Подсказки пифии - Сунд Эрик Аксл (версия книг .TXT) 📗
За веревку пришлось дернуть трижды, прежде чем волосы промокли, как надо. Потом она поднялась и встала перед треснувшим зеркалом. Ощутила холод от прикосновения бритвы к голове.
Она начала с дальних волос – длинных, темных – на затылке, потом перешла к вискам. Вдруг за дверью послышались мужские голоса, и она замерла с поднятой рукой.
Зажмурилась. Откроют – значит, откроют, она все равно не сможет сопротивляться.
Однако голоса скоро удалились, и через несколько минут волосы почти полностью были сбриты; она улыбнулась своему отражению.
Теперь она была кем-то, кто может принести пользу, кто может работать. Не мамзером.
Я стану сильной, подумала она. Сильнее, чем отец.
Хундудден
Когда Иво Андрич с горсткой коллег прибыл на Хундудден, мысли патологоанатома еще были заняты визитом в Мальмё.
Когда Иво оказался у дверей квартиры в Русенгорде, Горана не было дома, и пришлось стучаться к соседу, дабы убедиться, что речь идет о том самом человеке.
Соседа звали Ибрагим Ибрагимович. Он был босниец и, как и Горан, активист группы съемщиков, затеявших бунт против своего приватного мирка.
Едва Иво представился и объявил, что хотел бы видеть Горана, Ибрагим разрыдался и заключил его в объятия.
Горан жив, думал патологоанатом, здороваясь с Жанетт и Хуртигом в подвале под гаражом Вигго Дюрера. Жена заплакала навзрыд, когда он позвонил ей.
Ибрагимович сказал, что Горан уехал в Боснию и вернется не раньше следующих выходных. Он подтвердил, что у брата Иво есть только домашний телефон, и с ним, к сожалению, никак не связаться там, где он сейчас.
Еще неделю я могу подождать, подумал Иво. Не много после стольких лет горя.
– Это здесь. – Жанетт открыла железную дверь, махнула рукой и тут же ушла, чтобы продолжить работу во внешней комнате.
Патологоанатом заглянул в открытую дверь, испытывая сильнейшее отвращение. Он сразу понял, что работы будет на всю ночь.
Его многолетняя печаль была ничто по сравнению с концентрированным отчаянием, царившим здесь. Помещение было инсталляцией, продуманной инсценировкой горя, смерти и извращений.
Лишь через три часа стал виден конец работы.
Коллеги один за другим уходили на перерыв, и Андрич их понимал. Наконец в помещении остались только он и один криминалист. Молодой мужчина, который, несмотря на отразившееся у него на лице еще при входе омерзение, почти механически продолжал работать не жалуясь. Иво спрашивал себя, не держится ли его молодой коллега только потому, что на него давит мнение, будто новички должны выкладываться по полной.
– Вы очень старательны, – сказал патологоанатом, выключая диктофон, который до сих пор держал у рта. – Вам не обязательно оставаться здесь дальше. Мы почти управились, я могу закончить один.
Молодой человек косо глянул на него.
– Да нет, я осилю. – Он улыбнулся бледной водянистой улыбкой.
Иво озадаченно посмотрел на него и снова включил диктофон. Все должно быть задокументировано.
Перед ним тянулись четыре троса, краем глаза он заметил на полу какой-то странный предмет. Стараясь не смотреть на него, Иво начал с того, что свисало с прицепленных к тросам крючков.
– Коротко перечисляю обнаруженное: гениталии сорока четырех мальчиков, органы сохранены благодаря технике, объединяющей таксидермию и бальзамирование. Материал набивки – обычная глина. – Он медленно пошел вдоль тросов, не отрывая взгляд от потолка. – Разновидности глины варьируются, однако в большинстве случаев это, вероятно, белильная глина, которой в Швеции нет, – вяло добавил он и кашлянул.
Обернувшись, он бросил взгляд на то, что стояло на полу.
Ему не хотелось называть это скульптурой, но он понимал: все-таки именно это определение более или менее близко к правде.
Человек-насекомое. Больной сон.
Андрич снова двинулся вдоль тросов.
