Зло - Хруцкий Эдуард Анатольевич (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
А через зал к их столу шел знаменитый московский человек — директор комиссионки из Столешникова.
— Добрый вечер, — поздоровался он со всеми и обратился к Леве: — Боренька, я вашу просьбу выполнил. Отложил неплохие заграничные туфли на каучуке.
— Пойдемте обсудим. — Лева вскочил, чуть не опрокинув стул, его лицо внезапно стало жестким и злым.
— Ребята, — спросил Гарик Юхимов, — Что такое? Как это понимать?
— Я вам потом объясню, — сказал Ельцов, — Давайте отсюда по одному и к Сереге в мастерскую. Тем более он марочным коньяком запасся. Я сам поговорю с этим многоименным деятелем.
Когда Лева вернулся, за столом сидел один Ельцов.
— А где, ребята, Игорь?
— Разбежались. Больно уж ты их своими кликухами напугал.
— Понимаешь…
— Не надо, — Ельцов налил себе водки, — не надо горбатого лепить, Лева-Юра-Боря. Запомни, когда ты шел сюда, я уже шел обратно, поэтому все, что ты скажешь, я давно забыл.
— Ты только не думай, что раз ты в МУРе начальник отдела, то уже все знаешь. Я таких, как ты…
— Тебе до меня, — перебил Ельцов, — еще двадцать лет говном плыть. Понял, стукачок?
— Ты! — Лева вскочил.
— Садись, падло. Смотри.
Ельцов достал из кармана бумагу.
— Это что? — насторожился Лева.
— Мой рапорт начальнику Московского УМГБ о том, что ты, пьяный, рассказал нам, что являлся платным агентом МГБ и внедрен в нашу компанию для разработки. Моя подпись и фамилии свидетелей.
Лева тяжело сел на стул. Налил водки в фужер, жадно выпил. Отдышался и сказал:
— Тебе не поверят.
— Мне-то как раз и поверят. А тебе после этого во внутренней тюрьме бушку отвинтят и ночью в крематорий отвезут.
— Ты не посмеешь…
— Посмею, Лева, посмею. Но у тебя есть шанс. Оставь нас в покое. Понял?
— Понял, — уже спокойно ответил Лева.
— Успокоился, — засмеялся Ельцов, — решил, что с фраером лопоухим дело имеешь. Нет, стукачок. Ты прикинул, что утром побежишь и сообщение напишешь, что мы решили начать террористическую деятельность. Нас чекисты повяжут. Но запомни, при обыске все бумаги изымут. Возьмут и мой рапорт, а в нем написано: мол, ты по пьяни мне шепнул, что получил указание «зарядить» мастерскую Сережки Голованова антисоветской литературой. Нам, конечно, сроки намотают, а тебе, как предателю святого чекистского дела, крышка. Теперь понял?
— Понял, — деловито ответил Лева, — а если я напишу сообщение о бесперспективности разработки?
— Напиши. — Ельцов достал папиросу, закурил.
— Ну а дальше как? Мне ведь работать надо. — Лева намазал бутерброд остатками икры. — Ты же сам знаешь, что известно пятерым — достояние всей Москвы.
— А что известно пятерым?
— Ну, мои имена.
— Я скажу им, что ты золотишник, поэтому и представлялся клиентам разными именами.
— Значит, я могу спокойно работать?
— Работай, — усмехнулся Ельцов, — работай, я тебя не сдам.
Лева с трудом проглотил бутерброд. С сожалением окинул взглядом стол, полный жратвы.
— Ты оставайся, выпей, поешь, погуляй, — Ельцов встал, — я за стол заплатил.
Он пошел к выходу. У дверей оглянулся, Лева накладывал на тарелку салат «оливье».
Через много лет полковник Ельцов стал бывать в Доме журналистов. Там Лева-Боря был завсегдатаем, но звали все его Евгением Петровичем…
Игорь Дмитриевич стоял во дворе на Большом Сергиевском. Ничего здесь за тридцать шесть лет не изменилось.
— Ну, что ты стоишь, сыщик? — услышал он голос Сергея.
Голованов высунулся из окна второго этажа и насмешливо смотрел на Ельцова.
— Заходи, я только что кофе смолол, есть бутерброды с баночной ветчиной.
— Югославской?
— Обижаешь, с самой что ни на есть советской.
— Устоять невозможно. — Ельцов шагнул на крыльцо, открыл дверь.
