Аквариум - Суворов Виктор (бесплатные онлайн книги читаем полные .txt) 📗
Черт побери, где же мне добыть что-то подобное? Интересных вещей множество. И добыть их иногда не очень трудно. Но служба информации покупает три-четыре одинаковых образца или документа в разных частях мира, и все. Больше не нужно. Давай новейшее, то, что никто добыть не может. Иногда предлагаешь что-то потрясающе интересное, но ГРУ отвечает отказом. Спасибо, но дипломатическая резидентура ГРУ в Тунисе работала быстрее. Спасибо, у нас уже это есть.
ГРУ – это жестокая конкуренция. Выживают сильнейшие.
Медленно струится время: тик, тик, тик. Ночь. А у нас в Забое всегда один цвет: голубой. Можно регулировать яркость света. Но от этого не меняется цвет. Все по-прежнему остается голубым. 2 часа 43 минуты. Нужно пройтись, разогнать сон. Обычно в помещениях резидентур нет никаких окон. У нас в Вене в огромном сооружении их только три. Нужно из общего рабочего зала выйти в коридор, подняться по лестнице, мимо фотодешифровочной лаборатории в коридор «С», и оттуда вверх по лестнице. Сорок восемь ступеней. Вот тут у нас совсем небольшой коридорчик, который ведет к мощной двери антенного центра. В этом-то коридорчике и есть три окна. Место это называется Невский проспект. Наверное, потому, что насидевшись в глубинах наших казематов, каждый норовит тут на пятачке покрутиться у солнышка.
Этот пятачок отделен от наших рабочих помещений десятками дверей, бетонными перекрытиями и стенами. Тут не разрешено обсуждать секретных вопросов. Тем не менее три окна защищены так, как должны быть защищены окна помещений ГРУ. Снаружи они ничем не отличаются от других окон. Такие же решетки, как и везде. Но наши окна чуть мутны. Поэтому снаружи очень трудно разглядеть то, что происходит внутри. Стекла на окнах очень толстые. Не проломишь. Выполнены они так еще и потому, что толстое стекло меньше вибрирует и не может служить мембраной, если навести на него мощный источник электромагнитных излучений. Стекла сделаны как бы не очень аккуратно. В одном месте чуть толще, в другом – чуть тоньше. Но и это хитрость. Неровности стекла рассчитаны электронной машиной. Кто-то за изобретение неровного стекла премию получил. Если даже наши стекла используются в качестве мембраны, то неровное стекло рассеивает отраженный луч хаотично, не позволяя получить удовлетворительное качество приема. Форточек у нас, конечно, нет. Системы вентиляции особые. Они охраняются, и о них я мало что знаю. Ясно, что окна для этой цели никак не используются.
Каждое окно имеет тройное стекление. Рамы металлические. Между металлическими деталями – прокладки. Это чтобы всячески снизить вибрацию. Внутреннее и внешнее стекление выглядит как обычные оконные стекла, но если присмотреться к средней раме, то можно увидеть, что стекла находятся не в одной плоскости. Каждое стекло чуть наклонено и чуть развернуто по фронту. Для каждого стекла свой угол наклона. Каждый угол тоже электронной машиной рассчитан. Это чтобы предотвратить возможность использования окон для подслушивания. Стены защищены, конечно, еще лучше. Особенно там, под землей, в Забое. За окнами еще непроглядная ночь. Я знаю это. Я пришел сюда только для того, чтобы походить по лестницам и коридорам. Я – дежурный офицер, и мне спать никак нельзя.
Вся ночная смена работает практически без моего участия и вмешательства. Группа «ТС» постоянно и круглосуточно ведет работу по перехвату и расшифровке военных и правительственных радиограмм. Группа контроля тоже занимается радиоперехватом. Но это совсем другой вид работы. «ТС» работает в интересах службы информации ГРУ, добывая крупинки, из которых командный пункт и большой компьютер постоянно лепят общую картину мира. У радиоконтроля функции другие, хотя и не менее ответственные. Группа радиоконтроля работает в интересах только нашей резидентуры. Эта группа следит за активностью полиции. Эта группа всегда знает, что делает венская полиция, как расставлены ее силы, за кем следят ее переодетые агенты. Радиоконтроль всегда скажет вам, что сегодня у вокзала они следили за подозрительным арабом, а вчера все силы были брошены на поимку группы торговцев наркотиками.
