Подсказки пифии - Сунд Эрик Аксл (версия книг .TXT) 📗
В одной руке Ульрика держала большую тяжелую дрель, которая как будто запуталась в какой-то длинной красной скользкой веревке, а другая рука оказалась зажатой под чем-то тяжелым.
Вокруг пахло сладким и душным. Запах напоминал о сыворотке из козьего молока – так пахло на занятиях по биологии, когда учителя заставляли препарировать коровий глаз маленькими скальпелями.
Ульрика вывернула голову. Рядом, привалившись к той же стене, сидел, уставившись на нее и широко улыбаясь, какой-то мужчина. Его могучее тело и придавило ее руку. В животе у мужчины была дыра, и запах шел оттуда.
– Это конец, девочка, – по-русски пробормотал он, продолжая улыбаться. Выражение лица больше не было пустым – Ульрике показалось, что он выглядит почти счастливым.
Сама она ощущала покой, какого не переживала еще никогда. Покой столь великий, что не было больше места ни ненависти, ни прощению.
Мужчина закашлялся; теперь его глаза тоже улыбались.
– You are strong, devochka, – прошептал он, и изо рта у него вытекла струйка крови.
Ульрика понятия не имела, о чем он говорит. Попыталась сглотнуть, но стало ужасно больно. Она испугалась, что гортань повреждена.
Услышала, как что-то тикает, поняла, что это тикают наручные часы большого мужчины.
Золотые часы у него на левой руке были все в крови, но это было старое доброе качество, наверное, такие часы никогда не остановятся. Столетия пройдут, оставив после себя мумифицированный труп с настоящими золотыми часами на руке.
Она зачарованно смотрела, как он, изо всех сил напрягшись, роется в кармане перепачканных джинсов. Дыра на животе пульсировала.
Нож, подумала она. Он ищет нож.
Часы мешали, они несколько раз зацепились за ткань штанов. Наконец мужчина с огромным усилием вынул из кармана искомое, но это был не нож.
Это был мобильный телефон. Такой маленький, что почти исчез в огромной руке Роди, пока тот окровавленным большим пальцем нажимал на одну из кнопок.
Пискнуло. Еще пискнуло, и мужчина поднес телефон к уху.
Для Ульрики прошла целая вечность. Наконец она услышала сигналы, и кто-то ответил на том конце. Мужчина счастливым взглядом смотрел на Ульрику.
Пока его глаза наливались кровью, он произнес одно-единственное слово.
– Конец, – громко и отчетливо сказал он по-русски, потом телефон выскользнул из его руки, а глаза погасли.
Ульрика не знала, сколько времени просидела с дрелью в руках, и едва заметила, как отложила ее, сняла скотч и поднялась на ноги.
Надо выбраться отсюда, но сначала надо найти, что надеть. На неверных ногах Ульрика добрела до соседней комнаты, где нашла тонкий белый защитный комбинезон.
Ночью шел снег и было холодно, комбинезон оказался слишком тонким, но у Ульрики не было выбора.
Когда она брела вниз по склону, к опушке, снег доходил ей почти до колен.
Лапландия
Последними из вертолета выбрались Жанетт с Хуртигом. Когда мотор затих, единственным звуком остался шум ветра в тощих елях, покрытых десятисантиметровым слоем свежевыпавшего снега. Было холодно. Под ботинками скрипел снег. Свет исходил только от налобных фонарей полицейских.
– Разделимся на тройки и подойдем к дому с четырех сторон. – Руководитель группы отметил на карте, как надлежит следовать полицейским, а потом указал на Жанетт и Хуртига. – Вы идете со мной. Наш путь – самый короткий, напрямую. Торопиться не будем, чтобы остальные успели незаметно окружить дом. О’кей?
Жанетт кивнула, прочие полицейские в знак согласия оттопырили большой палец.
Лес был жиденький, но время от времени Жанетт все же натыкалась на ветку и снег сыпался за шиворот. От тепла он начинал таять, и Жанетт вздрагивала от холода, когда ручек растаявшего снега стекал по спине. Хуртиг шагал перед ней широким решительным шагом, и Жанетт видела: здесь он у себя дома.
Наверное, все его детство и юность в Квиккйокке прошли в таких вот лесах, среди снегов.
