Договор с дьяволом - Незнанский Фридрих Евсеевич (читать книги без регистрации .TXT) 📗
Грязнов созвонился с первым замом прокурора Москвы, согласовал вопрос и оба следственных дела оставил пока у себя, чтобы позже обсудить некоторые свои соображения вместе с Турецким, а следователей отпустил, у них и без этого работы было невпроворот...
Турецкий решил сам съездить на «Мосдизель», посмотреть, что да как, потолкаться среди народа. Конечно, он догадывался, что никакой радости его посещение не доставит коллективу производственного объединения, но уже начиная с вестибюля его преследовало заметное всеобщее уныние.
На трех облицованных мрамором колоннах из четырех, поддерживающих балкон с вычурной балюстрадой, висели большие фотопортреты в траурных рамках и с двумя привядшими гвоздиками под каждым, прикрепленными скотчем.
Кто из троих академик, объяснять Александру было не надо: его лицо выражало мудрость и значительность. Так снимают выдающихся актеров, чтобы затем вывесить портрет в фойе театра. И второй тоже был знаком Турецкому, его он видел на фотографии, увеличенной с кадра видеопленки, где была снята вся троица – Козлов, Мамедов и Нолина. На закрытой автостоянке возле «Мосдизеля». Только там Козлов был в гражданской одежде, а здесь в форме капитана третьего ранга. Застывший взгляд прямо в камеру, строгий вид. Наверняка пересняли из личного дела.
Третий был незнаком. Совсем молодой человек, светловолосый, с открытым по-юношески взглядом, в рубашке с расстегнутым воротником. Похоже на любительскую фотографию – черты лица не очень четкие. Подпись под фотопортретом гласила: «Барышев Михаил Терентьевич» – и даты рождения и смерти. Немного прожил – всего двадцать девять лет.
Ну ладно, с академиком понятно. А эти-то двое, что с ними случилось? Турецкий обернулся к пожилому кадровику, встретившему его у проходной, как-никак генерал приехал! Семен Петрович Золотцев – так он представился, когда проверял документ Турецкого, – развел руками и со скорбной миной сказал:
– Ничего теперь не поделаешь. Надежды-то больше нет. Хотя вроде, как говорится... Ну, пока нет подтверждения. Но, с другой стороны, никто как бы и не возражал. А в общем, оно конечно...
Связная речь, толковая. Но Турецкий ничего не понял и попросил объяснить почетче.
Оказалось, что эти двое, то есть Козлов и Барышев, проводили испытания и присутствовали на том самом «Соколе», который затонул. По правилам испытаний оба должны были находиться рядом с изделием, в первом, торпедном отсеке. Который, как теперь известно, был практически уничтожен. Вот оно в чем дело... Задумчивый и печальный кадровик покачивал головой, будто китайский болванчик.
Кадровики, разумеется, не совсем обычные люди, это – факт. И главная их особенность заключается в том, чтобы уметь читать мысли собеседников. Золотцев не представлял исключения.
– Вообще-то, – морщась, словно от зубной боли, заметил он, – лететь должен был Мамедов. Но тот буквально накануне погиб в автокатастрофе. И тоже не совсем обычной, скажу вам, Александр Борисович. Сюда уже приезжали и следователь, и оперативные работники. Спрашивали, выясняли, сами понимаете... Да-а... Так вот, ввиду гибели Мамедова – его фотопортрет совсем недавно сняли, потому что уже похоронили то, что не совсем сгорело, на Хованском кладбище, – срочно оформили командировку одному из конструкторов. Не повезло парню. Он, честно говоря, и к изделию имел не самое прямое отношение. Просто некого было послать, а у него, как на беду, загрузка меньше, чем у других. Поэтому...
Турецкий не стал рассказывать Золотцеву о своем «знакомстве» с Мамедовым. И слушал внимательно. Потом спросил:
– А вообще, я не совсем понимаю, как это на подобные важнейшие – я верно говорю? – он дождался утвердительного кивка кадровика и продолжил: – На важнейшие испытания посылают мало причастного человека? А кто отдал такое распоряжение?
– Я вам скажу, Александр Борисович. Тот, кто отдал, уже не сможет ответить за свою ошибку. Сам отдал, понимаете? Академик, и никто иной. Раз он так посчитал... кто станет спорить? Тем более что за испытания полагается и премия, и прочее. Так только дурак и откажется. Но раньше у нас ничего подобного не случалось, можете мне поверить, а я здесь работаю уже четвертый десяток лет.