Аромат кофе заполнил мастерскую, перебив приторно резкий запах красок. Игорь Дмитриевич увидел на столе в гостиной натюрморт: крупно нарезанная, слезящаяся в желе ветчина, разрезанные пополам французские булки, шоколадно-вафельный торт, нестерпимо желтый лимон и бутылка коньяка «Двин».
— Ну как? — спросил вошедший с двумя медными турками в руках Сережа Голованов.
— Натюрморт почище, чем у Ивана Хруцкого.
— Надо же, какие пошли просвещенные сыщики, — захохотал Сергей и разлил по чашкам ароматный крепкий кофе. — Ты коньяк пить будешь?
— Я за рулем.
— Ну и что, от одной рюмки с тобой ничего не случится.
— Наливай.
Они выпили коньяк, запили душистым кофе, и Ельцов с наслаждением закусил мягкой ветчиной.
— Отличная вещь, — пробурчал он с набитым ртом, — куда как лучше импортной.
— Еще бы, эти баночки в спецпайках дают, — похвастался Сергей.
— Где украл?
— Ящик в подарок от директора мясокомбината получил.
— Врешь.
— Сука буду! — Сергей щелкнул ногтем большого пальца по зубам.
— За что такая честь?
— Это одна малая часть приношения мясников на алтарь чистого искусства. Я, брат, его комбинат в красках изобразил.
— Везет же некоторым.
— Уметь жить надо в наше время, — Голованов налил себе вторую рюмку и прицелился горлышком бутыли в рюмку Ельцова, — значит, нет?
— Не искушай.
— Не буду. — Сергей лихо выпил вторую, закусив лимоном и сказал: — А мне уже звонили.
— И что?
— Сказал, чтобы связались со мной вечером.
— Вот это славно.
— Игорь, а тебе это надо?
— Не то слово, Сережа. Я же говорил, что вышел на людей, которые заделали Юрку, они попробуют устроить разгон, а мы их повяжем.
— Уверен?
— Уверен.
— Ну что ж, за Юрку получить с них полагается.
Сергей встал из-за стола, подошел к огромному буфету, похожему на город, нажал инкрустированную панель, сделанную под старинную городскую стену. Панель отодвинулась, обнажая металлическую дверцу сейфа. Сергей покрутил ручку, набирая нужный код, вставил ключ, открыл сейф и вынул большую коробку, покрытую желтоватой кожей. Перед Ельцовым лежал футляр, который делал неведомый ювелир восемнадцатого века. Когда-то белая кожа пожелтела от времени, пошли по ней трещинки, морщины, золотая императорская корона и вензель «Е II» немного потускнели. Что делать, время даже блеск золота пригасило.
Игорь Дмитриевич нажал кнопку, и крышка откинулась, невидимое устройство хрипло сыграло первые такты «Коль славен…».
— Смотри-ка, — засмеялся Ельцов, — играет… — Сказал и замолчал, пораженный красотой колье.
Три ряда. Бриллианты, сапфиры, изумруды. Камни большие, самый маленький карата на три. В центре большой синий сапфир. Тонкая, словно воздушная, золотая нить соединяла все это великолепие, казалось, что камни живут сами по себе.
— Красота-то какая, — сказал Ельцов.
— Ты только ее жулью не отдай.
— Не отдам. У тебя в райотделе начальник угрозыска Саша Зверев?
— Да, — Голованов налил еще рюмку коньяку, — он был у меня, ушел с полчаса назад.
— Сейчас я ему позвоню и приглашу опять к тебе, не возражаешь?
— О чем ты говоришь!… — Голованов пребывал уже в повышенном добродушном настроении.
Зверев появился минут через десять. В руках у него был сверток.
— Игорь Дмитриевич, дорогой вы мой, сколько я вас не видел! — с порога закричал Зверев.
— Здравствуй, Саша, здравствуй, — добродушно усмехнулся Ельцов, — дай на тебя, на начальника, посмотреть. Небось подполковник уже?
— Полковник, Игорь Дмитриевич, догнал я вас, — смущенно ответил Зверев, — я имею в виду звезды.
— Догнал, догнал, — Ельцов похлопал Зверева по спине, — скоро перегонишь.
— Игорь Дмитриевич, вы же мой учитель, мне до вас… Да что там говорить… — Зверев открыл сверток, поставил на стол бутылку водки «Посольская», баночку красной икры и здоровенный кусок балыка.