Казнь без злого умысла - Маринина Александра Борисовна (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
– Если ты хочешь получить свою информацию, нам придется завтра выехать пораньше, – сказала Настя. – Егоров может с нами встретиться только с утра, потом он будет весь день в бегах.
Юра внимательно посмотрел на нее, взял из вазы крупное желто-красное яблоко, с хрустом надкусил и начал жевать. Набросил на стул полотенце и сел напротив.
– Опять крутишь? – хмыкнул он. – Выкладывай, что случилось.
Да, не обмануть ей Короткова. Тридцать лет дружбы псу под хвост не выкинешь. Она посмотрела вокруг: Инна далеко, гость плавает, второй гость и хозяин дома еще не вышли из парной, во всяком случае, душ не шумит и вода в купели не плещет. Она постаралась обойтись минимумом слов, Юрка и так все поймет.
– Короче, Виктор просит помочь. Мы, конечно, не обязаны, да и права не имеем, но он ведь нам помогает… И потом, Юр, с этими участками под застройку все так скучно!
– Ну да, – кивнул он, – тебе движуха нужна, куда ж наша Пална без драйва. Ладно, помогай, я без тебя вполне справляюсь.
– Ты не понял. – Настя понизила голос. – Ты должен помочь. Ты. Мне уже нельзя.
– Ну здрасьте! А кто в мэрию поедет и в Кадастровую палату? Я кругом договорился, мне завтра обещали сделать копии нужных документов…
– Я съезжу. Скажешь – куда, к кому и какие документы получить, я все сделаю.
Коротков внезапно рассердился.
– Слушай, во что ты меня втягиваешь? Ты вообще соображаешь, чем это пахнет, если нас поймают на этом деле? Или тебе полковник Баев страсть как понравился? Лично мне – нет. Я бы от него держался подальше.
Да, полковник Баев… Встреча с ним – не самая приятная перспектива. Угрюмый, злой, недоверчивый, тяжелый. Но задача в том и состоит, чтобы избежать беседы с ним в связи с Витей Егоровым. Впрочем, если такая беседа и состоится, то будет не мирный разговор, а скандал. Значит, надо просто очень постараться.
– Надо постараться, чтобы не нарваться… – задумчиво продекламировала Настя.
– Чего это ты стихами заговорила?
– Да так… Вспомнила одну забавную историю. Так что скажешь?
– Сказал бы я тебе, – пробурчал Коротков. – Ладно, завтрак в семь, выезжаем в восемь. Пойдет?
– Я тебя обожаю!
Настя вскочила с места и звонко поцеловала Короткова в макушку. Потом сообразила, что их видят и Инна, и плавающий в бассейне сотрудник администрации, но решила, что ничего страшного. Ну, подумают они, что московские гости – любовники, и что? Они наверняка и без того так считали.
Наконец со стороны двери, за которой находилась парная, раздались звуки, свидетельствующие о том, что вот-вот в бассейне появятся хозяин с гостем. И Настя решила, что будет лучше, если они ее здесь не застанут. Она подошла к Инне, сказала, что завтракать они собираются в семь утра, выразила восхищение тем, как долго Петр Сергеевич может находиться в парилке, и умчалась спать.
Но перед тем, как лечь, отправила два сообщения, одно – водителю Володе, второе – Егорову.
Хмель навалился быстро, с первым же выпитым стаканом, но после звонка Каменской начал отступать. Майор Егоров постарался свернуть такие приятные посиделки с коллегой, сославшись на пристальное внимание начальства, которое доверило ему работу по серьезному делу, распрощался, поблагодарил за полученную информацию и направился домой. Жил он минутах в пятнадцати ходьбы от здания городского УВД. Машину он перед встречей с коллегой благоразумно отогнал к дому, ибо не без оснований подозревал, что выйдет из здания в таком состоянии, в каком за руль лучше не садиться.
Придя в свою квартиру, не стал включать электричество, разделся в темноте, разбавленной тусклым светом, льющимся из окон: в центре города улицы ярко освещены в любое время суток, да и не в центре тоже, не то что прежде. Когда мэр привел нового начальника УВД, полковник Баев первым делом взялся за наведение порядка и спокойствия на улицах. Всюду появилось хорошее освещение, а вот алкаши и наркоманы, наоборот, куда-то исчезли. Патрульно-постовая и дорожно-патрульная службы заметно оживились, в их работе стало прослеживаться даже какое-то подобие старательности.