– Понятно... – протянул Турецкий. – Ну пойдемте, поговорим.
И когда уселись в тесном кабинете Золотцева, на двери которого висела уже порядком выцветшая табличка под стеклом: «Заместитель генерального директора по кадрам», Александр Борисович поинтересовался, кто бы из сотрудников дирекции мог ему рассказать поподробнее обо всех этих трагических делах. Семен Петрович с ходу назвал Ангелину Васильевну Нолину. Она в курсе всех дел. Заместитель директора по связям с общественностью – так называется официально ее должность.
Турецкий спросил, на службе ли она? Золотцев немедленно снял трубку, чтобы проверить. Спросил в свою очередь, сюда ли ее пригласить или как? Турецкий ответил, что, если она на месте, он прошел бы прямо к ней, чтобы не отрывать Семена Петровича от его дел.
– Да, у нее свой кабинет, – закивал кадровик. – Ангелина Васильевна? Очень славно, что вы на месте. Сейчас к вам подойдет один ответственный товарищ, который желает побеседовать с вами. Можете отвечать на любые вопросы, допуск у товарища имеется... Прошу вас. – Золотцев привстал и начал объяснять Турецкому, как пройти в соседнее здание и где находится кабинет Нолиной.
Турецкий изысканно вежливо раскланялся с кадровиком.
Кабинет Нолиной оказался немногим больше кабинета Золотцева. Ангелина Васильевна встала, сделала два шага навстречу Турецкому, и вдруг ее настороженный взгляд потеплел.
– Боже мой! – воскликнула она, прижав ладони к щекам. – Вот уж и не чаяла когда-нибудь встретиться! Ну как ваше здоровье, миленький вы мой? Господи, какой у вас тогда ужасный вид был!
Она сделала такие большие глаза, что Турецкий просто не мог не поверить ее искренности.
– А у нас видите что творится?.. Вам уже рассказали?
– Да, я успел побеседовать с Семеном Петровичем. Но хотел кое-что уточнить у вас. Как у лица, пользующегося максимальным доверием генерального директора. Виноват, теперь уже – пользовавшейся... увы.
– К сожалению, – тяжко вздохнула Нолина и жестом пригласила Турецкого присесть на небольшой диванчик. Сама села не то чтобы рядом, но на небольшом расстоянии, насколько позволял диван. Закинула ногу на ногу, облокотилась на спинку. И затем, на протяжении всего разговора, ее великолепная круглая, загорелая до шоколадного цвета коленка назойливо лезла Турецкому в глаза. Смущала, заставляла опускать глаза, смотреть в сторону. Но Турецкий понял, что это был определенный вызов ему, даже своеобразный тест, и решил, что в данной ситуации он должен оставаться холодным, как лед, и крепким, словно кремень.
– А вы знаете, Александр Борисович, – как-то поощрительно прищурилась Нолина, мол, ну что ж ты, дружок, теряешься? – я таки вспомнила, где видела вас прежде. Нет, не во время той ужасной аварии. Раньше, много раньше. Сказать?
– Очень интересно! – улыбнулся Александр, разыгрывая дурачка.
– На вокзале.
– Быть того не может. Я там бываю крайне редко. В основном приходится пользоваться самолетами. И на каком же вокзале?
– А вы приятеля провожали. На юг. А мы с ним ехали в одном вагоне.
Она не сказала – в одном купе. И даже не намекнула на дальнейший интим. Может быть, рассчитывала, что Славка не стал бы делиться своими сексуальными победами?
– Какая прелесть! – Турецкий расплылся в такой улыбке, будто это он, а не Грязнов оказался попутчиком прекрасной дамы. – Да-да, я вспоминаю... Ах, ну конечно, Вячеслав же рассказывал мне...
– О чем? – Она была мила до невозможности, так и замерла в ожидании чего-то необычайно интересного, вот разве что коленка ее проклятая ну так прямо и елозила перед глазами.
– О том, что вы ему очень понравились. Я даже, было дело, позавидовал. Надо же случиться... такому везению! Да-да... Ну что ж, далеко не все в нашей жизни так приятно, как хотелось бы... Вернемся на грешную землю.
