Убийство со взломом - Харрисон Колин (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
Женщина нетерпеливо цокнула языком, раздраженная тупостью этого белого, и гнев позволил прорваться наружу ее глубокой обиде и возмущению.
– Что я тут битый час вам толкую, так это то, что девочка понимала, что нашла хорошего человека и что они любили друг друга, но из семьи он был такой, что не подступишься, и родные его считали, что связался он с дешевкой, черной девкой из Северной Филадельфии, а они-то уж сколько лет как деньги лопатами гребут, что они фу-ты ну-ты какие люди, а тут вдруг еще девка что-то прознала! Болтают вот про общинность, а самим на всех наплевать, кроме как на себя и таких, как они сами. И знаете, я даже понимаю, чего они так всполошились. Ведь не немая же она, поди, была, и слава тебе, Господи, да, слава тебе, Господи! – Она взглянула в окно и вдруг поднялась и с удивительной быстротой заспешила к двери. – Тайлер!
Питер, сидя, обернулся. Чернокожий мужчина, чье лицо скрывали темные очки и шляпа, держал на руках ребенка – мальчика лет трех; держал он его как-то подмышкой, словно куль с бельем. Мальчик был в теплом комбинезоне и вязаной шапочке; увидев прабабку, он стал хныкать. Мужчина указывал пальцем на мальчика и махал руками, призывая миссис Бэнкс, уже выходившую из ресторана.
– Миссис Бэнкс! – крикнул Питер. – Погодите!
Он бросился за нею следом и был у самой двери, но тут выскочил другой чернокожий и налег снаружи на дверь. Питер увидел, как мужчина в очках, подгоняя миссис Бэнкс с ребенком, заворачивает с ними за угол. Питер со всей силы толкнул дверь, действуя коленями и бедрами. Дверь не шелохнулась. Морозное стекло запотело от веявшего из ресторана теплого воздуха, и Питер плохо видел сквозь него. Он яростно протер стекло и приник глазом к образовавшемуся просвету. По другую сторону двери, в шести дюймах от него, было лицо второго чернокожего – бесстрастное и в то же время невероятно грустное; такого выражения нестерпимой горечи в глазах, в том, как были сжаты сухие губы, Питеру, пожалуй, не приходилось еще видеть. Брови мужчины перерезали давние следы порезов и шишек, нос, видимо, был когда-то сломан, вдавлен. На подбородке ото рта шел извилистый темный шрам – нелепая гримаса изуродованной плоти. Мужчина проверил, ушли ли остальные, потом взглянул в уставившийся в него через затуманенное стекло одинокий глаз и молча покачал головой. «Не лезь», – казалось, говорили грустные глаза мужчины, серые круги под этими глазами свидетельствовали о невыразимых страданиях, которые претерпевал этот человек и, возможно, причинял другим. В лице чернокожего была какая-то мертвенность – слишком много злобы и гнева знал он на своем веку. Затем словно бы кто-то рывком оттянул его от стекла, и человек отпрыгнул. Питер неуклюже вывалился в дверь. Он попробовал догнать мужчину, но тот скользнул в толпу покупателей и исчез.
– Э-эй, мистер Скаттергуд, что я тебе покажу-у!
Питер поднял глаза от стола: вернувшись к себе в кабинет, он записывал то, что запомнилось ему из встречи с миссис Бэнкс. Сразу оценить степень правдивости и полезности ее слов было невозможно. Требовалось время подумать. Но явился Берджер с кипой папок.
– Видел Стайна в суде на предварительном слушании, – начал Берджер, вытирая руки о волосы. – Надо отдать ему справедливость, берется за дела, за которые другой бы не взялся. Он защищал парня, застрелившего наркодельца за то, что тот недоплатил ему сдачу.
– Недоплатил сдачу?
Берджер кинул папки на стол.
– Парень этот из Честера. Сюда наведывается дважды в неделю покупать кокаин в районе Дьюитт-Парка. Как будто у себя там кокаина достать не может. В общем, дело дохлое. Что меня особенно бесит, так это…
– Ну а Стайн?
– Так вот. То, что я собирался тебе рассказать, несомненно, тебя заинтересует, но сначала – эта история… – Берджер поковырял большим пальцем в щелях между зубами. – В общем, загружается он в этом районе два раза в неделю. Город он предпочитает, потому что кокаин здесь чище, а к тому же у него тут девка неподалеку. Кокаин в этом смысле – верняк. Принял дозу и пять раз в час можешь трахаться. И еще, и еще… Не то чтобы я по собственному опыту это знаю, конечно…
– Еще бы! – ехидно заметил Питер.
