Перстень с печаткой - Беркеши Андраш (книги бесплатно без TXT) 📗

— Что за чертовщина! Да ведь Кара даже и не знал Марианну Калди!

— Ошибаешься! Знал. Марианна была тогда невестой Харасти. А Харасти был другом Кары. Но это и в самом деле уже неинтересно. Товарищи попросили меня разобраться во всей этой истории. Вот скажи мне: что за человек Кальман Борши?

6

Ночь Кальман провел плохо, спал беспокойно. Возвратившись в отель, он первым делом прочитал интервью. Воспоминания доктора Марии Агаи растревожили его душу, вызвали старые, с таким трудом изгнанные из памяти воспоминания, разбередили чуть зажившие раны, воскресили думы о Марианне, и это было болезненнее всего. Он не знал ни доктора Агаи, ни Татара — одну только Марианну, о которой доктор говорила с удивительной теплотой. Как сказала Мария Агаи, она жизнью была обязана этой смелой девушке.

Кальман лег в постель, но долго не мог заснуть: в голову то и дело лезли какие-то дурацкие мысли, а когда он наконец задремал, начали сниться сны, один фантастичнее другого.

Проснувшись поутру, Кальман решил не дожидаться следующего дня, а заплатить по счету и поскорее уехать домой. Думал, что рядом с Юдит он наверняка быстро придет в себя, успокоится. Кальман умылся холодной водой, подставив голову прямо под кран, затем наспех, кое-как оделся и торопливо сбежал вниз, в холл, где заявил портье о своем отъезде и попросил составить счет. Разговаривая с портье, Кальман почувствовал, что за ним следят, и от этого ощущения не мог освободиться весь день. Помчался в книжный магазин, купил альбом Браке. Проследил, чтобы получше запаковали покупку. А на душе у него становилось с каждой минутой все тяжелее. В довершение всего пошел дождь, и это еще усугубило его и без того плохое настроение. Подходя к гостинице, Кальман был уже так взвинчен, что решил ни минуты больше не оставаться в Вене, а поскорее собрать вещи, позвонить в венгерское посольство и сказать, что со вчерашнего дня какие-то неизвестные люди следят за ним, что он просит защитить его, приехать за ним на дипломатической машине или на чем угодно и организовать его отъезд домой.

Кальман заплатил по счету, поднялся к себе в номер и принялся лихорадочно упаковывать вещи.

В дверь постучали. Не оборачиваясь, Кальман крикнул:

— Herein! [3]

Он услышал, как отворилась дверь, подождал, пока вошедший скажет что-нибудь. Но за спиной царило молчание, и он медленно повернул голову.

Возле стола стоял доктор Игнац Шавош.

Доктор улыбался спокойно и самоуверенно, а Кальман буквально окаменел. В голове мелькнула мысль: что делать? Нужно было что-то сказать, а язык словно прирос к небу.

Прошло несколько минут, прежде чем он пришел в себя и смог выговорить:

— Ты жив?

В ответ Шавош рассмеялся и сказал:

— А отчего же мне не жить?

Он подошел к Кальману, обнял его, а Кальман даже не нашел в себе силы отстраниться.

— Приди же в себя, мой мальчик. Я жив, как ты видишь, здоров, но, признаться, на такой недружелюбный прием не рассчитывал.

Наконец Кальман взял себя в руки.

— Откуда ты узнал, что я в Вене?

Шавош закурил сигару, затем достал из внутреннего кармана газету и развернул ее.

— Открытие Аннабеллы! — со смехом ответил он. — Сидим мы с ней, попиваем чай, вдруг она как закричит: «Смотри, Кальман!» Коротенькое сообщение, что кандидат физико-математических наук Кальман Борши выступил на венском конгрессе. А поскольку мне все равно нужно было ехать сюда, я и решил, дай, думаю, навещу.

— Почему ты за столько лет ни разу не дал знать о себе? Мне говорили, что ты бывал в Будапеште. А поскольку ты не навещал меня, я уже начал сомневаться в этом, и грешным делом, подумал, уж не умер ли ты.

— Может быть, ты оплакал меня и мысленно похоронил? — спросил Шавош с легкой иронией.

Кальман смутился. Он взял со стола спичечный коробок и принялся вертеть его в пальцах, не зная, что сказать в ответ.

— Думаю, — проговорил он наконец, — что я не стал бы тебя оплакивать. — Он вздернул брови и пристально посмотрел на дядю. — Да, собственно, это было бы и ни к чему. Ты жив, здоров, в отличном настроении. В лучшем, чем когда-то. Одним словом, мог бы и написать.

