Арена мрака - Пьюзо Марио (книги серия книги читать бесплатно полностью .txt) 📗
– но как же это может быть, чтобы сын не оплакал смерть матери? Он ведь всегда был нормальным, как все другие мальчики, может быть, чуть привлекательнее, чуть умнее прочих. Я учил его доброте, душевной щедрости, учил его делиться со своими друзьями, верить в бога. Мы так его любили, я и его мать, мы не испортили его. Он был хорошим сыном. И даже теперь я не могу поверить в то, что он совершил, но он мне признался во всем. – Его обрамленные морщинами глаза наполнились слезами. – Он рассказал мне все и прошлой ночью плакал у меня на руках и говорил:
«Папа, я хочу умереть, я хочу умереть». Мы всю неделю вспоминали прошлую жизнь, и вот вчера он расплакался как ребенок и сказал, что хочет умереть.
Профессор осекся, и Лео понял, что у него на лице, наверное, написано омерзение, смешанное с невольной жалостью.
Профессор опять заговорил – тихо, рассудительно и несколько извиняющимся тоном, словно признавая, что его горе было вопиющим проявлением дурных манер. Он продолжал, медленно выговаривая каждое слово:
– Я мысленно перебираю все годы нашей жизни и пытаюсь понять, когда же это началось?
И не могу понять. Я ничего не нахожу. То, что он превратился в чудовище, произошло как-то само по себе. Ужасно так думать. После этой мысли жить не хочется. Вы назвали его чудовищем, Лео, и это правда. И ваш сын мог бы стать таким чудовищем. – Профессор улыбнулся, давая понять, что в свои слова не вкладывает никакого личного смысла, а просто теоретизирует, и эта улыбка на его лице с маской горя казалась усмешкой призрака, бескровные губы так уродливо искривились, что Лео склонился ниже над своей чашкой, чтобы не видеть лица профессора.
Эта улыбка словно высосала из него все силы, и старик опять разволновался.
– Я говорю вам эти вещи, потому что вы жертва. Мой сын и я тоже – мы причинили вам горе.
Что мне теперь сказать? Это было просто несчастное стечение обстоятельств, словно я вел машину и по неосторожности сбил вас. Без всякого умысла. Мой сын просто заболел ужасной болезнью вроде лихорадки, точно он прожил долгие годы на болотах, вы можете это понять? Он должен умереть от этой болезни. Но я верю, что, несмотря ни на что, он хороший. Я верю, что он хороший. – Профессор заплакал и заговорил громко, истерически:
– Бог сжалится над ним, бог сжалится над ним!
Один из спящих солдат поднял голову от стола и крикнул:
– Заткнись, бога ради!
Профессор замолк. Лео сказал:
– Давайте вздремнем немного и потом поедем дальше. Только сначала покурим.
Выкурив по сигарете, они положили лица на ладони, и профессор тут же заснул, а Лео не смог.
Он поднял голову и стал смотреть на румяные булочки, разбросанные по замызганному столу.
На боках алюминиевого чана с кофе играли золотые блики – отсвет горящих под потолком лампочек. Ему не было жалко старика: он просто не мог чувствовать к нему жалости. Его собственное страдание, вошедшее в плоть и кровь, выработало в нем иммунитет к чужому горю. Но он знал теперь, как горевали о нем мать и отец, – это было жестокое страдание. Сквозь подступивший сон в его усталом сознании возникло мутное видение бесконечной вереницы злодеев, осуждаемых на смерть в полном соответствии с юридическими нормами, и эти смерти расползались, как эпидемия, заражали миллионы безвинных людей. Так было и так будет – и, уронив голову на доски стола, он сонно размышлял о чудесном разрыве этого порочного круга, когда после каждой казни родственникам осужденных будут давать маленькую таблетку забвения. И, уже погрузившись в сон, он окунул длинную стальную иглу в чан с кофе и высосал оттуда золотые блики, потом выпустил их в пробирку с черной жидкостью, смешал и всадил иглу профессору в шею, всадил глубоко, пока игла не ткнулась в кость, и впрыснул жидкость из шприца. Профессор повернул к нему свое лицо, на котором застыло выражение покорной благодарности.
