Скорпион - Валяев Сергей (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
И ещё нами был обнаружен опус: «Истинные арийцы: опыт оккультной культуры» такого же автора — Барашкова А.А.
Чтобы получить ответ на вопрос: к кому так поспешал со школьным ранцем, набитым долларами, секьюрити, я и Полуянов провели в комнате около двух часов, перерыв её, как старый комод. И ничего не обнаружили. Очевидно, Наум Наумович придерживался законов строгой конспирации.
— Ладно, — сказал я, пряча в куртку книжульки Барашкова. — Артурчик нам поможет.
Прибывшая по нашему вызову оперативно-следственная группа позволила мне и Полуянову покинуть деревеньку, уже спящую в полуночной тьме. Кто мог подумать, что зараза проникнет даже сюда, в эту таежную залежь? Единственное объяснение: больное общество — больные идеи — больные люди.
Через два часа я знал практически все о господине Артуре Артуровиче Барашкове. Был он выпускником Литературного института 1980 года, в годы застоя публиковал в газете «Правда» этюды о родном крае, потом увлекся национал-социалистическими идейками и, видимо, скоро посчитал, что высшей силой на него возложена мессианская роль в качестве пропагандиста этих идей.
В четыре часа утра, когда меня все-таки поселили в гостиничном номере «Снежинска», я лег на поскрипывающую койку и пролистал опусы страдальца за русский народ. Я бы посмеялся над псевдонаучным бредом, утверждающим ярый расизм, веру в превосходство славян и мистицизм, однако факт, что продукция с агрессивной галиматьей расходится пятидесятитысячными тиражами, мешали мне в этом.
Например, по утверждению автора, уничтожение людей, и прежде всего евреев, в концлагерях — это было возрождение ритуала приношения человеческих жертв для задабривания древнегерманских богов, что вполне отвечало требованию времени и логическому дару великого фюрера.
Как надо относится к подобным выкладкам? Я закинул печатную ахинею под кровать и, засыпая, решил, что наша встреча с гражданином Барашковым неизбежна, как восход солнца.
До вылета в столицу нашей родины я вместе с Полуяновым успели посетить городскую квартиру господина Карпова. Там проживала его болезненная тридцатилетняя дочь с ребенком. На сообщение о гибели отца женщина с некой задумчивой рассеянностью проговорила:
— Отмучился, сволочь. Теперь квартирка наша, — и поцеловала в лоб девочку, похожую сморщенным рахитным личиком на обезьянку.
В убогой комнатке, где проживал Наум Наумович, наблюдался солдатский порядок и не было никаких признаков идей национал-социализма. Мы задали несколько вопросов дочери и после безличных ответов удалились прочь.
— Нет, никого он сюда не приглашал, — сказала женщина. — Нет, ничего не знаю.
И мы ушли в размышлениях о том, что совсем недавно господа Карпов и Нестеровой обтяпали самую выгодную сделку в своих комковатых жизнях, толкнув за общие пятьсот, наверное, тысяч долларов ядерный ранец, но не они нашли ни душевного, ни телесного успокоения: один уже разлагается на столе мертвецкой, а второй готовится к этому малопривлекательному действу с одной только разницей — мечтает утащить за собой все человечество.
— Так, — рассуждал я, — если приезжал покупатель, то был он на машине.
— И что?
— И уехали они вместе, — предположил. — Три тысячи километров за трое суток. Думаю, они уже в Москве.
— И что? — повторил вопрос Полуянов.
— Что-что?! — возмутился. — Они там, а я тут, крути веселее баранку, шофер!
— А Мстислава? — вовремя вспомнил старший лейтенант.
— А что Мстислава, — пошутил я. — Пусть добирается на перекладных.
Конечно же, мы перехватили девушку у подъезда академического дома и помчались на аэродром. Мстислава без эмоций созерцала таежный ландшафт и не поддерживала разговор. Была серьезна и походила на абитуриентку, которая робела перед экзаменами.
— Не бойся, — брякнул, когда мы прибыли в аэропорт. — Я с тобой.
— А я и не боюсь, — и посмотрела на меня так, что я почувствовал себя полным олухом.
