Хрустальная гробница Богини - Володарская Ольга Геннадьевна (список книг .TXT) 📗
– Дуда, черт тебя дери! – прокричала Эва из ванной. – В дверь стучат, неужто не слышишь?
– Слышу, – буркнула та, остановив кровать. – Заходите. Не заперто!
Дверь приоткрылась, и в комнату, немного смущаясь, зашел Антон.
– Здрасте еще раз, – сказал он, не двигаясь дальше порога. – Я к вам.
– Ко мне? – переспросила Дуда.
– К вам. Я в «Эдельвейс» стучался, стучался, мне не открыли, и я подумал, что найду вас тут…
– Нашел, и чего хочешь?
– Можно ваши лыжи взять?
– Пожалуйста, мне не жалко, но ведь у тебя свои есть…
– Ваши для спуска больше подходят. К тому же мои не такие хорошие. – Он натянул перчатки и сделал шаг назад, удаляясь за порог. – Значит, я возьму лыжи?
– Бери.
– Удачи тебе, – сказала Эва, выйдя из ванной. – Смотри, осторожнее там.
– Постараюсь.
Он одарил их скупой улыбкой и закрыл за собой дверь. Раздались его удаляющиеся шаги. Затем все стихло.
– Славный мальчик, – с улыбкой проговорила Эва, проходя в комнату и ставя сундучок на кровать. – Хотя и несколько странный.
– А чего ты хочешь? Каково окружение, таков и он… – Дуда подошла к центральному окну, запрыгнула на его подоконник, достала пачку сигарет и, раскрыв форточку, начала курить. Сделав пару затяжек, она воскликнула: – А отсюда здание аэровокзала видно! Смотри!
Эва подошла к окну, выглянула в него, но никаких зданий, кроме «Голубой скалы», не разглядела. Это говорило о том, что ее зрение гораздо хуже Дудиного. Что, собственно, не было для Эвы неожиданностью, поскольку окулист ей еще год назад выписал очки для дали, но она их категорически не желала носить. Перепробовав кучу дорогущих оправ (золотую от «Диора», платиновую от «Шанель», инкрустированную бриллиантами от «Версаче»), Эва пришла к выводу – очки ей не идут совсем. А от линз у нее глаза слезились. Поэтому Эва продолжала плохо видеть далекие предметы, «прозревая» только наедине с собой: оставаясь одна, она водружала на нос самые обычные очки в легкой титановой оправе и наслаждалась четкой телевизионной картинкой. О своей близорукости она не рассказывала никому. Даже Дуде! Но тут оказалось, что та прекрасно обо всем осведомлена.
– Ладно тебе, расслабься, – хмыкнула Эдуарда, похлопав Эву по плечу. – Если не можешь разглядеть, так не пытайся… А то ты так сощурилась, что у тебя глаза в щелки превратились!
– Я щурюсь? – переполошилась Эва, тут же принявшись разглаживать кожу в уголках глаз.
– Не всегда, но частенько.
– Какой ужас! От этого же морщины появляются!
– Очки надо носить, если плохо видишь…
– Это так сильно заметно?
– Да нет. Просто я очень давно тебя знаю. Раньше ты не щурилась, а теперь начала. Значит, у тебя падает зрение.
– И что мне делать? Очки носить я не хочу, а от линз у меня раздражение.
– Сделай лазерную коррекцию. Это безболезненно и совсем недорого. – Она докурила сигарету до фильтра и, пульнув окурок за окно, вытащила из пачки другую. – Вернемся из Италии и займемся тобой. Глаза подправим, а потом задницу… – Дуда хлопнула Эву пониже спины. – У тебя целлюлит!
– Ты и это заметила?
– Глаз – алмаз, ты же знаешь!
Эва уткнулась головой ей в колени и прошептала сдавленно:
– Я старею.
– Это естественный процесс, никуда не денешься, – с умным видом изрекла Дуда.
– Но я не хочу! И не могу! БОГИНИ не стареют! Они всегда прекрасны и вечно молоды…
– Эва, радость моя, смирись с неизбежным. Через пяток лет тебе придется сойти с Олимпа. Ты и так там задержалась…
– Евангелиста до сих пор выходит на подиум, а она меня старше.
– Тебя тоже будут изредка приглашать…
– И Клаудия Шиффер все еще снимается в рекламных клипах! – Эва подняла глаза на Дуду, в них блестели злые слезы. – А Энди Макдауэлл рекламирует «Л’Ореаль»!
– Антивозрастные кремы от морщин, – напомнила ей Дуда.
– Ну и что! Пусть! Я тоже буду…
– Тогда ты перестанешь быть БОГИНЕЙ. Сама же говоришь, они всегда прекрасны и молоды…
– И что же ты мне предлагаешь? По достижении сорокалетия уйти на пенсию?