– Сорок четыре фотографии, по одной на каждого мальчика. Снимки сделаны после бальзамирования, даты нанесены от руки, период – с октября 1963-го до ноября 2007 года. – Он пожалел, что нет ни имен, ни мест, пошел дальше и остановился там, где кончались тросы, то есть у стены, где помещался вентилятор. – В конце каждого из четырех тросов висит полностью высушенная рука, все отрублены над запястьем. Общее число – восемь. Судя по размеру рук, в этом случае речь также идет о детях…
А теперь – самое страшное, подумал он. Выйдя в центр, он бросил взгляд на молодого эксперта, который, стоя спиной к нему, сортировал фотографии.
– Посреди помещения. – Иво запнулся и закрыл глаза, ища формулировку. То, что он видел, едва ли можно было описать словами. – Посреди помещения, – начал он снова, – находится конструкция, состоящая из сшитых вместе частей тел. – Он обошел вокруг чудовищной скульптуры. – Техника – сочетание таксидермии и классического бальзамирования. – Он остановился, неотрывно глядя на голову, или, точнее, головы.
Насекомое из преисподней, подумал он.
Хотелось отвернуться, но оставались еще детали.
– Части тел соединены грубой нитью, предположительно типа лески, но толще. Соответствующие части, руки, а также ноги, принадлежат предположительно детям и соединены, как у… – Он резко замолчал, потому что обычно воздерживался от личных оценок объектов исследования. Но в этот раз не смог удержаться. – Как у насекомого, – закончил он. – Как у паука или сороконожки.
Он выдохнул и выключил диктофон, одновременно поворачиваясь к молодому человеку.
– Вы рассортировали фотографии, которые я отметил?
Короткий кивок в ответ. Иво закрыл глаза, молча подводя итоги.
Братья Сумбаевы, подумал он. А также Юрий Крылов и тот пока еще не идентифицированный труп, мальчик из Данвикстулля. Он узнал всех четверых на фотографиях. Он обследовал их высушенные тела так тщательно, что у него не осталось никаких сомнений: это они. Осознание этого принесло ему определенное облегчение.
– И отпечатки пальцев, – добавил он, открыв глаза. – Могу я еще раз посмотреть фотографии?
Сотня цифровых снимков тех же самых, съеденных раком кончиков пальцев, какие он ранее обнаружил на холодильнике Ульрики Вендин.
Здесь отпечатки были везде, и Иво Андрич понял, что дело близится к завершению.
Квартал Крунуберг
Вернувшись в управление, Жанетт и Хуртиг избегали обсуждать жуткие находки, сделанные в подвале у Дюрера, но объединились в молчаливом понимании того, что расследования весны и лета, вероятно, подходят к концу.
Осталось только найти Ульрику, подумала Жанетт.
– Где это может быть, по-твоему? – задумчиво спросил Хуртиг, рассматривая фотографию, которую они нашли в подвале гаража.
– Где угодно.
От полицейских Норботтена они только что узнали, что старый дом Лундстрёмов в Польсиркельне развалился; та же участь постигла домик Дюрера в Вуоллериме.
– Похоже на Норрланд, – продолжил Хуртиг, – но я видел подобные дома и в Смоланде. Ну обычная же лесная сторожка, каких в Швеции тысячи. – Он отложил фотографию и подвинул стол, провезя его ножкой по полу.
– Дай-ка, – попросила Жанетт, и Хуртиг протянул ей фотографию.
Вигго Дюрер сидел на веранде деревянного дома и смотрел прямо в камеру. Он улыбался.
Справа – окошко с задернутыми занавесками, на дальнем плане – опушка леса. Жанетт подумала, что снимок похож на любой другой отпускной снимок. Но в нем было что-то знакомое.
Она затянулась, выдохнула дым в щель открытой фрамуги и нервно пощелкала ногтем по сигарете, хотя пепла еще не было.
– По-моему, я это видела на какой-то из пленок Лундстрёма, – продолжила она, вспоминая фильмы, которые ей пришлось посмотреть в вызывающей клаустрофобию комнатушке в Государственном управлении.
Их прервали: открылась дверь, и вошел Шварц с Олундом на прицепе. Оба были насквозь мокрыми, и с “ежика” Шварца капала вода, образовавшая лужицу на полу.
– Черт, ну и дождь, – сказал Олунд, бросая мокрый плащ на свободный стул и присаживаясь на корточки.