Шавош поправил галстук и посмотрел испытующе на продолговатое, худощавое лицо Кальмана.

— Не хотел причинять тебе неприятности. Ты ведь и сам хорошо знаешь, что события в Венгрии завершились не так, как мы рассчитывали в свое время…

Шавош осмотрелся в комнате, остановил взгляд на открытом чемодане, на разбросанных вещах.

— Когда ты уезжаешь?

— Сегодня вечером.

— Разве не завтра утром?

— Собирался, — подтвердил Кальман, а про себя подумал: «Откуда ему это известно?» Догадка уже начинала шевелиться у него в мозгу, но он ничего не спросил. — Хочу поскорее быть дома.

— Останься еще на денек. Погости у меня.

— Нет. Я мог бы, конечно, остаться, но не останусь. Достаточно было этих десяти дней. Если хочешь, мы можем выпить чего-нибудь. Столько денег, чтобы угостить тебя, у меня еще осталось.

Шавош захохотал.

— Как я вижу, ты сделался настоящим социалистическим барином. Отец твой тоже был барином, но не социалистическим. Просто демократически мыслящим венгерским аристократом.

— Жизнь не стоит на месте, а идет, дядя Игнац, и, хотим мы того или нет, нам нужно идти с нею в ногу — развиваться, изменяться. Я попробовал не считаться с тем, что мир меняется. Заперся в четырех стенах, окружил себя научными теориями, учеными трудами. Но из этого ничего не получилось. Жизнь сама ворвалась ко мне.

— В данном случае жизнь, если я не ошибаюсь, олицетворяют для тебя Юдит Форбат и товарищ майор Домбаи?

Кальман ничему больше не удивлялся. Теперь он уже понимал, что Шавош не «случайно» приехал в Вену и что о его, Кальмана, пребывании в Вене узнал он не из «открытия» Аннабеллы.

— Ты очень хорошо информирован, — сказал он хрипловатым голосом и покашлял, словно у него запершило в горле.

— Я внимательно следил за всем происходящим там.

Кальман закрыл окно, повернулся и устремил взгляд на доктора. Неожиданно мелькнула мысль: а что, если бы он сейчас ударил Шавоша, разбил ему голову или даже удушил его? Разве не было бы это гуманным поступком? Такие волки, как Игнац Шавош, живут вне закона.

— Видимо, — сказал он вслух, — ты навестил меня не только для того, чтобы выразить мне свои родственные чувства.

Шавош, не моргнув глазом, выдержал взгляд Кальмана.

— Не только для этого, — признался он. — Я давно уже хотел с тобой повидаться. Хотел похвалить тебя. И не только я, но и мои шефы.

Кальман остался совершенно спокоен. Теперь, когда он узнал истинную причину неожиданного визита дяди Игнаца, смятение его прошло, и он уже отчетливо представлял себе, что ему надо делать.

— Да что ты? — воскликнул он. — Чем это я заслужил вашу похвалу?

— Своей деятельностью, мой мальчик. Ты отлично все это время работал. Я бы сказал — гениально! Ты внедрился в дубненский атомный центр. Ведь одно это своего рода подвиг! И дело Уистона во время боев в Будапеште ты тоже отлично провел.

— Вы ошибаетесь, дядя Игнац. Как мне ни жаль, но я вынужден вывести вас из заблуждения. Я никуда не внедрялся. И с тех пор, как наша связь оборвалась…

— Нашу связь, мой мальчик, оборвет одна только смерть, — перебил его Шавош.

— Тогда одному из нас придется умереть! — заключил Кальман.

— Жаль нас обоих, — спокойно заметил Шавош, подавив зевок. — Тебя — потому что ты стоишь на пороге свадьбы и делаешь еще только первые серьезные шаги на своей научной стезе, меня — потому что моя смерть отнюдь не решила бы твоей проблемы. Ну, убьешь ты сейчас меня, а завтра или послезавтра какой-то новый «доктор» постучится в твою дверь.

— Не надо так изощряться, дядя Игнац, — сказал Кальман. — Знаю я, чего ты хочешь, вернее, чего бы ты хотел. Но я не боюсь ни тебя, ни твоих угроз. Так что к чему эти разговоры? Что было, то прошло, и мы оба за это время сильно изменились. Как с родственником я согласен продолжить беседу с тобой, но если ты намерен вести со мной переговоры в каком-то ином качестве, я вынужден буду сказать тебе: сэр, закройте дверь с обратной стороны.