Возвращение в Сокольники - Незнанский Фридрих Евсеевич (бесплатная регистрация книга txt) 📗
Странно, что до сих пор еще не позвонила. Давно бы пора…
И тут запиликал Денискин «мобильник».
– Алло, Шура, это мы! У нас все в порядке! Мы хорошо устроились. Как ты знаешь, и проводили, и встретили прекрасно. Нинка побежала с дядей Степой к морю, а я пока боюсь, прохладно кажется… Как ты?
– Не бери в голову. Если что, вы будете в курсе.
– А что может быть? – забеспокоилась она.
– Думаю, ничего из ряда вон…
– Ты всегда был умницей, Шурик. Я уверена, что у тебя и на этот раз хватит ума и сил принять верное решение. Нинка просила передать, что она тебя очень любит.
– А жена?
– Турецкий, мне надоели твои провокационные вопросы! – более резко, чем следовало бы, ответила Ирина.
– Понял. Все.
– Да-да, пока.
И короткие гудки. Как там Биба поет? «Вот и весь, вот и весь разговор…»
Глава четырнадцатая
БОЛЬШОЙ ОБМЫВ
Только оказавшись в шумной и безалаберной компании, Турецкий действительно почувствовал свое одиночество.
Всем было отчего-то весело, ему – нет. Практически всех присутствующих мужчин он знал, большинство женщин – нет. В тысячу первый раз обсуждать с каждым вновь прибывающим гостем замечательные качества джипа «мерседес-бенц», стоящего во дворе, у подъезда, где сам хозяин встречал приезжавших, демонстрировал свой новый замечательный автомобиль, понуждая сделать хотя бы один круг по двору, чтобы почувствовать… что почувствовать – понятно, было уже неинтересно. И даже скучно. Больше того, тоскливо.
Сам Вячеслав находился уже в легком подпитии. Увидев приехавшего на служебной машине, которую он тут же и отпустил, Турецкого, Грязнов завопил так, будто не виделись по крайней мере полгода:
– Саня! Ну наконец-то! Умница! Самое время! А то мы с теми, кто прибыл пораньше, пропустили по маленькой, и я, как видишь, теперь демонстрирую тут! Ну как, а? Здорово?
Он почти силком заставил Турецкого забраться за руль, сам включил ему двигатель, нарочито внимательно послушал и приказал:
– Трогай! Можно! Давай по кругу!
Сам он сидел справа и рукой указывал, куда заворачивать, будто Александр в этом дворе, где Грязнов прожил едва ли не полжизни, был чужим.
Ну что говорить? Машина была, конечно, превосходной. Даже, можно сказать, редко превосходной. Грязнов раскачивался, будто танцевал вальс, и поглаживал любовно ладонью торпеду, приборный щиток, обивку салона. Он был влюблен в эту машину и всячески свои чувства демонстрировал.
Когда сделали круг, неожиданно и упрямо заявил:
– По-моему, ты ничего не понял, Саня. Я чувствую, что ты еще не ощутил ее… полностью. Поэтому выворачивай на новый круг!
– Да ощутил в полной мере, – улыбался Турецкий. – Опять же вон и народ подъезжает. – Он указал на троих выползающих из служебных «Волг» генералов, которые, по всей видимости, тоже были бы не прочь «ощутить».
– Обождут! – возразил Грязнов. – Приказываю: второй круг! Кажется, в авиации это называется «коробочкой»?
– Ну да, когда самолет идет на посадку и делает круг над аэродромом. Но мы-то?…
– А мы и пойдем на посадку! Столы давно накрыты и даже малость разбом…бля…ны! – Последнее слово он произнес с небольшим трудом. Понятное дело, перегруз чувствовался.
Завершив второй круг, то есть «коробочку», Турецкий в буквальном смысле вылетел из-за руля, пока Славке не пришла идея «полетать еще, чтобы слить лишний бензин». Так, кажется, говорили в каком-то кино.
Вновь прибывшие тут же окружили Славкину «игрушку», а затем по очереди были вынуждены также совершить по обязательному кругу.
Поскольку во двор, к явному неодобрению нескольких бабок, сидевших на лавочках у своих подъездов, стали заезжать новые машины с гостями – грязновскую команду прибыть от трех до пяти практически никто не выполнил, все стали подъезжать только теперь, в начале восьмого, все верно – служба же! – то, глядя на это дело, Турецкий потихоньку покинул «демонстрационное поле» и пешочком поднялся на Славкин этаж.