Не учусь на своих ошибках, вот в чем дело, не учусь и не хочу. По причине самовлюбленности и собственного устойчивого критинизма. С какой кстати решил, что нравлюсь девушке? Она мне — да, а я — ей?
— Счастливого пути, — пожелали нам у трапа. — Не упадите.
Я посмеялся: спасибо за такое своевременное пожелание, дорогой друг Полуянов, уж постараемся как-нибудь долететь до родной до столицы.
Потом был полет у облаков, Мстислава отстраненно смотрела в иллюминатор. На его фоне прекрасный профиль девушки был точно нарезан на стекле. И казалось, что она недосягаема для меня, суетного охотника за призраками.
И только когда наш лайнер заметно клюнул носом, идя на посадку, Мстислава спокойным и глуховатым голосом спросила:
— Можно остановиться у вас, Саша?
… Москва встречала нас теплынью «бабьего лета». Тяжелый и мощный гул самолетов ниспадал гигантским звуковым парашютом в осенний день. На платной автостоянке меня и юную спутницу поджидал джип, пятнистый от мокрых листьев.
— А я думала, они нарисованные, — заметила Мстислава.
Она не хотела останавливаться у тетки по той причине, что старая родственница была необычайно сварливой и могла, кого угодно свести в могилу. По утрам она прятала от домашних шоколад и сгущенное молоко — в целях экономии. И очень нервничала по поводу постоянных кризисных ситуаций, как в мире, так и в стране. И в результате нажила неприятную желудочную болезнь. Навестить тетку, поговорить по душам, посочувствовать — это, пожалуйста, но проживать под одной крышей какое-то время…
Не знаю, насколько была правдива девушка, но меня подобное развитие событий устраивало. По дороге мы договорились, что я отвезу Мстиславу к родственнице, там она побудет до вечера…
— Да, если вдруг задержусь на работе, — и передал ключ от квартиры. Смело въезжай и чувствуй себя, как дома.
— Да?
Я хотел было познакомиться с тетушкой и поспрашивать её о бывшем супруге Карапове, вдруг сообщит нечто удивительное, да Мстислава отговорила — они не живут вместе уже лет сто и не имеет смысла волновать больную.
Когда мы расстались у открытой двери квартиры любимой тетки, я прыгая по лестнице через три ступени, как никогда был уверен в самом себе: вперед-вперед, menhanter, все народы мира смотрят на тебя! Впрочем, народы мира меня интересовали меньше всего, меня манили красивые глазища!
Боевые же действия начал с посещения квартиры господина А.А. Барашкова. Проживал он у знаменитых трех вокзалах в шлакоблочной башне с одним подъездом, из которого тянуло общественным сортиром. Маленькая испуганная женщина-пичужка с пучком немытых волос, открывшая дверь, назвалась женой идеолога. Сам супруг доблестно отсутствовал. Я продемонстрировал его мятые опусы и признался, что проездом в столице и мечтаю получить автографы от Артура Артурьевича самолично.
— Поищите в типографии, — поверила жена почитателю таланта её мужа, кажется, «Красный пролетарий».
«Красный пролетарий» так «Красный пролетарий», сказал я себе, хотя на самом деле черт знает что, если с его издательских машин выползает такая макулатура…
Не буду подробно рассказывать о своих поисках неонацистского идеолога на пролетарском предприятии. Такого количества книжных кирпичей сразу и в одном месте я не видел никогда в жизни. Это была рукотворная лавина, которая в скором будущем вот-вот обрушится на головы доверчивым читателям почти в буквальном смысле этого слова.
Маленького и тщедушного философа в очках и потертых джинсиках я обнаружил на огромном складе комбината в укромном уголке, где он и два ещё таких же заморыша вычитывали гранки очередного шедевра.
Убедившись, что передо мной тот, кого ищу, без лишних слов цапнул за шиворот и, подняв на уровень своих глаз, поинтересовался в культурной форме, где я могу найти руководителей движения?
— Не имеете права! — взвизгнул Артур Артурович, дрыгая ножками, как ребенок. — Кто вы такой?
— Вышибу мозги, — перешел на более грубый тон. — Где ваши фюреры, козлы? — И не обратил внимания, как один из пришибленных национал-социалистической идеей сбежал с корректорской. — Так я не понял, козлы ещё раз, где найти ваших фюреров! — продолжал наступление.
