовал его примеру. А когда выпрямился, то остолбенел – на небольшом возвышении перед токонома сидел Учитель Сегимидзу, руководитель местной общины, которого ученики видели лишь по большим праздникам, в День Рождения Учителя Гокуяма и День Обретения Учения. Брат Самэ ошалело стоял столбом, не соображая, что делать далее, язык прилип к гортани. А Учитель Сегимидзу тепло улыбнулся и движением руки предложил вошедшим садиться. Но брат Самэ продолжал стоять в оцепенении до тех пор, пока Наставник Ирука не дернул его за штанину хакама. Тогда брат Самэ привычно опустился на пятки, потупив взгляд.

И Наставник, и Учитель молчали; брат Самэ чувствовал, как их взгляды буквально буравят, пронизывают его. Но он не поднял головы, даже не пошевелился – как того и требовал этикет поведения в подобных случаях. Он сосредоточился на созерцании стыков листов татами перед собой. Брат Самэ мог сидеть так долго – он давно приучил себя к этой позе покорности и внимания. Но сегодня так сидеть было очень трудно – под внимательным взглядом Учителя Сегимидзу.

Очень нескоро Наставник и Учитель обменялись несколькими фразами на японском. А потом брат Самэ услышал такое, что не сразу поверил своим ушам, – Учитель Сегимидзу обратился к нему, простому ученику, и обратился… на чистейшем русском языке!