Чайник на кухне Виктор тоже включил, не зажигая света. Он вообще не любил света в своей квартире. С тех пор, как в один день потерял всю семью, он не выносил вида этих стен и этих вещей, которые, казалось, равнодушно не заметили утраты и продолжали быть такими же, как и раньше, когда живы были и жена, и дети… Он тогда сильно запил, а очнувшись, понял, что пропил все, что было отложено, и еще в долги влез. Речь уже не могла идти о том, чтобы сделать ремонт, изменить цвет стен и купить новую мебель, на это просто не было денег. Поменять эту квартиру на другую он тоже не мог: не брать же с собой старые вещи, а новые купить не на что. Долги бы отдать… И Егоров решил просто не видеть. Не смотреть. Научился жить в темноте, в светлое время суток старался не находиться дома, а если приходилось – сокращал это время до необходимого минимума. Сидел на работе. Брал дежурства, подменяя всех желающих. Или пил. Раз в месяц, в день зарплаты, звал соседку, которая в его отсутствие за пятьсот рублей делала уборку, мыла полы и протирала пыль.
Зато теперь он не боялся ослепнуть: в своей квартире он ориентировался на ощупь ничуть не хуже, чем при свете. Даже бриться научился, не зажигая свет в ванной. Если не с тяжкого похмелья, конечно.
Заварил крепкий чай, бросил в кружку несколько кусков сахару, сел за стол, подперев ладонью подбородок.
Что-то не так. Вернее, понятно, что именно не так, но пока непонятно почему. Почему так вышло? Кто кого обманул? Или кто кого не так понял? Очень рискованно делать опрометчивые шаги, не понимая, что происходит на самом деле. Сейчас на карту поставлено все: или он выплывет, или пойдет ко дну окончательно. При втором варианте его в самом лучшем случае уволят, а вот в самом худшем могут подставить под статью, и вместо мирной жизни пенсионера, майора в отставке, он пойдет зону топтать. Если выплывет – сможет вернуться к работе, привычной и любимой.
Почему всплыли эти непонятки, насчет которых ему позвонила Каменская? Потому что на нем, на старшем опере Егорове, давно поставили большой жирный крест. Все были уверены, что могут просчитать его действия «от» и «до», ибо каких уж таких особенных действий можно ожидать от сильно пьющего сотрудника, которого держат на службе только из жалости и уважения к былым заслугам и которому поручают только самое простое – работы по пьяным бытовым убийствам? Никто ведь не мог просчитать, что появится эта москвичка с горячим желанием хоть как-то помочь в ответ на оказанную любезность. И теперь Виктору Егорову нужно принимать решение: оставить все как есть, продолжать жить жизнью пьющего и на все забившего опера, на которого коллеги смотрят как на пустое место, или воспользоваться представившейся возможностью хоть что-то изменить? Изменить, конечно, хочется. Если в лучшую сторону. И очень страшно, если в худшую.
Но другого шанса у него не будет. И тут же коварный голос, оживающий при каждой возможности, начал нашептывать то, что Виктор думал и говорил себе все последние годы: «А зачем тебе эти перемены? Разве тебе плохо жить так, как ты живешь? Ты отлично живешь, у тебя есть дом, у тебя есть работа и зарплата, а то, что ты пьешь – так это вообще ерунда. А кто не пьет-то? Все пьют, и ничего особенного. Опер – и чтоб не пил? Так не бывает! Имеешь полное право. Ты же не алкоголик, не пьяница, не забулдыга, ты нормальный мужик, всю страну населяют именно такие, как ты. Надо будет – сможешь бросить пить в любой момент. Просто пока не было необходимости. А если понадобится – так не вопрос, в пять секунд бросишь, правда же?»
Голос убаюкивал и успокаивал, и Виктор всегда шел у него на поводу. Это было так сладостно – дать себя уговорить…
Но он вдруг отчетливо понял, что сейчас шанс у него действительно последний. Если и в этот раз позволить голосу взять над собой верх, то другого шанса уже никогда не будет.
