Тайна древнего саркофага - Басманова Елена (читать книги TXT) 📗
Неужели все действо длилось лишь секунду? Мура с ужасом парализованной жертвы ждала, что Илья Михайлович резко отпустит ее руку – и рука безвольно упадет... Впрочем, дело могло рукой не ограничиться – ноги у нее подкашивались от чудовищного волнения.
– Я ни с кем не был так счастлив, как с вами, – говорил великодушный мучитель, бережно опуская руку Муры и уже переводя взгляд в сторону – так, что оставалось непонятным: к кому же из дочерей профессора Муромцева обращены его слова, каждая могла принять их на свой собственный счет. – Помните, чудесные святочные дни и вечера? Я рад, что судьба вновь свела нас.
В напряженном ожидании тут же стояли доктор Коровкин и Елизавета Викентьевна Муромцева.
– Любезный Илья Михайлович, – осторожно вернула гостя к существу дела профессорская жена, – вы сказали нам, что прибыли сюда по поручению графа Сантамери.
– Совершенно верно, мадам, – ответил радушно Илья Михайлович, – граф Сантамери хотел бы разрешить возникшую ситуацию.
Весь пунцовый, доктор Коровкин смотрел на гостя, пытаясь скрыть неприязнь. Больше всего он сердился на самого себя: ведь в Илье Михайловиче ему не нравилось только одно – его парализующее воздействие на Муру и Брунгильду.
– Вы приехали сообщить мне условия поединка? Изложите существо дела.
– Дорогой Клим Кириллович, – обратился к нему с подчеркнутым почтением гость, – я бы хотел перевести разговор в другую плоскость. Мне поручено выяснить, настаиваете ли вы на необходимости поединка?
– Я? Настаиваю? – Доктор даже задохнулся от возмущения. – Да мне бы и в голову никогда не пришло решать вопросы подлинности надгробных камней с помощью пистолетов! Я – настаиваю! Нонсенс!
– Мы удивлены, – обрела наконец голос Брунгильда, и тон ее был чересчур тверд для того, чтобы казаться естественным, – мы даже огорчены, что граф Сантамери так неверно истолковал доброе отношение Клима Кирилловича.
– Смею вас заверить, мадемуазель, что и граф Сантамери огорчен. Он сомневается в том, что правильно понял сказанное господином Коровкиным, – вскинул свои изумительные голубые глаза на Брунгильду Илья Холомков.
– Поймите, дорогой Илья Михайлович, милый доктор только хотел помочь Рене приобрести наилучшим образом тот саркофаг, ради которого граф и приехал в Россию. – Голос Брунгильды теперь звучал любезно и ровно, но чуть механически.
– И я не мог предположить, что полезная информация, касающаяся этого раритета, вызовет такую бурную реакцию вашего приятеля, – угрюмо сдвинул брови доктор Коровкин, – хотя мне нет никакого дела до страстей по древностям.
– Ну вот и хорошо, – заворковал Илья Михайлович, – чудесно. Мы можем считать, если вы не возражаете, что все произошедшее только случайное недоразумение и злая воля здесь не присутствовала. Соглашаясь на выполнение данного мне поручения, я, признаюсь вам, пребывал в уверенности, что уважаемый мной Клим Кириллович не способен нанести человеку незаслуженное оскорбление. Впрочем, и граф Сантамери – человек достойный во всех отношениях. Хотя и с небольшими странностями.
– Илья Михайлович, а вы были в Великой Греции? – неожиданно охрипшим голосом спросила Мура.
Все рассмеялись – настолько неуместно выглядел вопрос – и почувствовали, что напряжение разрядилось.
– Машенька увлекается историей, – пояснила Елизавета Викентьевна, – хочет поступать на женские курсы. Ни о чем, кроме древнего мира, и думать не желает.
– Похвально, похвально, – равнодушно произнес Холомков, стремясь уловить момент, когда можно встретиться взглядом с порозовевшей от волнения Брунгильдой. – В Греции я был, руин насмотрелся на сто лет вперед.
– А был ли в Греции граф Сантамери? – спросила Мура.
– Довольно, доченька, хватит Греции, – миролюбиво заметила Елизавета Викентьевна, – лучше поговорим о завтрашнем концерте. Я думаю, мы должны пригласить милого Илью Михайловича на выступление Брунгильды.
