Терпеливый снайпер - Перес-Реверте Артуро (полная версия книги txt) 📗
Галерея, сужаясь, выходила в черный прямоугольник, и оттуда, когда Снайпер погасил фонарь, пошло слабое свечение, в котором виднелись металлические блики на двойной колее и стена с трубами и кабелями. Мы были уже в трех-четырех шагах от входа, когда вновь раздался грохот, который на этот раз был подобен нарастающему реву, и одновременно тугая струя воздуха ударила мне в лицо, стегнула по ушам так, что на миг я оглохла, перед глазами у меня промелькнула ослепительная вспышка, а потом со страшной скоростью понеслись светящиеся квадратики, напоминая искру, разъятую на элементы стробоскопом.
– Поезда проходят примерно через каждые пять минут, – сказал Снайпер, когда грохот отдалился.
Он, казалось, наслаждался тем, что ему удалось меня ужаснуть. Снова включив фонарик, осветил мое лицо.
– Хочешь действий?
– Конечно, – ответила я, уже немного придя в себя.
– Ну, пошли… Только помни – с этой минуты говорить надо шепотом. Здесь голос разносится очень далеко, хотя вроде и не скажешь… И выключи мобильный.
Я сунула руку в карман, делая вид, что послушалась, но на самом деле только убрала звук. По другую сторону отверстия рядом с колеей я заметила нечто вроде ниши метра два шириной. Когда мы забрались в нее, я заметила, что тоннель здесь описывает кривую. Издали просачивался свет – вероятней всего, от ближайшей станции метро. И в этом далеком, зыбком, тускло-мертвенном свете различались рельсы и стена – широкая, чистая, гладкая, без единой отметины.
– Вот она, – сказал Снайпер.
И снова включил фонарик на несколько секунд – этого времени хватило, чтобы разглядеть участок пути, проходившего у самой стены слева от нас.
– Места, сама видишь, мало. Укрыться негде. Появится поезд – размелет нас с тобой в муку.
Он погасил фонарь и помолчал, как бы давая мне время освоиться с этой идеей.
– Единственное убежище – вот эта ниша.
Он взял меня за руку, заставляя влезть немного выше. И побуждая проверить самой.
– Задача в том, чтобы одновременно заниматься стеной и не прозевать, когда появится поезд.
– А когда появится?
– Вовремя заметить и впрыгнуть сюда. Потом – назад и продолжать работу. Я же говорю, они ходят с интервалом в пять минут. А те, которые в другую сторону, нам не опасны.
– Но машинисты нас заметят, наверно? Там же фары.
– Может, заметят, а может, и нет. В любом случае сомневаюсь, что какой-нибудь служащий метро или охранник отважится нас здесь преследовать. Им придется перекрыть движение на всей линии… Никто не станет затевать такое ради нескольких райтеров.
Глаза у меня привыкли к темноте. Теперь я отчетливее разглядела тоннель, изгиб колеи, отблеск отдаленного света на рельсах, минимальное расстояние от них до стены с нашей стороны. Не больше метра, прикинула я. Недостаточно, чтобы уберечься, как ни вжимайся в стену. Поток воздуха от состава запросто с нее сорвет.
– Ты это приготовил для своих мальков?
– Да. Такой вот вызов.
Я удивленно покачала головой:
– Это же смертельный риск.
– Мы говорили об этом утром, – ответил он. – В наши дни разница между уличным искусством и пачканьем стен так просто не дается. Ее надо завоевать.
– Тебе совсем безразлично, что с ними может случиться?
Прикрывая огонек зажигалки щитком ладоней, он прикурил.
– Какое мне дело? Силой их никто не гонит. Одни ставят сложные математические задачи, другие строят научные гипотезы. Я организую интервенции. Они остаются в теории, пока кто-нибудь не решится воплотить их на практике.
– И погибнуть.
Снайпер рассмеялся:
– Или нет. Меня уже не касается, погибнут они или выживут.
Присев на корточки у края ниши, он курил и чутко вслушивался – не идет ли поезд.
– Между прочим, ночью-то метро закрыто, – заметила я. – Что мешает пробраться сюда на рассвете и изрисовать все, что душе угодно?
Он ответил не сразу:
– Есть правила. Некий кодекс. Все знают, что такое эта стена. И нужны свидетели, которые подтвердят, что все было сделано как положено. Снимут процесс на видео, выложат в Интернете… Для райтеров только одно слово имеет значение, и слово это – «репутация». Ради нее все и затевается.
