Красуля - Карасик Аркадий (читать книги онлайн полностью без сокращений .txt) 📗
— Спасибо, дружан, — неуклюже поблагодарил он спасителя. Не привык рассыпаться в благодарностях, обливать мужиков ароматной водичкой. — При случае расплачусь…
Дедок добрался до Ленинградского вокзала на удивление быстро. Получил «гонорар», еще раз оглядел «бомжа» и влился в поток машин.
— Куда теперь? — поинтересовался Поршень. — По какой причине ты выбрал Ленинградский вокзал?
— Думаю, лучше нам укрыться в Питере. Затеряемся в том же Петергофе, а то — проберемся в Карелию, авось, из Москвы не достанут.
— Достанут, обязательно достанут… Знаешь, что, паря, живет в Клину один мой дружан. Втроем парились на зоне: я, он и Свистун, хрен ему, падле, в задницу. Поехали к нему, а? Мужик верный, не выдаст.
Федоров согласился. В Клин так в Клин. Откуда ему знать, что там, в Клину, встретится со знакомым хзудосочным парнишкой, на горле которого когда-то наигрывал марши… * * *
— Завязал узелок и будто на свет народился, — откровенничал больничный сторож, получивший на зоне кликуху Усач. — Даже ботать по фене разучился. Конешное дело, платят в больнице не густо — что в наше время пятьсот рубликов? — зато спокойно. Баба с огородом возится, опосля на рынке торгует, я тожеть — погрузить, разгрузить, перетащить — немалый прибыток. Прходят мимо менты — сердце не колышется, не замирает, знаю — не повяжут, не напялят браслеты, потому — не за что.
Небольшая, неопрятная бородка, редкие, будто выщипанные усики, подрагивающие, беспокойные пальцы рук, то перебирающие ножи и вилки, то сжимающие граненный стакан. Недавний зек, несмотря на его заверения, все еще чувствовал себя преступником, за которым следит его величество Закон.
Он сидел за столом вместе с приехавшими Засядько и Федоровым, пил задиристый самогон собственного производства, Закусывал соленными огурчиками да вареной картохой. Скудность стола компенсировала дружеская беседа. Вообще-то, беседовали старые друзья — Поршень и Усач, Федоров помалкивал, прислушиваясь к уличным шумам. Все еще не привык к своему «подпольному» положению.
— Я вот тоже завязал, да дерьмовый Свистун вытащил из узелка… Ты знал Жетона?
— Встречаться не доводилось, но слыхал. Видный авторитет, безжалостный бандюга… А он-то что тебе: сват, брат?
— А Красулю? — не отвечая на опасный вопрос, Иван поторопился перевести беседу в другое русло. — Баба такая, тоже — в законе.
— Вот Красулю знал. Перед тем, как отправили меня париться на зону, во время разборки на моих глазах лично замочила дружана. Жестокая баба, но аппетитная, приманивает мужиков своими фуфелями… Тьфу, дьявол, снова перешел на феню! — раздраженно пробурчал Усач и потянулся к бутылке. — Давайте лучше еще отведаем самогончика. Ядренный — беда, баба моя умелица — что борщи варить, что пойло гнать.
Поршень охотно протянул свой стакан. Федоров отрицательно покачал головой и прикрыл рюмку ладонью. Уговаривать не стали. Выпили и дружно набросились на закусь.
Упоминание имени Надежды будто возвратило Федорова в недавнее прошлое. Показалось — к его телу прильнули ласковые пальчики женщины, к лицу приблизились полураскрытые ее губки. Но привычного мужского желания не было — его словно придавили мысли о жестокости Красули, ее кровожадности.
— Так почему ты называешь Свистуна «дерьмовым»? — насытившись и затянувшись «примой», возобновил прерванную беседу хозяин. — Где он тебе ножку подставил, дорогу перешел?
— А где твоя баба? — на всякий случай спросил Иван, опасливо оглядываясь на дверь. — Ежели дома…
— Нет ее, на рынок пошла с гостьей…
— Это с какой же гостьей? — не успокаивался Поршень. — Сродственница?
— Свистун привез свою кралю, попросил приютить. Часто наведывается, обнимаются-целуются. А мне-то что — кушетки девка не пролежит, а на пропитание хахаль отвалил большие деньги. Ничего плохого сказать не могу, девка добрая, уважительная. Однажды, подхватил я гриппок — два дня не отходила от постели, поила какими-то травяными отварами, малинкой. А то, что спит с парнем — дело молодое, горячее, может и образуется у них что-то крепкое… Так что за черная кошка пробежала между тобой и Свистуном? — считая вопрос о гостье исчерпанным, возвратился Усач к старой теме.
