Зло - Хруцкий Эдуард Анатольевич (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗

В куполообразном зале растворялось время. Оно словно остановилось в нем. И люди в зале этом жили другой, только им понятной жизнью.

— Ну что, Гиви? — Ястреб положил себе в тарелку сацибели.

— Не торопи, дорогой. Сорок кусков — деньги неплохие, об этом поговорить можно. Сейчас поедим, немного «Цинандали» выпьем, пойдем в скверик, посидим рядом с памятником Володи и все обсудим.

В скверике они сели на пустую скамейку. Народу было немного, на лавочке напротив два мужика, по виду приезжие, ели колбасу, запивая ее молоком. Несколько пенсионеров разместились в разных углах.

Гиви закурил и сказал:

— Сорок кусков — это деньги, но все, дорогой, зависит от того, что за это сделать надо.

Ястреб полез в карман, достал связку ключей.

— Вот ключи от квартиры. Нужно туда прийти и взять ценности.

— Кто будет в квартире?

— Старуха, ей восемьдесят один год.

— Что за ценности?

— Рыжавье и камни.

— Сколько они стоят?

— Не знаю, дело не мое, я его только ставлю.

— А если старуха, когда мы ее прижмем, откинет копыта? Значит, я рискую за сороковник. Одно дело — обнести квартиру, и совсем другое — на себя покойника брать.

— Не гони порожняк, Гиви, тебе мало?

— Мало.

— Прокурор добавит. Значит, не сговорились. — Ястреб встал. — Я пошел, спасибо за стол.

— Погоди, погоди, — Гиви схватил его за рукав, — я готов пойти, если ты мне подкинешь еще десятку.

— Я должен с людьми поговорить. Их дело — их воля.

— Поговори, дорогой, поговори. Я тебе завтра позвоню.

— Сегодня вечером.

Ястреб из автомата позвонил Шорину и назначил ему свидание в пивном баре «Жигули» на Калининском проспекте.

Пиво там давали паршивое, и креветки были дрянными, но в огромном зале можно было сидеть, не привлекая внимания. Дожидаясь Шорина, Ястреб занял удобный столик в углу, напряг официанта, и тот расстарался: принес хорошее пиво и крупных креветок, которые обычно подавались важным гостям.

Шорин появился с опозданием на десять минут, что ему было несвойственно, видимо, задержали какие-то важные дела. Он шел к столику, и Ястреб в который раз подивился, как импозантно выглядит его подельник. Легкий синий фирменный костюм, мягкие черные мокасины, шелковый галстук из хорошего парижского магазина, сорочка, чуть голубоватая, с пуговичками на воротнике.

Ну, прямо не аферист, а деятель искусств, известный режиссер или куплетист Илья Набатов.

— Извини за опоздание, дела задержали.

— Ты у нас самый деловой.

— Приходится, дружище, приходится. В моем деле имидж — главное дело.

— Слово какое-то мудреное выдумал, — засмеялся Ястреб, — скажи по-простому — понт.

Шорин сел за стол, взял кружку, отпил и зажмурился от удовольствия.

— Хорошее пивко, — он поставил кружку, начал умело лущить креветку, — а повод у нас с тобой есть. За него можно и крепче пива принять по капле.

— Распорядиться?

— По сотке.

Ястреб подозвал официанта, что-то сказал ему на ухо. Тот расплылся в улыбке, угодливо закивал и исчез.

— Знакомый? — поинтересовался Шорин.

— Нет. Впервые вижу.

— Как же ты его обаял?

— Бабки засветил.

— Молодец.

— Стараюсь, шеф. Так что за повод?

Шорин усмехнулся и достал обитую зеленым бархатом продолговатую коробочку.

На крышке ее был выдавлен серебряный польский герб.

— Это что за чудо? Ювелирка? — заинтересовался Ястреб.

— Открой, — снисходительно разрешил Шорин.

Ястреб осторожно открыл коробочку. На зеленом бархате лежал серебряный крест на бело-красной ленте.

— Это что такое? — удивился Ястреб.

— Польский крест за заслуги, им награждаются писатели, артисты, политики, — вытер пальцы салфеткой Шорин.

— Ну а ты при чем? — удивленно уставился на шефа Ястреб.

— А при том, что меня наградили.

— Туфта?

— Нет, друг мой, все законно, — Шорин вынул из кармана красную книжечку, — читай.

Ястреб раскрыл ее, по-русски с трудом прочитал фамилию Шорина, написанную латинскими буквами, изумленно покрутил головой и поинтересовался:

— Сколько заплатил?

— Ничего.

— Только не говори, шеф, что получил эту брошку за укрепление польско-советской дружбы. Сгоришь ты на этом, Саша, ох сгоришь.

— Дурак ты, мой уголовный друг, — Шорин ухмыльнулся, — мне эти железки нужны для понта. Чтобы дурачки знали, какой я большой человек. А получил я этот крест законно. Один деятель из нашего посольства в Варшаве просто вставил меня в список, который предварительно ЦК партии утвердило. Вот и все дела. Я ему помог «Волгу» купить, а он мне крестик. Штучка дешевенькая, а понту на сто тысяч. — Шорин постучал пальцами по коробке.

— Обмывать будешь? — засмеялся Ястреб.

— Всенепременно. Ну, что у тебя?

— Человек просит еще десять тысяч.

— А не много?

— Иначе не пойдет.

— Дай ему, сучонку. Все?

— Все. — Ястреб допил пиво.

— Тогда разбежались.

Шорин встал, подмигнул Ястребу и пошел к выходу.

Ястреб смотрел ему вслед и думал о том, как все-таки странно устроена жизнь. Числится Сашка юрисконсультом в какой-то шараге в городе Железнодорожном. Зарплату не получает, расписывается только, а его сто двадцать рублей кладет в карман директор. Носит Умный в кармане удостоверение советника Рытова, более того, захотят это проверить — ради бога. В аппарате зампреда он числится внештатным сотрудником. Дела крутит с людьми на самом верху, самой Галке Брежневой достает камушки.

Трахает дочку замминистра, известную московскую красавицу, в машине у него телефон. Генералы МВД за честь считают с ним рюмку выпить. Вот же устроился бывший жалкий зек, которого чуть не опустили дагестанцы на зоне. А может, опустили, кто это знает, зверьки до этого народ охочий. Каким же жалким был Сашка на зоне! Лишнему сухарю с комбижиром радовался. А теперь? Судьбы людские решает.

Ястреб рассчитался и вышел на улицу. Зачем он выпрашивал деньги у Умного? Ну что лишняя десятка решит в его жизни? Через несколько дней Филин отдаст ему деньги за камушки и тогда — прости-прощай, гражданин Ястреб. Нарисуется Леонид Степанович Колосков и станет жить в своем доме в Прибалтике.

В Дом журналистов они попали случайно. Ехали по Суворовскому бульвару, и вдруг Женька закричала:

— Ребята, хочу в Домжур!

Ее поддержала Наташа, и Ельцову скрепя сердце пришлось согласиться. Не хотел он идти в этот Дом, где собирались знакомые по его прошлой жизни. Не с руки ему было появляться здесь поверженным. В Дом журналистов надо въезжать на коне-удаче, только тогда ты можешь чувствовать себя тут комфортно. Зависть коллег — лучшая пища для этого стремительного коня.

Игорь Анохин понимал его состояние.

— Плюнь. Нельзя от этой кодлы прятаться. Выглядишь ты отлично, пусть хоть это их огорчит.

— Пожалуй, верно.

Они вошли в знакомый вестибюль, где строгие вахтерши внимательно проверили членский билет Игоря. Закрытый это был дом. Только свои могли здесь пить кофе и пиво и есть в ресторане знаменитую поджарку.

Сюрпризы начались прямо в вестибюле, вернее, в маленьком холле, где смотрели телевизор и играли в шахматы. Из-за шахматного столика поднялся местный завсегдатай, человек неопределенного возраста, которого все звали по имени, хотя его давно надо было именовать по отчеству.

— Юра! — Он пошел к Ельцову, раскинув руки. — Освободился, наконец! — громко, чтобы слышали все, сказал он.

— Как видишь. А ты чего обрадовался так? Видно, долги хочешь мне отдать?

Раньше тот постоянно стрелял у Ельцова то трешку, то рубль, выше пятерки он не поднимался.

Юрий четко рассчитал ответный удар. Человек без отчества сник и что-то невнятно забормотал.

— Я отдам… отдам, конечно…— Он начал пятиться к шахматному столику, уселся за него и уставился в доску.

Дальше было кафе. Здесь собирался свой особый контингент неудачников от журналистики. За чашкой кофе они рассказывали о своих грандиозных планах, одалживали друг у друга рубль и мучительно завидовали тем, у кого сложилась репортерская судьба. Люди эти приходили к открытию, к 11 часам, и просиживали до закрытия кафе, выпивая немыслимое количество кофе. Иногда кто-нибудь из знакомых угощал их коньяком.