Дверь на площадку была распахнута настежь. Народ толпился и в самой квартире, и на лестничной площадке. Здесь в основном курили. Кивнув знакомым, пожав на ходу руки и перекинувшись несколькими словами, Турецкий вошел в квартиру и вот тут остолбенел. И было от чего.
Ну то, что Славка велел выкинуть всю мебель, это он знал и сам видел. Даже ночевал на раскладушке, чего не делал уже лет десять, не меньше. Но устроить этакое – надо было обладать фантазией! Причем довольно взбалмошного человека. Каковым Грязнов, насколько помнил Турецкий, никогда особенно не был.
Зигзагом из комнаты в комнату, выползая в коридор, тянулась змея, составленная из маленьких столиков, добытых неизвестно откуда, но явно где-то виденных. Все столы соединялись друг с другом под углом так, что за каждым из них было максимально удобно одному человеку, ну двоим, если они стоят друг против друга. И вот эта бесконечная вереница была заставлена разнокалиберными тарелками, бутылками, стаканами, какими-то мисками, вазочками и розетками, набитыми всевозможной пищей и сверкающими напитками. Среди последних в основном фигурировали круглые и квадратные бутылки с водкой. Кое-где столы были уже основательно потревожены. Стульев не было. Вячеслав решил устроить «фуршетик», чтобы не занимать ненужными вещами лишнее место.
А в малой комнате, где когда-то Александр Борисович с необычайным наслаждением проводил время с замечательной женщиной, которую звали Карина, теперь стоял огромный бильярдный стол. Зеленое сукно. Молочно-желтые костяные шары. Стойка для киев, словно щетина копьев. Здоровенный зеленый же квадратный абажур на полкомнаты. Да, впечатляло…
Игроки, стучавшие шарами, приветствовали вошедшего Турецкого, звали в свою компанию, предлагали кий, но Александр, продолжая благожелательно улыбаться, кланялся, отказывался, разводил руками, мол, все еще впереди, успеется.
Тут было уже основательно накурено. На подоконнике и полочках для шаров стояли открытые банки с пивом, початые бокалы и стаканы с жидкостями всех цветов радуги. Ну, словом, все, как в лучших домах Парижа там, Конотопа, Бердичева и… где еще? Ах, в старых бильярдных в том же парке Горького или в Сокольниках, куда в молодости бегали и Турецкий, да и Славка Грязнов наверняка, перебравшись в Москву окончательно. Видно, тоска по тем временам и подвигла его на такой подвиг.
Межцу тем хозяин все еще демонстрировал свой автомобиль, народу прибывало, и все хотели бы уже приступить. Но как без Грязнова? И к нему был немедленно отправлен замеченный среди гостей Денис.
Турецкий уже увидел его, поздоровался и задал сакраментальный вопрос, на который племянник Грязнова, похоже, устал отвечать: «Откуда все это?!» Денис лишь обреченно махнул рукой и сказал по секрету:
– Дядь Сань, вообще-то это мы его с моими парнями уговорили обойтись малой кровью. Он знаешь чего хотел? – И, расширив глаза, будто от ужаса, прошептал, правда довольно гулко, но все равно Турецкий едва расслышал за общим шумом: – Он хотел взять напрокат стойки в соседних барах и выстроить их, представляешь? Кошмар.
– А ты?
– А я и говорю, предложил малой кровью. Отправил машину в бывший районный «политпросвет», где этот хлам хранился еще с тех времен, когда туда молодой Ельцин приезжал выступать, дал им денег и вывез. А завтра отвезем обратно.
Вспомнил теперь Турецкий, откуда у него такие же ассоциации возникли. Подобные столы выставлялись в больших залах конференций, и присутствующие, как бы ни садились, всегда оказывались лицом к президиуму. В этом-то и был весь фокус, никто не сидел спиной к докладчику. Вот, значит, как! Молодцы, ребятки, сообразили…
Наконец Денис привел Грязнова, который нес в обеих руках по здоровенной бутыли виски, очевидно подарки. И потрясал ими. Турецкий подумал, что в принципе мог бы тоже что-нибудь прихватить Славке, но вспомнил, что это не день его рождения, а самостоятельный большой обмыв, и решил, что Грязнов обойдется. «Я сам тот еще подарок!…» Но все это были мысли какие-то пустячные, не стоящие того, чтобы на них зацикливаться. Он вспомнил о просьбе Кости. Подошел к Грязнову, взял его за рукав и сказал негромко:
