Инструктор над законом - Воронин Андрей Николаевич (полные книги .TXT) 📗
- Уговорил? - не отставал упорный Сорокин. - Поедет он в Ригу?
- Уговорил, - со странной улыбкой ответил Мещеряков и вздохнул. Поедет. Точнее, уже поехал.
- Как, уже? Но ты его проинструктировал?
Мещеряков, собравшийся было прикурить сигарету, замер в согнутой позе с зажженной спичкой в руках и медленно повернул к Сорокину лицо с недоуменно поднятыми бровями. Некоторое время он стоял молча, разглядывая Сорокина, как некую несуразную диковинку, а потом спросил:
- Что?
Сорокин смутился и принялся без нужды перекладывать на столе бумаги.
- Ну, извини, - сказал он. - Это я сдуру ляпнул.
- Какой парень, - подал голос из своего угла молчавший до сих пор Архипыч. - Огонь!
- Да, - согласился Мещеряков и опустился на табурет для задержанных. Спичка, догорев, обожгла ему пальцы, он зашипел и отбросил ее в угол. - Да, - повторил он, - парень - огонь.
***
Капитан Эдгар Валтер немного поерзал, устраивая свое порядком отяжелевшее за последний десяток лет тело в парусиновом шезлонге, и посмотрел на свет через высокий стакан с жидкостью коричневого цвета. Официально эта жидкость считалась охлажденным чаем. Она и была холодной стакан сильно запотел, и можно было не тратить попусту время, пытаясь рассмотреть что-либо сквозь него, - но отнюдь не являлась тем, чем ее полагалось считать из уважения к капитану.
Капитан Валтер и сам прекрасно понимал, что пить коньяк охлажденным дурной тон, и, уж тем более, ему было известно, что не стоит пить его в такую рань, когда солнце еще только-только вскарабкалось в зенит. Капитан Эдгар Валтер последнее время стал относиться к своим слабостям бережно и снисходительно. "Я - это мои слабости, - любил говорить он в дружеской компании, - точно так же, как и мои сильные стороны. Что такое Эдгар Валтер без своих слабостей? Автомат для зарабатывания денег, и больше ничего! А к чему деньги, если не умеешь их со вкусом тратить? Чтобы обеспечить детей?
Черт побери, я без ума от своих детей, но если папа Эдгар обеспечит их на всю жизнь, то чем, скажите. эти маленькие негодяи будут заниматься, когда вырастут? Обеспечивать своих детей? Давайте-ка лучше выпьем и не будем говорить о грустном!" Кроме этого жизненного кредо, у капитана Валтера были другие причины выпить в неурочное время. Ему до чертиков опостылела эта стоянка в устье Даугавы.
Документы были выправлены, яхта полностью снаряжена всем необходимым и готова хоть сию минуту выйти в море, но рейс все откладывался - те, кто платил капитану Валтеру деньги, похоже, готовы были лопнуть от жадности и заодно утопить красавицу-яхту, нагрузив ее своими тяжеленными ящиками от киля до самой палубы. Каждое утро капитан сталкивался с начальником портовой таможни, когда тот ехал на работу, и вежливо приподнимал свою полотняную шапочку с прозрачным козырьком.
Начальник таможни не менее вежливо кивал в ответ - за те деньги, что платили ему ежедневно хозяева яхты, можно было быть вежливым, даже зная, что яхта доверху нагружена чистым героином. Капитан знал эту породу и был уверен, что вечно так продолжаться не может. Сколько бы ему ни платили, любой чиновник прежде всего дрожит за свое место. При малейших признаках тревоги он сдаст вас с потрохами, аккуратно упаковав в фольгу и перевязав нарядной ленточкой с кокетливым бантиком сверху. Черт побери!.. Капитан поднес стакан к губам и сделал могучий глоток.
Юрген Лаубе смотрел на капитана с верхней палубы и медленно приходил в ярость. Старый боров опять с утра пораньше наливался своим зельем, которое команда, хихикая, называла "капитанским чаем". Часам к четырем он совершенно потеряет способность соображать, а к вечеру полностью утратит человеческий облик и будет заплетающимся языком повторять, что человек это сгусток слабостей. А без слабостей человек просто кусок дерьма, который за борт выбросить - и то срамно. Лаубе испытывал сильное желание спуститься вниз и разбить спрятанную под шезлонгом бутылку о стальные леера, а пьяного борова вывернуть в воду вместе с шезлонгом - ему, видите ли, скучно.
