Дар экстрасенса (сборник) - Литвиновы Анна и Сергей (лучшие книги TXT) 📗
Назавтра, решила я, объявляется День Забвения и Избытия Горечи. А это значит – поход в салон красоты, и шопинг, и новые визиты в «Идеальные чашки» и «Сладкоежки». Я буду делать все, чтобы развеяться, забыть Георгия, теперь уже навсегда, и поднять себе настроение…
Однако у бабулиного подъезда на Лиговке я увидела нечто, от чего у меня в пятки ухнуло сердце.
Первой моей мыслью было бежать, но ноги приросли к асфальту.
А тут и он повернулся. И увидел меня.
И бросился ко мне. И заключил в объятия. И заплакал. А потом стал медленно сползать по мне, становясь на колени, но по-прежнему не отпуская меня из кольца своих рук.
– Боже мой… – простонал он.
Да, это был он. Денис.
– Боже мой, это ты. Это правда. Ты жива.
Мне оставалось только глупо улыбаться и плакать – от его слез и его верности.
– Я нашел тебя, – только и шептал он. – Боже! Ты жива.
– Да, это я, и я жива, – по-идиотски ответила я.
– Как хорошо! – продолжал бормотать он. – Я не верил, не верил, не верил!.. Господи, как же я тебя искал!.. Я бы умер, если б не нашел тебя… Тебя не опознали… Слава Богу… А потом та самая барменша… В зале отлета в аэропорту… Она слышала краем уха ваш разговор с тем парнем и рассказала мне о вашем обмене… Ксюшечка моя, милая! Ты жива!..
Денис то смеялся, то плакал, стоя на коленях и уткнувшись лицом мне в лоно.
– Надо мной все смеялись, а я бросился в Питер… Все гостиницы обошел, все кафе… А потом мне подсказали про бабу Зину… Господи, зачем ты со мной это сделала? Почему ты хотя бы не позвонила? Ты совсем не любишь меня, да?..
– Встань, – сказала я сквозь слезы, но он ничего не слышал и только бормотал:
– Я тебя нашел, и теперь неважно, любишь ли ты, я буду любить тебя так, что хватит на двоих, и я никуда не отпущу тебя, и даже рук никогда не разниму… Ты моя, моя, моя!.. Слышишь: теперь ты навсегда моя!..
А я не могла ничего ответить Денису, потому что тоже плакала – и молча пыталась поднять его с колен, потому что было ужасно неудобно: мы стояли ровно посреди питерского двора-колодца, и кое-где в окнах уже стали появляться первые любопытствующие лица.
– Динька, а ты стал совсем другой… – пробормотала я.
Он обнял меня еще крепче, а я выдавила:
– И, наверно, проголодался ужасно… – И сквозь слезы улыбнулась и запустила руки в его шевелюру: – Пойдем, я тебе что-нибудь приготовлю… Баба Зина разрешит… Для начала хотя бы яичницу…
Игра на миллион
Крошки не сомневались: это они выбрали место рядом со мной.
Девушки продолжали беспечно щебетать, не обращая на меня никакого внимания. Совсем юные, обе в коротких юбках, только одна – писаная красотка, а вторая – страшилка, типичный мышонок.
Я еще раз скользнул по ним нарочито равнодушным взглядом и незаметно набрал «готовность плюс два». Им осталось болтать две минуты, ровно до следующей станции.
* * *
Мы с Катькой – полные антиподы, до такой степени разные, что однажды на улице к нам какой-то извращенец подвалил и позвал в порнушке сниматься. Классный, сказал, будет контраст: она – блондинка, тощая, как жердь, и я – темно-русая толстушка. Катька вечно ржет и стреляет направо-налево голубыми глазищами. А я смотрюсь букой, и глаза у меня скучные, карие. В общем, она – роскошная колибри, а я – самый обычный воробей.
Мы с ней дружим с первого класса. И в школе-то все удивлялись, что у нас общего: у нее одни мальчишки на уме, а у меня – сплошь учеба. А сейчас, когда выросли, живем и вовсе по-разному. Только все равно общаемся. Ну и пусть Катька ярким мотыльком скачет из клуба в клуб, от одной «любви до гроба» к еще более сильной и страстной. Я не обращаю внимания, что она до сих пор глупо мечтает, как станет крутой, известней Летиции Касты, фотомоделью и будет разъезжать по всему миру в сопровождении восхищенной свиты фотографов и поклонников. Я все равно ее люблю. Тем более, что в моей собственной распланированной и упорядоченной жизни мне часто бывает скучно. Вечные учеба – работа – дом – скромные джинсы… И только феерическая Катька мне помогает хотя бы иногда вырваться из этого опостылевшего, «как положено», круга.