Очень часто активность полиции не поддается расшифровке, но и тогда группа радиоконтроля всегда готова предупредить о том, в каком районе города эта непонятная активность.
Кроме групп радиоперехвата, ночами работают радисты и шифровальщики, но и в их работу я не имею права вмешиваться. Зачем же я тогда ночью тут сижу? Так положено. Работают разные группы, не подчиненные друг другу. Значит, над ними кто-то должен быть старшим. Оттого мы и дежурим ночами.
Я – обыкновенный добывающий офицер, не имеющий особых заслуг, для всех них – олицетворение власти. Для них не важно, варяг я или борзой. Я отношусь к высшей касте. Я добывающий. Значит, гораздо выше любого из тех, кто не связан прямо с иностранцами. Для любого из них, независимо от их воинских званий, стать добывающим офицером – красивая, но неосуществимая мечта.
– Виктор Андреевич, кофе?
Это Боря, третий шифровальщик. Ему нечего делать. Главный приемник молчит, приемник агентурной радиосигнализации тоже молчит.
– Да, Боря. Пожалуйста.
Я собирался закончить описание подобранных мной площадок десантирования для работы Спецназ 6-й гвардейской танковой Армии. По приказу ГРУ я подобрал три такие площадки. На случай войны. Но если Боря вышел из своего отсека, то завершить эту работу все равно не удастся.
– Сахар?
– Нет, Боря. Я всегда без сахара.
Боря поклоняется Венере. Все шифровальщики ГРУ и КГБ по всему миру поклоняются этой даме. Боря знает, что у меня много работы и ходит вокруг, обдумывая, как отвлечь мое внимание от будущей войны и переключить его на обсуждение вопросов его религии.
– Виктор Андреевич!
– Чего тебе? – я не отрываюсь от тетради.
– Дипкурьеры стишок новый принесли.
– Сексуальный, конечно?
– У дипкурьеров всегда только такие.
– Хрен с тобой, Боря. Давай свой стишок.
Боря кашляет. Боря прочищает горло. Боря в позе великого поэта:
– Это я, Боря, и до тебя слышал.
Боря огорчается ненадолго:
– У нас в Ленинграде один страдатель был. Знатные стихи выдавал:
От него не отвяжешься. Да и портить отношения с ним опасно. Шифровальщик – более низкая каста, да зато ближе всех к Навигатору стоят, как верные холопы. В его поэзию мне никак углубляться не хочется, но и прерывать его неразумно. Лучше разговор в сторону повернуть:
– Ты в штабе Ленинградского округа служил?
– Нет, в восьмом отделе штаба 7-й Армии.
– А потом?
– А потом прямо в Ватутинки.
– Ого!
Ватутинки – это совершенно секретный городок под Москвой. Главный приемный радиоцентр ГРУ. Там секретно все. Даже кладбище. Ватутинки – рай. Но как настоящий рай, он имеет одно неудобство: нет выхода наружу. Тот, кто попал в Ватутинки, может быть уверен, что похоронят его именно на этом кладбище и нигде более. Некоторые из тех, кто попал в это райское место, бывают за рубежом. Но жизнь от этого разнообразнее не становится. Для всех шифровальщиков внутри посольства установлены четко ограниченные зоны. Для каждого своя. Для Бори это только шестнадцать комнат, включая комнату, в которой он живет, общий рабочий зал, кабинеты Навигатора и его заместителей. За пределы этой зоны он перемещаться не может. Это уголовное преступление. А за пределы посольства – тем более. В этой зоне Боря проживет два года, а затем его отвезут в Ватутинки. В зону. Боря не ездит. Его возят. Под конвоем. Боря счастливый. Многих из тех, кто попал в Ватутинки, вообще никуда не возят. Но и они – счастливцы в сравнении с теми тысячами шифровальщиков, которые служат в штабах округов, флотов, армий, флотилий. Для каждого из них Ватутинки – красивая, но неосуществимая мечта.