Юрген с шипением втянул в себя воздух через стиснутые зубы. Задержка нервировала его ничуть не меньше, а, пожалуй, гораздо больше, чем капитана. Он кожей чувствовал, что атмосфера вокруг яхты накаляется - слишком много груза на борту, слишком многое поставлено на карту.
Кроме того, Юрген остался без связи. Вчера чертов боров, которого дурак Штюбе ухитрился нанять капитаном, вознамерился позвонить своей супруге и утопил в Даугаве телефон, оставив Юргена без связи с Москвой. Теперь предосторожность Игоря, категорически запретившего звонить ему домой и на работу, оборачивалась не слишком приятной стороной. Юрген не любил работать вслепую и, хотя все было переговорено уже тысячу раз, предпочел бы, чтобы связь функционировала. Теперь же налаживать ее просто не имело смысла - вечером они в любом случае отчалят независимо от того, прибудет груз или нет. Но он, конечно же, прибудет - возникшее на таможне недоразумение, кажется, уже разрешилось, так что вечером он увидится с Ирмой.
Интересно, кто ее новый напарник? Юрген не любил Квадрата и никогда этого не скрывал, как никогда не скрывал своего особого отношения к Ирме бог мой, мы живем на пороге третьего тысячелетия, так какие могут быть недомолвки между цивилизованными людьми? Квадрата он терпеть не мог, а с Ирмой хотел переспать - он почему-то был уверен, что под маской фригидной сучки, которую та разыгрывала при каждой встрече, скрывается настоящая секс-бомба. Единственное, что его утешало, так это то, что Квадрату, похоже, тоже не удалось нащупать, где у этой бомбы фитиль. А теперь, принимая во внимание приключившееся с бывшим майором ФСБ печальное происшествие, и не удастся - отныне, и присно, и во веки веков.
Аминь.
Однако, подумал он, вечером отплывать, а эта свинья пьет уже второй стакан подряд. Он выбросил сигарету за борт и перегнулся через поручни.
- Капитан, - крикнул он, - друг мой, быть может, достаточно?
Старый боров с усилием поднял кверху свою бульдожью морду, сомнительно украшенную седеющей норвежской бородкой, прищурился против солнца, прикрыв глаза свободной рукой - в другой руке был, конечно же, стакан, - и хрипло отозвался:
- Юрген, мальчик мой, в чем дело? Вы, кажется, чем-то недовольны?
- Капитан, я давно уже не мальчик и, тем более, не ваш. Что же касается моего недовольства, то о его причинах нетрудно догадаться: вечером нам предстоит выйти в море, а вы уже пьяны.
- Кто, черт возьми, сказал вам, что я пьян? Если выпить стаканчик холодного чая в такую адскую жару означает...
- Не валяйте дурака, капитан. В вашем возрасте это выглядит просто жалко. Повторяю вам: вечером мы выходим в море...
- Ха!.. Отлично! Мне кажется, я уже пустил здесь корни!
- ., а вы уже сейчас пьяны, как сапожник.
- К вечеру я буду трезв, как стеклышко!
- Продолжая в том же духе, к вечеру вы не сможете связать двух слов.
Юрген вряд ли замечал, что кричит. Все напряжение, скопившееся в нем за эти полные нервотрепки и постоянной опасности дни, разряжалось сейчас в неистовой вспышке гнева, направленной на вовремя подвернувшийся объект, которым оказался капитан Валтер. Перестав сдерживаться, Юрген испытал огромное облегчение, сравнимое разве что с ощущениями страдающего диареей человека, захлопнувшего, наконец, за собой дверь уборной и успевшего сдернуть штаны.
- Я не мальчик для вас! - визжал Юрген, отдавшись во власть неистового гнева, застилавшего глаза какой-то колышащейся дымкой, искажавшей очертания предметов. - Я ваш работодатель, чтоб вы подавились своим пойлом, старый вонючий алкоголик!
Капитан, багровея, попытался встать, но Юрген толкнул его обратно в шезлонг. Он уже был рядом с капитаном и, быстро наклонившись, выхватил из-под шезлонга полупустую бутылку с тремя звездочками, ловко перехватил ее за горлышко и наконец сделал то, о чем давно мечтал, - врезал ею по стальной стойке так, что осколки и крупные капли коричневой жидкости брызнули во все стороны, как от разорвавшейся бомбы. На корме сильно запахло коньяком.
