Первое правило королевы - Устинова Татьяна Витальевна (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗
– Мама!.. – Это дочь Катя. Голос напряженный.
– В десять, Инночка. Я буду ждать.
– Я обязательно приеду, Любовь Ивановна.
Увязая каблуками в земле, она перебралась на другую сторону могильного холма и спрятала нос в воротнике шубы. Мех был мягкий и гладкий, и пахло от него хорошо – вчерашними духами и чуть-чуть сигаретами.
Что она хочет мне сказать? Зачем я ей понадобилась, да еще в день похорон, да еще вечером, да еще в городской квартире, когда на даче будут «все» – московские гости с их ариями, многочисленные родственники, малочисленные друзья?..
До конца «траурного мероприятия» оставалось совсем немного, все говорили почти что в полный голос, и все – о делах, под конец перестав стесняться.
– Выборы через два месяца. Это, значит, когда? Ну да, получается в конце декабря.
– Под самый Новый год, елки-палки!
– Так еще заксобрание должно утверждать…
– Хруст все утвердит, что надо. Ему тянуть интереса нет, он же сам баллотироваться хочет.
– Ну и правильно. Самый верный кандидат.
– Надо, чтобы олигархи поддержали, а они пока что-то его не очень …
– Павел Иванович, а правда, что Адмиралов продал контрольный пакет «БелУголь»?
– Говорят, что продал, а там… не знаю.
– А в «Коммерсанте» вчера статья была…
– Ваш «Коммерсант», пожалуй, набрешет!..
– А эти небось знают!
– Кому же и знать, как не им.
– Кого еще президент поддержит…
– Хруста он поддерживает.
– Да про эту поддержку сам Хруст и толкует, а как на самом деле, никто не знает.
– Кто же «БелУголь» перекупил?.. Появится тут у нас… новая фигура да и выскочит в губернаторы!
– Никто никуда не выскочит, у нас край, а не цирк!
Инна отступила в снег, пропуская всю замерзшую и очень озабоченную компанию.
– Инна Васильевна! Ты давно из Москвы?..
– Два дня. Как узнала, так сразу и прилетела.
– А… откуда узнала?
Это был очень важный вопрос, самый важный – кто кому звонил, кто кого вызывал, кто от кого узнал.
Король умер, да здравствует король, все правильно.
Все претенденты, едва узнав, что престол освободился, кинулись собирать и группировать вокруг себя «своих». Тех, кто подставит спины и плечи, чтобы хозяин вскарабкался по ним на высокое и теплое место, и утвердился на нем, и окопался, и настроил укреплений и дотов, а потом, бог даст, распределил бы вожделенные «доходные места» – в соответствии с высотой и шириной подставленной спины или, напротив, вне зависимости от размеров спины, зато в соответствии с умением ее владельца убедить царя в несомненности своих заслуг.
Инне звонил Якушев – и.о. царя, самая сильная на сегодняшний похоронный день шахматная фигура. Инна таким образом оказывалась «в команде» первого претендента на трон и приобретала некий особый статус. Статус пока не был, так сказать, закреплен за ней официально, потому что с Якушевым по приезде она так и не виделась – тот был слишком озабочен смертью губернатора и ситуацией вокруг нее.
О смерти Мухина говорили шепотом и тревожно оглядываясь по сторонам – странная смерть, непонятная, волнующая.
Губернатор был найден мертвым в своем кабинете – с черной дыркой в виске и пистолетом, валявшимся под правой рукой, на красном «кремлевском» ковре. Якушев, позвонивший Инне в Москву, сказал: «Убит». Прессе «скормили» несчастный случай. Если бы пресса была московской, а не белоярской, так просто от нее отвязаться ни за что не удалось бы. Местная проглотила «несчастный случай и неосторожное обращение с оружием», и было очевидно, что проглотила просто так, от неожиданности. Московская пресса в игру еще не вступила, и Инна знала совершенно точно, что грянет грандиозный скандал, когда вступит.
К тому времени, когда Инна оказалась в Белоярске, версия, та самая, которая для «внутреннего пользования», а не для прессы, поменялась – самоубийство, вне всяких сомнений. И поза, и пистолет, и время классическое – зыбкая грань между ночью и утром, когда демоны выбираются из своей преисподней и, злобно скалясь, начинают грызть и терзать слабый человеческий мозг, подкидывать гадкие мысли и сооружать чудовищные образы, спасение от которых – только смерть. Уйти, не жить, не смотреть, кануть в небытие и беспамятство.