Руководитель замедлил шаг, поднял руку и тихо произнес:
– Подходим.
За стволами деревьев Жанетт увидела деревянный дом и тут же узнала его – дом с той фотографии. Одно окно тускло светилось, Жанетт увидела веранду, с которой Вигго Дюрер улыбался фотографу, однако сейчас дом не подавал признаков жизни.
– Тот самый дом, зуб даю, – констатировал Хуртиг.
В тот же миг в лесу что-то громко треснуло, и спецназовцы бросились вперед с оружием на изготовку.
Приближаясь следом за Хуртигом к дому и глядя в землю, Жанетт увидела уходящие в противоположном направлении шаги.
Из дома в лес тянулись следы босых ног.
Вита Берген
Прихожую заполняли черные мусорные мешки. Виктория проследит, чтобы все они исчезли.
Все должно быть убрано отсюда, все до последнего клочка бумаги.
Ответы на ее вопросы – не здесь, они внутри ее, и процесс выздоровления продвинулся настолько, что она чувствовала: еще немного – и у нее будет доступ ко всем воспоминаниям. Рисунки и вырезки из газет помогли ей сделать первые шаги, но они больше не нужны. Она знает, по какому пути идти.
Комната Гао опустела, велотренажер стоит в гостиной, матрасы она отнесла в кладовку. Осталось только ободрать звукоизоляцию.
Она завязала последний мешок и выставила его в прихожую. От мешков надо было избавляться самостоятельно, но она пока не знала как. Всего в прихожей скопилось двенадцать мешков по сто двадцать пять литров каждый. Чтобы избавиться от них одним разом, придется нанимать прицеп или фургон.
Проще всего, конечно, было бы отправить мешки в центр по переработке мусора, но это решение ощущалось как неправильное. Ей нужно ритуальное прощание, вроде костра из книг.
Она вернулась к стеллажу в гостиной и закрыла вход в комнату Гао.
Поднимая крючок и вдевая его в петлю, она задержалась, снова откинула крючок, повисший вдоль стенки стеллажа, и повторила движение. Еще раз, потом еще и еще.
В этом движении крылось воспоминание.
Стеллаж Вигго Дюрера в подвале усадьбы в Струэре и комната, скрывавшаяся за стеллажом. Она покрылась гусиной кожей. К этому воспоминанию ей не хотелось возвращаться.
Лапландия
Мир был белым и холодным. Она бежала по рыхлому снегу, и ей казалось, что она будет бежать так вечно.
В последние сутки Ульрика почти не спала, но сейчас она была вполне бодра. Тело как будто заставляло себя держаться, хотя внутренних ресурсов уже почти не осталось.
Погода тоже помогала – холод гнал Ульрику вперед. Острые снежинки кололи лицо.
Несколько раз она возвращалась к своим старым следам и понимала, что бегает по кругу. Она почти не чувствовала ног, идти было трудно. Остановившись, чтобы согреться, она прислушалась – не гонятся ли за ней. Но все было тихо.
Мир был таким белым, что даже ночная темнота не могла скрыть ясность, бившую ей в лицо ватным холодом, когда она пробиралась через жидкий лес. Ульрика поняла, что лет ей никогда не станет больше, чем теперь.
Часом больше, часом меньше – зависит от того, за сколько времени она замерзнет насмерть. Она проклинала себя за то, что не поискала в доме одежду потеплее.
При минусовой температуре она, босая, была одета в тонкий защитный комбинезон.
Один час, который в нормальных условиях ощущался как незначительный момент времени, сейчас стал самым драгоценным на свете, поэтому она все бежала с открытым лицом навстречу судьбе. Ледяной воздух разрывал горло; она пробиралась все дальше, словно где-то впереди было спасение; ветки хлестали ее по лицу, и от этого казалось, что она находится на пути куда-то. В некое место, которое далеко выходит за рамки “дальше”, “дольше” и “потом”.
Ульрика Вендин сделала глубокий вдох и побежала так, словно где-то в мире камней, снега и холода таилась надежда.
Она бежала и думала, думала и бежала. Вспоминала обо всем, что было, не сожалея о своем выборе и позволяя себя мечтать о вещах, которые пока не случились. О том, что она сделала, и о том, что сделает.