– Не на пенсию, а в тень. Исчезнуть. Чтобы мир помнил тебя молодой и прекрасной.
– И чем же я буду в этой тени заниматься?
– Выйди замуж, роди детей, займись семьей. – Дуда взяла ее за подбородок и заглянула в глаза. – Ведь ты давно об этом мечтаешь, я знаю. Любая женщина хочет иметь семью, и ты не исключение…
– Да, я не исключение, да, я мечтаю выйти замуж и родить детей, но я все равно хотела бы работать. Изредка сниматься в клипах. Вести какое-нибудь ток-шоу. Быть может, играть в сериалах…
– Дура ты, Эва!
– Почему это?
– Да потому! – Дуда глубоко затянулась и вышвырнула недокуренную сигарету в форточку. – Вспомни, например, Майкла Джексона. Был КОРОЛЕМ, а кем стал? Посмешищем? Уйди он вовремя, мир запомнил бы его тем талантливым юношей, что пел «Билли Джин» и «Бэд», а сейчас в наших глазах он чудик с отвалившимся носом и извращенными наклонностями! И никто не вспомнит ни одной его новой песни…
– Нашла с кем сравнить! С Майклом!
– Ты, как и он, уникальна. Ты – единственная. Ты – символ. Как… Мэрилин Монро. Как Марлен Дитрих. Как Одри Хепберн.
– Да они же все умерли!
– Но о них все еще помнят. И будут помнить… молодыми и красивыми. Потому что они вовремя ушли…
– Ага, некоторые даже из жизни.
– Все равно. Мэрилин вовремя умерла. Иначе из секс-символа века превратилась бы в посмешище… – Дуда отстраненно посмотрела в окно. – Как и Элвис. Он тоже молодец. Умер молодым и относительно стройным.
– Тебя послушать, так мне тоже лучше отдать концы, – сердито буркнула Эва.
– Это было бы идеальным вариантом…
– Что?
– Шучу, – засмеялась Дуда. – Но ты все равно подумай над моими словами.
Эва раскрыла было рот, чтобы продолжить дискуссию на животрепещущую тему, но Дуда уже потеряла интерес к абстрактным рассуждениям. Она спрыгнула с подоконника и, обняв подругу за плечи, повела вон из комнаты, по пути журча о том, сколько груд платьев и какое дикое количество обуви предстоит им сейчас собрать.
В час дня все гости «Красной скалы» собрались в гостиной (труп Ганди Антон еще ночью перенес в подвал). Исключение составляла только Ника, которая все еще где-то бродила. Остальные же расселись по диванам и молча стали ожидать того момента, когда в окне, с которого каждый присутствующий не спускал взгляда, появится машина с «Большой земли».
Около получаса прошло, пока заговорил первый человек. Это была Матильда:
– Мы ведь услышим шум самолета, да?
– Наверное, – ответила ей Тома, переведя взгляд с квадрата окна на овал Катиного лица. Костюмерша до этого незаметно ущипнула ее за ягодицу. – Он же низко пролетит.
– Тогда почему тишина?
– Значит, еще рано.
Матильда рывком встала с дивана, подошла к окну, распахнула его и, высунувшись по пояс на улицу, глянула в небо.
– Ничего не видно, – сказала она, но от окна не ушла.
– Облака, – пожала плечами Тома.
– А давайте выпьем, а? – предложила Натуся, которой ее всегдашнее спокойствие стало изменять.
– Не-е-е, – протестующе замахала руками Ладочка. – Я все. Мне вчерашнего хватило…
– Мне тоже, – бросила через плечо Мотя. – До сих пор чистым вермутом писаю.
– А я бы выпила, – подала голос Дуда. – Только чуточку. За удачу.
Получив поддержку хотя бы от одного члена коллектива, Натуся тут же вскочила и бросилась к бару. Бутылок там заметно поубавилось, но все равно спиртного было достаточно, чтобы вдоволь напоить компанию из десяти человек.
– Что будем пить? – спросила Натуся, пробежав глазами по поредевшей батарее бутылок. – Джин с тоником? Или коньячок?
– Предлагаю шотландский виски.
– Фу! – сморщилась она.
– Ничего ты не понимаешь! Это ж эксклюзивный вискарь. Он имеет глубокий вкус с ореховой сладостью…
Но Натуся отмахнулась от Дуды и налила себе коньяку. Остальные тоже не пожелали пить эксклюзивный напиток. Пришлось Дуде дегустировать его в одиночестве. А вот Матильда от спиртного отказалась совсем. Взяв пачку сигарет и зажигалку, она устроилась на подоконнике и закурила, не сводя взгляда с бездонного неба, по которому, подобно маленьким яхтам, плыли пушистые белые облачка.