Слаб человек, слаб. О чем ты думал, Анатолий Васильевич, когда приставлял к голове холодное, гладкое, страшное дуло? Кто тебя под руку толкал? Что ж ты так… не устоял? Как ты мог?..
Инна скорбно кивала, соглашалась, теребила в кармане зажигалку – и не верила в версию самоубийства.
Она мало знала Мухина, но и того, что знала, было достаточно, чтобы не верить.
Он был «медведь, бурбон, монстр» – такой же кадровый работник, как Симоненко, закаленный «партийным аппаратом» и отобранный той системой для руководства той страной. Он был твердо убежден, что все, что делает, – только во благо, даже когда во вред, все равно «во благо».
Он не лез в крупный бизнес, не пытался прижать криминал, не удалял от власти олигархов и не ссорился с федеральной властью. Он был вполне удовлетворен положением, которое занимал, и даже верил в то, что он на самом деле губернатор – кортеж состоял по меньшей мере из четырех машин, мигалки заполошно мигали, гаишники вытягивались вслед по стойке «смирно», личный самолет с красным бархатным салоном исправно возил его в Москву и обратно, колхозники и колхозницы встречали с рушниками и караваями. В Кремле его тоже принимали с почетом, без рушников и караваев, правда, но вполне уважительно, и он, давая интервью, говорил, намеренно и значительно окая, соблюдая максимальную «близость к народу»: «Когда губернаторская власть сильна, когда она уважаема, тогда и порядок будет!»
За ним не было никакого бурного криминального прошлого, он не являлся ставленником «промышленных группировок», единственной серьезной его бедой был сын, не удавшийся во всех отношениях.
– Ты на машине, Инна Васильевна, или подвезти тебя?
– На машине, спасибо.
Бессменный Осип, наверное, уже все газеты прочитал, все кроссворды отгадал, всю музыку послушал, все прутья в кладбищенской ограде сосчитал.
…Что покойный Мухин делал ночью в кабинете?! Он никогда не работал по ночам! Он всегда говорил, что «после девяти он не губернатор, а нормальный мужик», и бравировал, и гордился этим! Модные штуки – работать, мол, работать и работать – нисколько его не занимали. Он был слишком уверен в себе, чтобы тратить на работу времени больше «положенного».
…Откуда у него пистолет? Нет, конечно, он вполне мог купить его, или получить в подарок, или найти на улице, но все это невероятно, невероятно!.. Он не испытывал ни тяги, ни интереса к оружию – в силу возраста и положения, которое занимал довольно давно. Мальчики от политики, только что выскочившие ниоткуда и гордившиеся своей «причастностью» – пистолетами, джипами, мигалками, охранниками, тысячедолларовыми костюмами, – изгонялись из его окружения немедленно. То есть, разумеется, оставались на своих постах, но больше доступа к губернатору не имели – чтобы не раздражать батюшку.
…Почему он застрелился? Ничего такого не происходило – президент не вызывал его на ковер, счетная палата не проводила расследований. Правда, криминал воевал с криминалом, но так было всегда. Выборов и тех не предвиделось в ближайшее время, только через два с половиной года, и рано еще думать с холодеющим сердцем – как там дальше?!
Что могло случиться, что заставило «медведя, бурбона и монстра» в ночном кабинете приставить к виску холодное дуло?! Почему именно сейчас?! Или узнал что-то такое, о чем во врачебном диагнозе говорится – несовместимо с жизнью?
Что? От кого? Когда?
И – самое главное – ни вопросы, ни ответы не могли иметь к Инне отношения. Не только непосредственного, но и вообще никакого!.. Зачем так настойчиво прятала лицо Любовь Ивановна, зачем звала ее к десяти на городскую квартиру?
Осип Савельич, завидев ее, выскочил из машины и распахнул дверь в теплое и душистое нутро – она не любила в салоне сигаретной вони, и водитель смолил свои «самокрутки» только на улице. Стуча зубами, Инна пробралась на переднее сиденье и повернула к себе вожделенную решетку отопителя. Оттуда ровно и сильно дуло теплом, и она замерла, закрыв глаза.
