Филе женщины в винном соусе - Дубчак Анна Васильевна (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
– А где же еще прикажете жить моему мужу? – с вызовом произнесла мама Антона. Наталия вспомнила даже, как ее зовут: Елена Дмитриевна. – Так что такое случилось, почему вы здесь?
– Ваш Антон попал в автомобильную катастрофу. Но он жив, – поспешила добавить Наталия. – У него лишь немного повреждена голень. Рану зашили, так что не переживайте.
– Антон попал в автомобильную катастрофу? – Матвей схватился за голову. Видно, он тоже крепко спал, прежде чем его разбудили. – И где он теперь?
– В ортопедической клинике, палата номер три. Но он сейчас наверняка спит.
– Вы что, были там?
– Да, я совершенно случайно оказалась в тех краях… – Она внимательно посмотрела Матвею в глаза. – А вы не знаете, кто такая Нина… Лискина?
Елена Дмитриевна, совершенно придя в себя, пожала плечами:
– Как кто? Сестра моя. А при чем здесь она?
– А где она живет?
– Да вам-то это зачем?
– Дело в том, что Антон был в машине вместе с вашей сестрой. Ведь белый «мерседес» – ee!
– Да. Вернее, ее мужа. Вы хотите сказать, что Антон был в машине с Ниной? Интересно, где это она его нашла? Мы же просто с ног сбились, а она нашла его и тут же устроила аварию. Впрочем, это на нее похоже.
Елена Дмитриевна разочаровывала Наталию с каждой минутой все больше и больше. Матвей включил свет, и она увидела каждую морщинку, каждую складочку на лице и шее этой женщины, которая напоминала ей теперь старую тряпичную куклу. Глаза ее смотрели с недоверием, и оттого с ней меньше всего хотелось разговаривать.
– Так вы мне скажете, где она живет? – У Наталии кончалось терпение.
– Зачем это вам?
– Если вы на самом деле ее сестра, то почему же до сих пор не спросили меня, что с ней? Жива ли она?
– Да, действительно… Хотя я и так знаю, что с Ниной никогда ничего не произойдет. Так что с ней?
– Ее вообще не нашли. Ни следа. Словно ее там и не было, хотя Антон утверждает, что был именно с ней. Вы же и сами только что сказали, что белый «мерседес» принадлежит вашей сестре. Я хочу съездить к ней и поговорить…
– Крымская, девятнадцать, квартира шесть. Матвей, собирайся живо, поедем к Антону… Так какая, говорите, палата?
– Я вас подвезу. – Прежде чем выйти, Наталия еще раз бросила взгляд на эту странную пару, один из которых выдавал себя за брата Антона, и усмехнулась: «Чего ради-то? Подумаешь, разница в возрасте!»
В машине Елена Дмитриевна несла какую-то чушь о своей сестре, называла ее почему-то росомахой, разгильдяйкой, помешанной на деньгах и сексе, и совершенно, казалось бы, не брала в расчет то, что рядом находится в общем-то посторонний человек в лице бывшей учительницы ее сына.
– Вы пойдете с нами? – спросила Елена Дмитриевна, когда они остановились возле входа в больницу.
– Нет, я уже была у него. Уверена, что он сейчас спит. Я навещу его, быть может, утром.
– Подождите. – Матвей, молчавший всю дорогу, вдруг взял Наталию за локоть и отвел в сторону. – Вы извините нас… Особенно Лену… У нее довольно сложные отношения со своей сестрой. А что касается нашего с вами разговора, то прошу прощения. После ваших слов мне многое стало понятным… Скорее всего Нина и прятала у себя Антона. Она проповедует несколько другой образ жизни, чем тот, которого стараемся придерживаться мы. Она более свободолюбивый и раскованный человек. Но она-то может себе это позволить, у нее несравненно более высокий уровень жизни – ее муж является директором одного из коммерческих банков, – а мы – нет, поэтому Антон всегда тянулся к ней – словом, к тому, о чем я только что вам сказал…
– А вас не насторожило, что на месте аварии этой самой Нины не оказалось? – задумчиво спросила Наталия, все больше и больше увлекаясь этой историей. Мысль о том, что завтра (вернее, уже сегодня) рано вставать, чтобы идти в музыкальную школу, почему-то не приходила ей в голову. Не дождавшись ответа от Матвея и мысленно простив его за то, что он наговорил ей в полночь у нее дома, она попрощалась с ним (Елена Дмитриевна уже скрылась за дверями больницы) и поехала на Крымскую.