Они проснулись на рассвете и отправились в долгий путь до Бремена, вступая в разговор лишь по необходимости. Дневное солнце уже начало клониться к западу, когда они въезжали в предместья Бремена, и Лео вскоре притормозил у дома, где жил профессор.
Лео специально заставил мотор зареветь, чтобы не слышать слов благодарности старика, и быстро уехал. Он замерз, устал, но спать ему не хотелось.
Он поехал через весь город, мимо полицейского управления, потом по Шваххаузеру и свернул на Курфюрстеналлее. Он медленно ехал по извилистой длинной улице, обсаженной деревьями, и солнце и свежий ветерок освежили его. Подъехав к офицерскому общежитию, он снял ногу с педали газа и въехал на тротуар так, что левые колеса джипа остались на мостовой, а правые – на тротуаре. Он стал подгонять машину к дереву, но джип двигался быстрее, чем ему казалось, и от толчка в ствол его голова дернулась назад. Он чертыхнулся, откинулся на спинку и закурил, потом дал три сигнала.
Окно распахнулось, но вместо Геллы на улицу выглянула фрау Заундерс.
– Фрау Моски нет. Ее утром увезли в госпиталь. Преждевременные роды.
Лео от неожиданного известия даже привстал.
– Как! С ней все в порядке?
– Все отлично, – ответила фрау Заундерс. – Родился мальчик. Роды прошли удачно. Герр Моска сейчас там.
Лео не стал ей ничего говорить, развернулся и помчался в городской госпиталь. По пути он остановился у офицерского клуба и дал немцу-привратнику пачку сигарет за большой букет цветов, который тот нарвал для него в саду.
Глава 16
Моска услышал, как из соседнего кабинета Инге зовет его к телефону. Он вошел и взял трубку.
– Герр Моска, это фрау Заундерс. Час назад вашу жену увезли в госпиталь. По-моему, у нее начались роды.
Моска помолчал, оглянувшись на Инге и Эдди, словно они могли подслушать его разговор.
Но они оба были поглощены работой.
– Но ведь это на две недели раньше срока, – сказал Моска и увидел, как Эдди и Инге тотчас оторвались от бумаг и взглянули на него.
– Это роды, – повторила фрау Заундерс. – Сегодня утром, когда вы ушли, у нее начались схватки. Я позвонила в госпиталь, и за ней прислали санитарную машину.
– Хорошо, – сказал Моска. – Я еду.
– Позвоните мне, когда что-нибудь выясните, – попросила фрау Заундерс.
– Обязательно, – ответил Моска, и, прежде чем он положил трубку, фрау Заундерс добавила:
– Она просила вам передать, чтобы вы не волновались.
Эдди Кэссин поднял брови, когда Моска сообщил ему новость, позвонил в гараж и вызвал машину.
Когда подъехал джип, Эдди сказал:
– Встретимся в «Ратскелларе» за ужином, если сможешь приехать. И позвони мне, если что-нибудь понадобится.
– Может быть, это еще не роды, – сказал Моска. – Она большая паникерша.
– Она молодец, – сказал Эдди уверенно. – Конечно же, она рожает. Иногда это случается.
Я уже через все это прошел, – он пожал Моске руку и заключил:
– Считай, тебе повезло.
По пути в город Моска стал по-настоящему нервничать. Внезапно он испугался, что она неизлечимо больна, и попросил шофера:
– Скорей!
Шофер возразил:
– У меня инструкции. Я знаю правила дорожного движения.
Моска бросил шоферу полную пачку сигарет на колени. Джип с ревом понесся быстрее.
Городской госпиталь занимал несколько кирпичных зданий в большом парке с множеством тропинок и зеленых лужаек. Парк был окружен железным забором, увитым плющом, который скрывал колючую проволоку. Вдоль всего забора на равном расстоянии друг от друга виднелись железные калитки. Но главный въезд для посетителей был широким, и сквозь ворота свободно могли проехать даже грузовики. Джип въехал в главные ворота и медленно двинулся по аллее, осторожно огибая бредущих немцев.
– Узнай, где родильное отделение, – попросил Моска шофера.
Джип остановился. Шофер перегнулся через дверь и спросил у проходящей мимо медсестры дорогу, потом отпустил тормоз. Моска откинулся на спинку сиденья и, пока они медленно колесили по территории госпиталя, уговаривал себя успокоиться.
