Самый дождливый октябрь - Комарова Ирина Михайловна (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
– Домой, – подтвердила я. – Только по дороге давай к Надежде Николаевне заедем. Действительно, неудобно получается, я от нее на полуслове убежала.
– Заедем, – согласился напарник. – Заодно и новости ей расскажем.
– Думаешь, она еще не в курсе? Черников наверняка позвонил ей и все рассказал.
– Поспорим? – ухмыльнулся Гоша.
Я посмотрела на его довольную физиономию и подозрительно уточнила:
– На что?
– Все равно. Давай на щелбан.
– Ага, разбежалась! А если я проиграю? Мне тогда сколько времени Царевну-Лебедь изображать придется?
– Почему Царевну-Лебедь? – Гоща так удивился, что едва не проскочил на красный свет.
– «И во лбу звезда горит»! – процитировала я. – Кстати, в детстве, я считала эту царевну жутким страшилищем. Подумай сам, месяц под косой, хотя и с трудом, можно стерпеть, но звезда во лбу, это уже перебор.
– Так у тебя не звезда будет, а фонарь, – коротко хохотнул Гоша. – Значит, и будешь ты, не Царевна-Лебедь, а маяк.
– Маяком, тоже не хочу быть, – отказалась я. – И спорить с тобой не хочу. Давай уже, жми на педаль – зеленый давно горит.
Надежда Николаевна держалась рукой за сердце и явно не верила своим ушам.
– Что вы сказали? – слабым голосом переспросила она. – По почте? Мои украшения отправлены по почте? Простой бандеролью? Даже не ценной? И изумруды тоже?
– Вот опись, – оказывается, Гошка успел сделать несколько ксерокопий. А я вот об этом не подумала, хотя, казалось бы, чего проще? – Посмотрите сами, проверьте.
Листочек дрожал в руках у Черниковой, но ей потребовалось не больше пяти секунд, чтобы прочесть все, что там было написано.
– Кажется все, – она перечитала еще раз, – да, кажется, все. Спасибо вам, Гоша! Спасибо, Рита! Господи, но как же вы их нашли?
– Работали, – скромно потупилась я. – Я не просто так от вас убежала, надо было версию проверить.
– То есть, вы еще здесь, тогда, догадались? – Надежда Николаевна смотрела на меня с простодушным изумлением. – Догадались, что это Катя? – и тут же горестно всплеснула руками: – Господи, Катя! Что же я матери ее скажу? Обещала ведь сестре, что присмотрю за ней!
– А что вы могли сделать? – резонно заметил Гоша. – Ни воровству, ни убийству вы ее не учили.
– Но может, произошла какая-то ошибка? Я не представляю себе, что Катя могла… Вы ее не знаете совсем, а это же такая славная, такая светлая девочка…
Мы с Гошей не стали спорить. Но и задерживаться у Надежды Николаевны, мы тоже не стали. Зачем? Так же, как и для ее мужа, все что могли, мы сделали.
– Ну что, подставляешь лоб, Царевна-Лебедь? – засмеялся Гоша, как только мы закрыли за собой дверь.
– Отстань. Я с тобой не спорила. Я вообще прихожу к выводу, что спорить с тобой бессмысленно, ты всегда прав.
– Ты это что, серьезно? – он даже остановился.
– Абсолютно. Ты большой и умный, ты все знаешь, все умеешь и никогда не ошибаешься.
Ура! Впервые с момента нашего знакомства, Гошка смотрел на меня неуверенно, почти с испугом. Я не удержалась и добавила:
– Это же естественно. Ты и старше меня, и опытнее, и лучше ориентируешься в любой ситуации, – я бросила на напарника взгляд, полный почтительного восхищения и с удовольствием повторила: – Ты всегда прав.
Гошка молча двинулся дальше, молча вышел на улицу, молча сел в машину. Даже первые несколько кварталов мы проехали в глубоком, почти трагическом молчании. Потом Гоша попросил:
– Рита, скажи мне, пожалуйста, что я безответственный болтун.
– Что?
– Ну, скажи. Ты же меня так называла, помнишь?
– Погорячилась, – быстро сообразила я. – Беру обратно.
– А «невыносимый тип»? А «носорог бесчувственный»? – с надеждой напомнил Гоша. – И «шкаф трехстворчатый, безмозглый»?
– Тоже беру. Все плохие слова в твой адрес беру обратно. С этой секунды только уважение и искреннее восхищение.