– Ты это про что? – сказал Берджер.
– Про то, что пару дней назад, когда я говорил с полицейским детективом, так даже этот недоносок намекал мне на то, как ты проводишь свое свободное время, балуясь некоторыми препаратами.
Берджер оглянулся на дверь и легонько толкнул ее носком ботинка, прикрывая.
– Так вот, Питер. С этим покончено. Навсегда. Была такая проблема, но теперь ее не существует. И хватит об этом.
В тесной комнатке нависло молчание. Существовала процедура проб на наркотики, которой подвергались все сотрудники в плановом порядке. Тем, кто от проб отказывался, грозило увольнение. Берджер хмуро глядел на Питера, ожидая, что тот скажет.
– Я чертовски обязан тебе, Бердж, и я просто…
– Не надо высокопарных слов, Питер. И читать нравоучения мне не надо. Прибереги все это для присяжных. На них это производит большое впечатление.
– Отлично. – Питер сердито покачал головой.
– А если лгун и лицемер, то значит, я лгун и лицемер. Уж каков есть, ясно?
– Отлично! – негодующе рявкнул Питер.
В комнате наступила тишина, насыщенная взаимной ненавистью. Где-то за стенкой трезвонил телефон.
– Ну так расскажи мне об этом наркодельце, – прервал наконец молчание Питер.
Берджер вернулся к жизни не сразу.
– Ладно. Ну так вот, катит этот парень в своей навороченной тачке: затененные стекла, противотуманные фары, над дверцей – инициалы, все, что полагается. И парень этот – молодец молодцом: спускает стекло, получает товар, потом сажает в машину свою подружку и оттягивается по полной, так? У него все просчитано до последнего доллара. Зарабатывает неплохо, но тратит очень и очень с оглядкой. – Воодушевляясь, Берджер тряхнул головой: его уже понесло. – И вынь да положь ему самое лучшее, на меньшее он не согласен, черт его подери! И заруливает он в тот район, а там уж и жучки, и перекупщики, и связные с рациями, пейджерами и еще бог знает с чем. Окрестные жители говорят, что каких только машин там нет: с номерами и нью-йоркскими, и штата Джерси, и даже Коннектикута и Вирджинии. И парни там крутятся постоянно – ну, ты знаешь таких: золотая цепь на шее ценой тысяч в восемь, в ухе серьга наподобие долларового знака. Наш парень подъезжает, те машут ему, зазывают, он покупает, что ему надо. А под сиденьем у него сорокапятимиллиметровая пушка. И выясняется, что у продавца не хватает сдачи с пятидесяти баксов. Пойти разменивать купюру он не может: работы невпроворот, не отлучишься, так что либо забирай товар, недополучив примерно доллара три, либо проваливай. Знаешь, ребята эти привыкли ворочать сотенными купюрами, а не иметь при себе всяких там говенных пятерок и десяток – это даже такой своеобразный понт. А наш парень лезет в бутылку, выхватывает свою пушку и стреляет. А у него там дум-дум эти чертовы.
– Разрывные пули, – упавшим голосом уточнил Питер.
– Ну да. Он и стреляет, не задумываясь. По мне, подстрели он этого наркожучка, это еще полбеды: возможно, так тому и надо. Но дело-то обернулось совсем по-другому. Стреляет он с маху, пушка заряжена под завязку, левая рука у него все еще на руле. Наркоделец пускается наутек. Парень наш промахивается, и пуля летит в окно в сорока метрах оттуда. В сорока метрах! А там, за окном, молодая двадцативосьмилетняя мамаша троих детей разогревает детское питание. Ее малыш болен. У нее на руках мать-инвалид с высоким давлением. Вот такой расклад. Ребенок с нею рядом. Пуля не повреждает ничего – ни дерева, ни подоконника. Влетает в открытое окно первого этажа и – бух! – прямо молодой мамаше в шею. И головы практически как не бывало! И это на глазах у старшего ребенка. Мать умирает мгновенно. Детей временно помещают в приют, бабку – в больницу. Словом, полный комплект дерьма.
– До судебного разбирательства дело не дойдет?