Поршень подумал, подумал и открылся. А почему, спрашивается, он должен таиться от старого друга, с которым бедовал на зоне, хавал баланду, мечтал о свободе? Это пусть Свистун таится и изворачивается, это он заманил дружана в силки, пытался заставить снова проливать кровушку. Слава Богу, случай на проезжей части улицы спас Ивана от греха. Случай и… Федоров.
Глотая слова, заикаясь, выложил историю вербовки посланцем Жетона. Упомянул, конечно, о жадной своей супруге, о загребущих ее руках. Если бы не Тамарка, он ни за что не согласился бы возвратиться в обличье кровавого киллера. Виновна она и собственное его малодушие, мягкость, недостойная настоящего мужика.
Засядько говорил, повернувшись к Михаилу, ибо его откровения более предназначались отставному офицерику, нежели Усачу. Ведь в больнице они так и не закончили разговор, киллер так и не признался до конца. Ходил вокруг да около, хитрил изо всех сил, ограничивался неуклюжими намеками да междометиями. Вот пускай теперь и получит Мишка всю правду, пусть знает кого он спас от красулинских боевиков, можно сказать, выхватил из-под ножа или пули. Выслушает и решит, как быть дальше: продолжить общение с киллером или оттолкнуть его.
При мысли о том, что офицер может его «оттолкнуть», наемный убийца неожиданно ощутил боль в сердце. Может быть, потому, что он никогда раньше не знал дружеских привязанностей, ко всем относился настороженно, ожидая предательского удара в спину.
— Получается, Свистун не завязал? — раздумчиво спросил Усач, когда Поршень, наконец, замолчал. — Я у него не спрашивал — не мое это дело, а он не сказал.
Иван перевел взгляд с Федорова на Усача, удивленно вздернул густые брови.
— Нет, не завязал. Они с Жетоном очередное дельце раскручивают, кровавое дельце… Хотели, падлы, и меня втравить, да я ушел от ответа: не согласился и не отказался. Базар был накоротке, времени размусоливать не было.
— А почему не отказался? — встопорщил хилую бородку хозяин. — Ежели не согласный — надо бы прямо сказать.
— Замочили бы, стервы. Дельце потаенное, секретное, к нему многие пришпилены и в низах, и в самых верхах. Откажешься — бросят на пику, это у них просто…
— И что за дело? — внезапно полюбопытствовал Федоров, которому надоело молчать. — Нам ты можешь смело говорить — не продадим.
Хотел было Поршень открыться, но не успел. Заскрипела плохо смазаннвая входная дверь, в прихожей что-то упало с полки, забренчало дужкой ведро с водой.
— Юрка, где ты, бездельник чертов? Примай сумки с пропитанием, лежебока! — и обращаясь к сопровождающей «гостье». — Как я из дому, муженек — на лавку.
— Он же по ночам работает, устает бедный…
Михаил насторожился. Удивительно знакомый девичий голосок, где-то довелось ему слышать его… Впрочем, не зря говорят — девичьи голоса всегда походят один на другой, будто слеплены они молодостью.
— Баба пришла, — об"явил Усач, хитро подмигивая. — Прикажу еще один бутылек достать из погреба.
В горницу заглянула моложавая женщина в сбитой на затылок цветастой косынке. Федоров ожидал увидеть дебелую торговку, визгливую, наглую и матерщинную — перед ним стояла сухощавая молодуха с накрашенными губами и подведенными глазками. От ее ладной фигурки, какой-то девичьей легкости в движениях исходили лучи смешливой доброты.
— Глянь-ка, девонька, тут без нас бражничают? — удивленно, с примесью радости, провозгласила она, всплеснув полными ручками. — Юрчик, бестолковая твоя головушка, поленился достать холодец, нарезать колбаски, сырка, дело ли угощать друзей-приятелей одной картохой… Ну-ка, девонька, помоги накрыть на стол по человечески. Да и мы выпьем вместе с мужиками божьего нектарчику, споем с ними песенки.
Хозяйка открыла холодильник, принялась носить из него на тут же расстеленную хрустящую скатерть блюда с «человеческими» закусками. Граненные стакашки очутились в мойке, вместо них перед каждым из пирующих поставлена хрустальная рюмочка, алюминиевые вилки-ложки перекочевали на кухню, из извлеченной из комода коробки появились золоченные, праздничные.