В отдалении раздался какой-то шум, и Снайпер замолчал. В полумраке я видела, как он вскинул руку, требуя тишины. Но шум не повторился.
– И тот, кто смошенничает, заслужит всеобщее презрение, – прошептал он через секунду и погасил сигарету.
Потом вышел в тоннель, перешагнул рельсы и опытной рукой ощупал стену, определяя, гладкая ли она, чистая ли, не слишком ли разъедена сыростью, не осыплется ли штукатурка под струей краски.
– Хорошая неаполитанская стена, – вынес он вердикт.
Вернулся в нишу, сбросил рюкзак под ноги. Потом стянул с себя куртку. Из рюкзака достал два баллончика, встряхнул их, отчего они зазвенели, и один отдал мне.
– Последовательность действий знаешь? Нанести контуры, заполнить, раскрасить… Я наношу, ты заполняешь красным. Идет?
Он протянул мне еще пару резиновых перчаток. Сам надел другую. И присел рядом.
– Поезд пройдет – тогда.
Поезд появился спустя полминуты. Показались два страшных огненных глаза, а перед ними несся нарастающий грохот. Подражая Снайперу, я зажала уши – и тут в каких-то двух метрах от нас пролетел, рассыпая искры, длинный сполох, распадающийся на подвижные прямоугольники света, – пролетел и скрылся в тоннеле, оставив во мне такое ощущение, будто промчался он по мне, раздавив и оставив пустоту в ушах и в легких вместе с едким, бьющим в ноздри запахом сильно разогретого железа и резины.
Еще не вполне стихла дрожь во всем теле, отозвавшемся на грохот состава, а Снайпер положил мне руку на плечо:
– Пора. Много дела.
Мы вышли в тоннель по путям. Не без растерянности я взглянула на своего спутника, ожидая инструкций. Силуэт его против света четко вырисовывался на стене – голова в капюшоне, вытянутая левая рука с баллончиком, откуда с шипением уже вырвалась первая струя белой краски, прочертившая огромную дугу. Я поняла, что он с поразительной скоростью и слаженностью провел сверху вниз виток, выпуклой частью обращенный влево, и сейчас же, сантиметрах в шестидесяти от него – другой, обращенный вправо, так что получилась огромная заглавная буква S, первая буква его тэга.
– Заполняй контур.
Я как во сне шагнула вперед. Белый контур был виден отчетливо. Я встряхнула баллончик, вскинула руку и сверху вниз, равномерно раскачивая аэрозоль туда-сюда, начала закрашивать красным пространство внутри буквы. Снайпер рядом со мной – почти плечом к плечу – выписывал следующие контуры. Я уже завершала свои труды, дойдя до самого низа, когда из тоннеля донесся рев налетающего поезда.
– Давай в нишу, – сказал Снайпер.
Гибельные фары приближались, освещая изгиб тоннеля. Мы торопливо метнулись в свое тесное убежище; я поставила баллончик на землю, заткнула уши, а в это время налетевшая в невыносимом свете и грохоте змея резким толчком встряхнула меня, точно я оказалась в центре торнадо. Лихорадочно застучало сердце. На миг от страха и напряжения захватило дух. Потом немного пришла в себя, схватила аэрозоль и снова взялась за работу. Снайпер уже был на своем месте и продолжал выписывать контуры букв.
– А ты вправду думаешь, что Крот прав? – спросил он внезапно. – И я ношу маску?
Я вздохнула – медленно и очень глубоко, – чтобы успокоиться.
– Не знаю. Но в одном уверена. Мертвые – не выдумка. Те, кто погиб, вверив тебе свою душу, погибли на самом деле.
Крепче стиснув в руке спрей, я усердно закрашивала вторую букву. И лишь чуть погодя добавила:
– И если ты обманул их, нет тебе прощения.
– Но ведь это никому не дано знать до самого финала, нет? А до тех пор буду жить под сенью благодатного сомнения.
Он отступил на пути, чтобы оглядеть всю композицию.
– Единственно возможное искусство должно иметь дело с человеческой глупостью. Превращать искусство для дураков в такое, где быть дураком даром не проходит. Я возношу глупость и абсурд нашего времени до уровня шедевра.
