Дело о заикающемся троцкисте - Константинов Андрей Дмитриевич (читать полную версию книги .txt) 📗
Я прошел в кабинет, распустил узел галстука и закурил. Я определенно не знал, что нужно делать и нужно ли что-нибудь делать… Пришел Повзло и стал говорить о деньгах. Об оперативных расходах. О том, что репортеры уже стонут… и надо что-то делать.
— Не шатает их? — перебил я.
— В смысле?
— От голода их не шатает? Зубы от цинги не выпадают?
— Андрей!
— Коля!
— Андрей, видишь ли…
— Коля, я все вижу. Но денег нет…
Хотя… есть одна тема.
— Какая? — оживился Повзло.
— Сейчас объясню. Давай, подгоняй сюда Каширина и Зудинцева. И Зверева… если найдешь.
Зверева не нашли. Где-то он был опять на свободной охоте. А Родя с Зудинцевым через минуту были в моем кабинете.
— Прежде всего, дорогие коллеги, — сказал я, — позвольте вас поздравить, — я обвел всех взглядом, сделал паузу, интригуя. — Ерша освободили.
— Как?
— Как освободили?
Я черканул на листочке номер паспорта Ерша и подал Зудинцеву:
— Вот, Михалыч, номер паспорта гражданина Ершова. Поинтересуйся. Сможешь?
Зудинцев матюгнулся, сложил листочек вдвое и убрал в карман. Потом я рассказал о звонке Троцкиста и о своем визите в музей.
— Вот такой сюжетец, коллеги, — подвел итог. — Хочу услышать ваше мнение по этому сюжету.
— Тьфу! — сказал Родя. — Где Троцкий — там всегда заморочки. Вот вражина. Даже после смерти людям жизнь отравляет.
— Не скажи, — ответил Зудинцев. — Троцкий — соратник Ленина, и если бы в политическом противостоянии Сталин-Троцкий в двадцать седьмом году победил Троцкий, то…
Я «митинг» пресек. Сказал:
— Политические дискуссии в свободное от работы время. Предлагаю высказаться по существу.
— Для удобства, — произнес Родя, — я бы разбил тему на две части: рукописи Троцкого и убийство комитетчика. Есть ли между ними связь, мы пока не знаем.
— Мы, — сказал Зудинцев, — даже не знаем, а есть ли эти рукописи.
— По крайней мере один листок есть.
Зудинцев покачал головой:
— Извините. Извините, мужики, но пока что это листок бумаги… Вот будет заключение экспертизы — будет и разговор.
Я с Зудинцевым спорить не стал — он профессионал. Причем классный профессионал. Я только сказал:
— Кондакова считает, что к нам попал подлинник… А она — очень опытный музейный работник, у нее интуиция.
— Интуиция в нашем деле — штука полезная, — согласился Михалыч. — Я в нее верю и тоже предполагаю, что горячо, что рукопись подлинная. Давайте прикинем, что можно сделать… что-то в этом есть. Для начала посмотрим, чем же мы располагаем.
Мы «посмотрели» и увидели, что почти ничем не располагаем: есть некий аноним, который называет себя Олегом. Но имя, скорее всего, вымышленное… Этот Олег (псевдоним оперативной разработки Троцкист) утверждает, что владеет дневником и письмами Льва Троцкого. И даже предоставил страничку (вероятно, подлинную) для изучения. Троцкистом движут корыстные мотивы. Но сам он по каким-то обстоятельствам («У м-меня ос-с-собые обоб-обстоятельства») реализовать рукопись не хочет или не может. Чего-то опасается…
— Я думаю, этот Троцкист пиздит как Троцкий! — вставил Родя.
Не заметив его реплики, я продолжил:
Троцкист не глуп, говорит правильным литературным языком, употребляет слова «конъюнктурщик», «дивиденды», знает, что такое «Сотбис»… Осторожен.
Возраст — по голосу — взрослого, но не пожилого мужчины. Заикается.
— Заикание, — спросил Зудинцев, — натуральное?
— Похоже, да. Любопытно, трудно ли имитировать заикание? — спросил я. Ответ явился сам собой — дверь кабинета распахнулась и всунулась лохматая голова Соболина:
— Можно, Шеф?
— Нельзя. Совещание у меня. Зайди через двадцать минут… Впрочем, постой.