– С огромнейшим удовольствием приму ваше приглашение, – ответил Холомков, – я видел афиши в Сестрорецке. Почту за великую честь.
– А будет ли там граф Сантамери? – Мура глядела в пол, упрямо подергивая черной бровкой.
– Не знаю, не знаю, – рассеянно взглянул на хорошенькую девушку, задающую слишком много вопросов, Илья Михайлович. – Насколько мне известно, он готовится уезжать из России.
– И он вывезет во Францию саркофаг?
– Он надеется, что ему удастся, – уклончиво ответил Холомков. – Вижу, вы действительно неравнодушны к древностям.
– Граф Сантамери – представитель древнего рода. – Голос Муры стал высоким и тоненьким.
Чуть помолчав и бегло взглянув на Клима Кирилловича в поисках поддержки, она значительно подчеркнула:
– И это важнее всего.
– Совершенно согласен с вами, – расцвел в улыбке Холомков, – но вынужден откланяться, чтобы донести хорошие известия до моего конфидента. Доктор Коровкин, примите уверения в моем глубоком почтении. Мадам, мадемуазель, с нетерпением буду ждать завтрашней встречи.
Илья Михайлович Холомков поклонился всем по очереди и собрался уйти. На зов хозяйки явилась смущенная Глаша.
– Проводите нашего гостя, Глафира, – попросила Елизавета Викентьевна – в обществе Ильи Михайловича и она чувствовала себя моложе своих лет. – И возвращайтесь без промедления – у нас еще много дел.
Глаша исполнила желание хозяйки и проводила Илью Михайловича Холомкова до калитки – кажется, только на нее не действовало очарование необычного мужчины. Она и сама торопилась вернуться в дом. Пока члены муромцевского семейства беседовали с нежданным гостем, Глаша, поливавшая химическим раствором грядку с маком, смогла переговорить с проходившей мимо молочницей. Марта передала ей удивительную новость, которая неизвестным образом распространилась по дачному поселку. И теперь горничная не знала, говорить ли о ней своим хозяевам?
Но удержать в себе удивительное сообщение было выше ее сил. Проводив гостя, она снова появилась на пороге гостиной и с не свойственным ей возбуждением, явно запыхавшись, выпалила:
– Приходила Марта, барыня, и сказала, что сегодня в море взорвался «Дельфин».
– Что ты такое говоришь, Глафира? – изумилась Елизавета Викентьевна.
– Говорю вам – «Дельфин». Так называется огромный подводный корабль. Весь поселок об этом говорит.
– А-а-а... – протянул оживившийся Клим Кириллович, – может быть, именно это мы и видели с Марией Николаевной, возвращаясь со взморья?
– Вот я и говорю, – выдохнула Глаша, ее карие глазки изумленно расширились. – Не опасно ли из-за взрывающихся кораблей купаться в море барышням?
Глава 23
Вечер выдался ясный, тихий и теплый. В антракте нарядная публика вышла на огромную открытую террасу курзала, спустилась на чудесный пляж. Лучи заходящего солнца превратили белесую гладь Финского залива в сверкающее серебристое зеркало, заключенное со стороны суши в раму из светло-желтого, почти белого песка. Минуя неширокое песчаное препятствие, солнечные лучи с многократно увеличенной энергией бросались на стеклянные стены огромного курзала и крытой галереи длиной в двести сажен, что тянулась вдоль берега, параллельно Финскому заливу и песчаному пляжу, и превращались в тысячи маленьких, ослепительно ярких солнц. Недвижные сосны купались в прощальных лучах гаснущего дня, в предвкушении близких объятий белой ночи.
Нарядные дамы в шелковых и шифоновых платьях приглушенных и пастельных тонов, в неизменных фантастических шляпах, и элегантные господа в белоснежных смокингах, стоявшие на террасе, прислушивались к чуть слышным вздохам залива, сопровождающим его нежные набеги на сушу. И не спешили вернуться в просторный, двухсветный концертный зал, рассчитанный на тысячу семьсот человек. Первое отделение концерта, где воспитанницы Гляссера демонстрировали свои таланты, закончилось, и слушатели были рады возможности передохнуть на свежем воздухе. Во втором отделении предполагался сольный концерт самой многообещающей его ученицы, почти виртуозки, Брунгильды Муромцевой.