Вот и сегодня мы обе, в коротких юбках и на высоченных каблуках, на одном из последних поездов метро возвращались из клуба. Время провели потрясно: флиртовали, хохотали, позволили себе изрядно коктейлей, набрали немало роскошных мужских визиток и сейчас занимались их сортировкой. Решали, кому позвоним, а кого без всякой жалости спустим в унитаз… Так весело! Только безумно жаль, что через полчаса мы разбежимся по домам, у меня завтра тяжелый день и послезавтра тоже, и, конечно, никому из этих шикарных мужчин я так и не решусь позвонить…
Поезд затормозил. «Станция «Октябрьская», переход на кольцевую линию», – равнодушно объявил диктор. Двери разъехались, кто-то вышел, кто-то зашел… К нам приблизились двое мужчин, кокетка Катька наградила их автоматически ласковым взглядом… и вдруг жалобно, подбитым птенчиком, вскрикнула. Потому что один из вошедших схватил ее за предплечье, а второй – грубо сдернул с сиденья.
– Эй, вы что!.. – начала было я.
Но Катьку уже вытащили из вагона, а на меня вдруг налетел еще один мужик. Третий. Он сидел по соседству с нами и умело притворялся, что спит. Грубо прижал меня к спинке сиденья, прошипел: «Сидеть!..»
– Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Шаболовская», – провозгласил репродуктор.
– Нет! – заорала я.
И он неожиданно меня отпустил. Метеором ринулся к выходу, разомкнул уже захлопывающиеся двери и был таков. А я, растерянная и дрожащая, осталась в вагоне.
Поезд тронулся.
– Ни фига себе фига! – прокомментировали инцидент сидящие напротив подростки.
* * *
…Слушать меня никто не стал.
Машинист поезда, которого я вызвала по громкой связи, посоветовал выйти на следующей станции и обратиться в милицию. А милиционер, которого я с трудом нашла на «Шаболовской», скептически оглядел мою короткую юбку, приправленную высоченными каблуками, принюхался (сколько ни жуй жвачку, а запах «Мохито» она не забивает) и скептически изрек:
– Подружку похитили, говоришь? А ну, ехай в УВД и заявляй!
– Да вы что? – возмутилась я. – Это ж время! Пока я ездить буду, с ней что угодно может случиться!
– А я че сделаю? – пожал плечами милиционер. – Вертолет на «Октябрьскую» пошлю?
Действительно, что может сделать наша милиция… Тем более, я по глазам вижу: он мне совсем не верит. Мало ли, читаю по его лицу, шляется в метро сумасшедших поддатых дамочек… И в УВД к моей истории отнесутся аналогично. К тому же как в это УВД добираться? Метро закрывается, автобусы уже не ходят, а денег на такси у меня нет.
И я побитой собакой поехала дальше. К нам с Катькой, в «Беляево». Но, выйдя из метро, помчалась не к себе – к подруге.
Дверь открыла Катина мама. Как всегда, уставшая, с потухшими глазами.
– Здравствуй, Маруся… – вяло кивнула она. – А Кати еще нет…
– В том-то и дело! – горячо выкрикнула я.
И рассказала, что случилось.
Но Катина мама даже за валерьянкой на кухню не пошла. Только тяжело вздохнула:
– Ох, Маруся, да не забивай ты себе голову! Кому Катька нужна, чтоб ее похищать! Небось, дружки очередные… Резвятся… Нагуляется – придет. Иди, отдыхай. – И с легкой завистью поинтересовалась: – Тебе ведь завтра в институт?
– А вечером на работу, – кивнула я.
– Вот молодец, девочка, – грустно кивнула Катина мать.
И я поплелась домой. Бедная Катька… До такой степени мотылек, что ее даже родная мама искать не захотела.
* * *
Следующий день у меня вышел нелегким. Четыре пары с восьми утра. Потом я коротко пообедала и еще два часа сидела в библиотеке – надвигался тяжелейший коллоквиум по анатомии. А к восьми вечера я поехала на работу – мне сегодня в ночную смену.