Скажи-ка, Володя… вот ты, как профессиональный драматический артист… — Соболин проник в дверь целиком и стал каким-то очень значительным. — Как профессиональный драматический артист, скажи нам: трудно ли имитировать заикание?
Соболин тряхнул копной волос, изменился в лице и ответил:
— Ва-ва-ваще н-н-ннево-во-возмомо-жно.
Все стало ясно… Володя еще что-то хотел нам показать в рамках демонстрации актерского мастерства, но я его выставил.
Он ушел расстроенный.
— Заикание, — сказал Зудинцев, — не факт.
Родя возразил:
— Ты хрен с пальцем не сравнивай.
Вовка — актер.
— Погорелого театра, — сказал Зудинцев. — Но если хочешь, Родион, то можешь провести проверку логопедов. Их в Питере не так уж и много — человек двести… или триста.
— Или пятьсот, — сказал я. — Отставить логопедов.
Все и без меня понимали, что на этом пути нам ничего не светит: логопедов можно проверять год… и выяснить в конце концов, что никто из них никогда не сталкивался с нашим Троцкистом. Или сталкивался, но не помнит… Или помнит, но под другим именем. Или наш Троцкист вообще не заика, а коллега нашего Соболина по ремеслу… из самодеятельности механического завода червячных передач имени Чубайса (бывш. «Красный пролетарий»).
Мы потолковали еще минут тридцать, наметили некоторые шаги и распределили обязанности. Родиону предстояло попытаться установить телефон, с которого звонил Троцкист. На Зудинцева легла обязанность поднять дело об убийстве Олега Гребешкова. А я собрался пойти в ФСБ.
Сразу после того, как мои «сыскари» покинули кабинет, позвонил Троцкист.
Я засек время.
— З-з-здравствуйте, Андрей, вы и-изучили ообразец?
— Здравствуйте, Олег… я показал ваш образец специалистам.
— М-мы так не д-договаривались.
— А что вас смущает?
— Н-не хочу оогласки д-до поры.
— А никакой огласки нет. Это во-первых. Во-вторых, мы должны быть уверены, что вы предоставили подлинники.
— Если вы убедитесь, что п-подлинники — вы г-готовы купить?
— Возможно. А вы не хотите зайти ко мне, пообщаться лично?
Он помолчал несколько секунд, потом сказал:
— Н-нет.
— Да что вы боитесь, Олег? К нам приходят разные люди. Согласно журналистской этике, мы гарантируем сохранение вашего инкогнито… Приходите, потолкуем с глазу на глаз.
— Нет, не п-приду. Н-ни к ч-чему это.
— Хорошо, давайте встретимся на нейтральной территории.
— В-встретимся, когда вы б-будете г-готовы к с-сделке. Я еще п-позвоню.
И он положил трубку. Я сходил к Каширину и сообщил, что был еще один звонок — в 13:04.
— Теперь мы его точно зацепим, — ответил Родя.
А я направился в ФСБ. Я позвонил начальнику пресс-службы ФСБ и договорился о встрече.
— Приходи, — сказал начальник. — А чего тебе, Андрей Викторович, из-под нас, грешных, надобно?
— Да вот думаю у вас пару секретов государственных перекупить… Продашь?
— Запросто. Торгуем налево-направо.
Приходи. Выписываю пропуск.
И я поехал на Литейный. Попарился в пробках на Фонтанке и добрался всего за полчаса. Пешком бы дошел быстрее…
— Ну, — весело сказал подполковник Острецов, — какие секреты тебя, Андрей Викторович, интересуют? Недорого продам.
— Год назад погиб ваш сотрудник — Олег Гребешков, — сказал я.
Острецов сразу переменился в лице.
— Да, было такое дело… До сих пор не раскрыто.
— Расскажи, Алексей Иваныч.
— А что, собственно, рассказывать, Андрей? Семнадцатого апреля прошлого года майор Гребешков не вышел на службу. Позвонили — не отвечает. Худого сначала никто не подумал, но после рабочего дня один из сослуживцев заскочил к Олегу домой. Дверь оказалась не закрыта… тело лежало в комнате. Стреляли в упор, дробью… из двух стволов. Соседи накануне выстрел слышали. В начале десятого, вечером. Но значения не придали. Нормально, да? Грохот от выстрела из двустволки на весь дом, а «значения не придали»… Следов никаких, видимых мотивов — тоже.
В общем, «глухарь» классический… А ты почему спросил?