Гошка затормозил и аккуратно припарковался на обочине.
– Нет, – твердо заявил напарник. – Так я работать не могу. У меня хрупкая психика, мне нужны нормальные условия. Или ты меня называешь безмозглым типом, или мы никуда не едем. И перестань на меня таращиться, как пятнадцатилетняя фанатка на Диму Билана!
– Тип был невыносимый, – напомнила я. – А безмозглый – шкаф.
– Ритка, не буди во мне зверя! Какая разница, безмозглый тип или невыносимый шкаф?! Имей в виду, или ты сию секунду приходишь в чувство, или я увольняюсь!
– Гошка, не будь болваном, – засмеялась я. – Кто тебя из «Шиповника» отпустит?
– А я, значит, веду себя сейчас, как болван? – он сверлил меня подозрительным взглядом.
– Как круглый болван, – подтвердила я. – Нет, хуже, как квадратный! Который даже не катится!
– Ф-фу, – с облегчением выдохнул Гошка. – Ну и хорошо. Только ты так больше не шути, пожалуйста. Серьезно, Ритка, я ведь, с перепугу, могу и это… неадекватно отреагировать.
– Как же, помню, у тебя хрупкая психика, – засмеялась я. – Ладно, хватит развлекаться, поехали. «Наше все» доклада ждет.
Через неделю к нам приехал Стрешнев, выразить неофициальную благодарность. Благодарность за помощь в расследовании, он, традиционно, выражал пивом для мужчин и тортом для нас с Ниной. Мы уже несколько раз указывали Володе, что наблюдается явная несправедливость: пивом они с нами не делятся, дескать, к торту пиво не идет. Но, быстренько с этим пивом расправившись, наши мужчины требуют чай, и им торт оказывается очень даже к месту. Володя соглашался, но традиции, они потому и традиции, что их очень трудно изменить.
И в этот раз, встреча шла по привычной схеме. Когда пустые бутылки отправились в мусорную корзинку, все собрались вокруг торта, который мы с Ниной едва успели начать. К этому времени, Стрешнев уже рассказал, что сначала Катя защищалась отчаянно и, если и признавала что-то, то только под давлением совершенно неопровержимых улик. Но, поскольку улик у них больше, чем достаточно, даже самый дорогой адвокат города, нанятый Черниковыми вскладчину со срочно приехавшими Катиными родителями, развел руками и посоветовал делать ставку на чистосердечное признание и искреннее раскаяние.
– А откуда у вас «больше чем достаточно» неопровержимых улик? – спросила я. – То есть, по краже шкатулки, там, действительно, улик хватает. А с убийством Лобушевой? Там у нас одни предположения, да отсутствие алиби.
– Это у вас одни предположения, – снисходительно усмехнулся Володя. – А у нас – неопровержимые улики. Помнишь, как эта Катя остолбенела, когда Миша ей про отпечатки пальцев на шкатулке напомнил?
– Помним, – ответил вместо меня Гоша. – И что? Отпечатков не было?
– Наоборот! Этого добра везде было навалом, просто километры и тонны! Мы считаем, что преступники умные, что они по телевизору всяким криминалистическим премудростям учатся… Бывает, конечно, спорить не буду. Но иногда, является вот такая Катя, которая не то, что премудрости, самое элементарное забывает! Она про перчатки не подумала даже и наследила везде, где была. А сообразила это, только тогда, когда Миша заговорил об отпечатках пальцев!
– То есть, вы нашли ее отпечатки в квартире Лобушевой, – уточнил Баринов.
– И там, и на сережке, которую она сунула в руку покойницы. Я же говорю, улик достаточно.
– Кстати, что Вересова в квартире Лобушевой делала? Она рассказала?
– А как же. Как мы сразу предположили, искала компромат на себя. Она, оказывается, знала, что Лобушева прирабатывает шантажом. Была какая-то история, про хозяйского сына и девицу и там фигурировали фотографии, которые домработница тайком сделала. Вот Вересова и решила, что Лобушева ее тоже сфотографировала, со шкатулкой. И отправилась искать фотоаппарат. И снимки.
– А Ритка ее упустила! – Гоша косо посмотрел на кусочек торта, который я приготовилась отправить в рот. – Я все время повторяю: меньше сладкого и больше физподготовки! И диета!
– Просто там было слишком темно, – возразила я. – А драться в полной темноте…
