Терпеливый снайпер - Перес-Реверте Артуро (полная версия книги txt) 📗
– Как Даниэль добрался до верха?
Кевин пожал плечами. Какая разница, мол. Добрался как всегда. Как все это делают.
– Два дня готовились. Рассматривали со всех сторон. Даже снимали. Наконец увидели подходящую стенку, куда можно было соскользнуть с крыши. В последний момент Даниэль сказал, чтобы я не ходил. Что это его и только его дело, а я словлю свой шанс где-нибудь еще… – Он помолчал. Губы, словно под клинком ножа, снова раздвинулись в неприятной улыбке, вмиг состарившей юношеское лицо. – …и добавил, что от нас двоих там будет чересчур людно.
– Как же его угораздило?
SO4 пожал плечами уклончиво и равнодушно. Как бы говоря: «Зачем спрашивать, как бык поддел тореро на рога». Или как солдата убили на войне. Или как белый полицейский забил насмерть чернокожего или араба-иммигранта. Чего спрашивать? Все и так ясно, даже слишком.
– Скат оказался очень гладкий и шел под большим углом. Оступился – нога заскользила, он и сыграл с крыши. Блямс.
Он наморщил лоб, как бы размышляя, насколько верно обрисовал этим звукоподражанием последствия падения.
– А Снайпер тут при чем?
На этот раз он взглянул на меня без опаски. Прямо и открыто. Как будто упоминание этого имени гарантировало, что все события, включая и падение его друга с крыши, шли совершенно естественным порядком.
– Да он все это и замутил, как всегда. И это, и остальное. Их же было несколько, таких вылазок, и все очень мощные, яркие… А уж последняя – вообще самый смак.
Это такой способ сосредоточения сил, поняла я. Это акции, которые перехлестывали за грань обычных граффити и автоматически выстреливали на улицу ораву юнцов – и тех, кто уже не вполне мог считаться таковыми, – с аэрозолями и маркерами в рюкзаках, и нацеливали это воинство на то, чтобы любой ценой разбомбить, как выражаются в этой среде, любую цель, как бы трудно ни было до нее добраться. Именно запредельная степень трудности или риска и превращала каждую идею – брошенную в массы через Интернет, эсэмэсками, условными надписями на стенах домов или передаваемую из уст в уста – в событие, мобилизующее международное сообщество уличных художников и поднимавшее по тревоге городские власти. Не гнушались подключиться и СМИ, отчего явление набирало еще больше силы и рос интерес к темной личности, которая действовала под именем Снайпер. Он был крайне скуп на публичные заявления, и потому они всегда оказывались такими желанными и нерядовыми событиями. Тем паче что иногда после этого случались весьма прискорбные происшествия. Еще до истории с Фондом Бискарруэса по крайней мере пятеро райтеров, пожелавших принять дерзкий вызов, разбились насмерть, а еще примерно столько же получили увечья, как принято говорить, различной степени тяжести. И, насколько я знаю, за год с небольшим, прошедший с тех пор, погибли еще двое.
– Никто не сможет возложить на Снайпера ответственность, – сказал SO4. – Это же просто идеи. А там каждый поступает как знает.
– А ты-то сам что о нем думаешь? В конце концов, погиб твой приятель. Друг, можно сказать.
– Снайпер не виноват, что Дани гробанулся. Обвинять его – значит ничего не соображать в этом деле.
– Все же нелепая какая-то история, не находишь?.. Погибнуть во время акции, сорвавшись со стены дома, где расположен фонд его отца…
– Да в этом же все дело! Потому Дани туда и полез. Потому и меня не пустил.
– А что говорят в вашей тусовке? Где сейчас скрывается Снайпер?
– Понятия не имею. – Теперь он снова смотрел на меня с опаской. – Никаких сведений о нем.
– И тем не менее он остается суперлидером?
– Да видал он… свое лидерство. Он никем не хочет командовать. Хочет только действовать.
Сказав это, Кевин замолчал, очень сосредоточенно рассматривая свои испачканные краской кроссовки. Потом поднял голову.
– Где бы он ни был, прячется он или нет, Снайпер остается самым первым и главным. Немногие знают его в лицо, никто не видел его с баллончиком в руке… Подкатывает полиция, фотографирует его работы, пока их не соскребли или не замазали. В какой-то момент он вообще перестал работать по стенам, но то немногое, что еще осталось, никто тронуть не смеет. Не решаются. До того дошло, что городские власти под нажимом всяких там арт-критиков, галеристов и тех, кто выписывает чеки, решили объявить его граффити культурной ценностью или чем-то вроде. А Снайпер за несколько следующих дней сготовил из самого себя бифштекс по всем правилам: наутро все работы оказались наглухо закрашены черным, а наверху оставлен его маленький снайперский знак…
– Помню, как же. Это был поступок.
– Больше чем поступок. Это было объявление войны… Мог бы торговать своим именем и хорошо на этом наваривать. А он – видишь как… Рассудил иначе… Все по-честному. Чисто.
– Ну а вы с Даниэлем как действовали?
– Как и все остальные. Вдруг разносится слух: «Снайпер предлагает поворот на автостраде R-4, или тоннель Эль Прадо, или башню «Пикассо». И мы подхватываемся, как солдаты по тревоге. Ну, те, кто не забоялся. Чтоб хотя бы покрутиться возле, попробовать себя… Проверить, кишка у тебя тонка или нет… Как правило, места он выбирал опасные. И это заводило. И Дани, и меня. Всех. А иначе всякий может, неинтересно.
– А сам он нигде не появлялся?
– Нигде. Никогда. Да ему и не надо было ничего никому доказывать, понимаешь? Он уже все сделал. Ну или почти все. По крайней мере, главное. И сейчас работает от случая к случаю. А случай должен быть особый. Иногда ставит раком музеи и всякие там галереи. А потом опять тихарится и молчит. По ушам не ездит. А потом возьмет и выстрелит новой идеей.
Похолодало, и потому мы немного прошлись. SO4 шагал, сунув руки в карманы, подергивая локтями и раскачиваясь, как принято у юных приверженцев хип-хопа, у городских бандитов, что уже лет двадцать как облюбовали себе окраинные районы столицы.
– Почему Даниэль подписывался «Холден»?
– Не знаю, – мотнул он головой. – Он никогда не говорил.
Я снова представила себе пропасть, разделявшую этого паренька и отпрыска Лоренсо Бискарруэса, но признала, что в их дружбе была своя логика: стрит-арт, помимо адреналина и острых ощущений, даруемых нарушением запретов, дает еще и возможность такой вот близости, немыслимой в иной среде. Похоже на какой-то подпольный городской Иностранный легион, где каждый солдат прячется под вымышленным именем, где никто никого не спрашивает о прошлой жизни. Когда много лет назад мы познакомились с Литой, она сформулировала это так прекрасно, что я никогда не забуду ее слова. Пока ты встряхиваешь баллончик и вдыхаешь запах свежей краски, оставленной кем-то на стене, которую сейчас расписываешь ты, чудится, будто чуешь след этого человека и ощущаешь себя частью некоего единства. И одиночество отступает. И ты уже не вполне ничто.
– А ты все еще подчиняешься Снайперу?
– Конечно. А кто бы не?.. Ну, вообще-то я стараюсь все же с ума не сходить… Пример Дани меня слегка образумил. Вправил мне мозги. Кое-что во мне переменил. Сейчас я больше гуляю сам по себе. В собственном стиле работаю.
– А как, по-твоему, Снайпер еще в Испании? Мог, наверно, отвалить за границу?
– Мог. Потому что отец Дани, этот гадский мафиозо, поклялся с ним разобраться, а он слов на ветер не бросает. И потом, время от времени в других странах появляются его росписи. В Португалии, в Италии… Ну да ты сама знаешь. Видели его граффити еще в Мехико, в Нью-Йорке. Хорошие вещи, годные. Отборные.
– А как он собирает вас?
– Да как обычно. Узнаем об этом через Интернет, по большей части. Разносится весть. Этого достаточно. И мы уж тут как тут.
– А ты знаешь, что после Даниэля были еще погибшие?
На птичьем личике снова мелькнула тень беспокойства.
– Народ много чего болтает, – уклончиво ответил Кевин. – Кто там разберет, правда или брехня. Но я слышал, один тут недавно в Лондоне убился насмерть. Делал что-то очень заковыристое.
– Так и есть, – подтвердила я. – Свалился с моста через Темзу. А подбил его, конечно, Снайпер.