Глава 5
НИНА
Она долгое время боялась открыть глаза. Ее острое обоняние отметило посторонние запахи, а это означало, что она не дома. Но тогда где? Вот уже в течение семи лет она вставала и ложилась в одной и той же квартире, в своей спальне и знала все ароматы и запахи, присущие именно этой пространственной нише. Она никогда не ночевала ни у друзей, ни в гостиницах, предпочитая всему свою комнату, где только и могла чувствовать себя в полном комфорте. Ее спальня соседствовала с ванной комнатой, которую она не променяла бы ни на какие блага мира. Там было все оборудовано специально для нее. Об этом позаботился Глеб. Она вдруг вспомнила, как она отказала ему в последний раз. Она видела выражение его лица и понимала, что делает ему больно, но мысль о том, что ей предстоит провести ночь в объятиях совершенно неуправляемого, молодого и горячего любовника, не позволила ей выполнить свой супружеский долг. Глеб пошел спать к себе в кабинет, вежливо пожелав им обоим – жене и племяннику, который «почему-то» вот уже несколько дней жил у них и, похоже, не собирался уходить, – «спокойной ночи». Антон должен был спать в комнате для гостей, соседствующей с супружеской спальней Глеба и Нины. Они оба потеряли голову – Нина и Антон. И теперь уже никто не смог бы с точностью сказать, кто явился инициатором этой страшной для Глеба, да и для любого другого нормального человека, измены, этого сексуального (не более) партнерства неопытного, но очень откровенного в своих желаниях подростка с взрослой, уверенной в себе и страстной женщиной. Они сблизились совершенно случайно на дне рождения матери Антона, Лены, когда все гости танцевали в большой комнате, а Нина зашла в комнату племянника, чтобы попросить у него таблетку от головной боли. Она и раньше бывала здесь, но никогда не решалась спросить, почему все стены в его комнате завешаны большими фотографиями его бывшей учительницы музыки, Наталии Валерьевны. Вроде бы и так все ясно. А в тот вечер почему-то спросила.
– Мне нравилось, когда она приходила сюда, – сказал, не вставая с дивана, Антон, который до прихода своей тети смотрел телевизор. Он даже не повернул головы в ее сторону, словно ее приход сюда совершенно ничего не означал. «А ведь он мог хотя бы подняться в знак уважения или просто ради приличия», – мелькнуло тогда у Нины, но она внешне этого никак не выказала и просто села рядом с племянником, касаясь его своим боком.
– И что же в ней было такого особенного? – не унималась она. Выпитое вино сделало ее разговорчивой. Ноги стали почему-то ватными, голова приятно кружилась. Если бы она выкурила сейчас хоть одну сигарету, то непременно упала бы.
– Когда она приходила, то садилась вон там, справа от меня, – он махнул рукой в сторону закрытого теперь пианино, – очень красиво закидывала ногу на ногу и когда наклонялась ко мне, то я мог видеть вырез ее блузки, а за ним – грудь.
– Ну и как, красивая у нее грудь?
– Красивая. Небольшая, но очень красивая. Минут за пять до ее прихода я всегда поджидал ее у окна, смотрел, как она перебегает улицу, потом останавливается перед домом и оглядывается, чтобы никто не увидел, как она застегивается на все пуговицы, как закалывает или стягивает в узел свои волосы… Особенно мне нравилось, когда она приходила с дождя… Тогда в ее волосах примерно с час, ровно столько, сколько шел урок, держался запах мокрых листьев, воды и, как мне казалось, реки… – Больше говорить он уже не мог: рука женщины, сидящей рядом, опустилась к нему на колено. Антон вздрогнул всем телом, а потом почувствовал, как к щекам прихлынула кровь и запульсировала в висках, в мочках ушей, в кончиках пальцев и других, более нежных местах.
– Можно я вас поцелую? Вы же все равно пьяная, – неожиданно сказал он и наконец соизволил повернуться к ней.
…Вспомнив все это, она забыла все свои страхи и открыла глаза. Первое, что она увидела, – это была одежда, ее одежда, от которой и исходил этот странный запах жженой шерсти. Красный свитер, черные брюки – все это висело на спинке кровати, металлической старой кровати, которую она терпеть не могла и скорее умерла бы, чем легла на такое скрипучее и мерзкое ложе. Комната, в которой она находилась, являлась, судя по всему, спальней, дачной спальней. Потому что пахло здесь еще мышами, сушеными яблоками и всем тем, чем пахнет в нежилых в это время года дачах. Неистребимый дух запустения и близкого присутствия леса или поля. Даже зимой. Быть может, этот запах издают подвешенные к потолку засохшие букеты полевых ромашек и клевера? Стены были оклеены желтыми, в цветочек, обоями, окна занавешены дешевыми тюлевыми занавесками цвета топленого молока. Круглый стол, пара старинных венских стульев с выгнутой спинкой и низкий топчан, покрытый куском красного вытертого плюша. «Боже, как же я здесь оказалась?» У нее волосы на голове зашевелились, когда она услышала шаги. Кто-то медленно приближался к двери… Она закрыла глаза и съежилась под одеялом. И только тогда поняла, что лежит голая. Запах паленого вдруг заставил напрячься память, и она вспомнила заснеженную трассу, автомобиль, мчащийся ей навстречу, и человека, метнувшегося прямо им наперерез… Авария. Антон. Боже, что с ним? Шаги между тем становились все ближе и ближе.
