Изувер - Барабашов Валерий Михайлович (читать книги онлайн без .txt) 📗
— Мы так думаем. И повторяю, что вы вправе отказаться в данном случае помогать нам. Это опасно.
— Если я вам… помогу, вы оставите меня в покое?
— Да, при условии, что вы не станете больше возиться с наркотиками. Рано или поздно вами все равно заинтересуются.
— Понимаю… А что от меня сейчас требуется? И могу я посмотреть на фотографию этого… киллера?
— От вас требуется… и мало, и много. Пообщаться с ним. Задать кое-какие интересующие нас вопросы. Ответы, разумеется, сообщить нам.
— А если он… догадается, что я… ха-ха! — подосланный казачок? Как в этих, в «Неуловимых мстителях»? Тогда что? Он и меня пришьет?
Омельченко нахмурился. Разговор, конечно, принимал очень серьезный поворот.
— Я же сказал, вы можете сейчас, сию минуту отказаться. Задание действительно опасное. Оно связано с риском, несомненно.
— Задание?!
— Назовите это по-другому, как вам нравится. Просьба знакомых офицеров из ФСБ. Сути это не меняет. Вы же сами сказали Мельникову…
— Я помню, что сказала.
Марина глубоко, тревожно задумалась. Она в самом деле почувствовала опасность, еще даже не предполагая, с кем именно ей придется иметь дело. Испытание было для нее впереди. Но в любом случае ей честно и прямо сказали, предупредили: нужно пообщаться с убийцей. Неужели кто-то из тех, кого она знает, с кем разговаривает, быть может, улыбается этому человеку, любезничает с ним — киллер?! Господи, а что ему стоит в таком случае поднять руку и на нее? Ведь если она начнет что-то у него такое выпытывать, на что-то намекать, а он сообразит…
Да, но, наверное, она должна подумать, как и что спрашивать. Хотя этому учат, как ей помнится из читанных когда-то шпионских романов, в специальных заведениях, тренируют. Советуют, как отступить, выжидать, с какой стороны зайти снова, если что-то не получается. Нельзя же в самом деле совать в самое пекло человека, который совершенно в этом деле ни бум-бум!
Конечно, она может схитрить. Эти парни из ФСБ могут попросить ее о чем-то конкретном, что для нее не под силу. А она сделает вид, что работала, что-то пыталась сделать, но у нее ничего не получилось. Это же все объяснимо, естественно! Они поймут.
На рожон-то ей, на нож зачем лезть?
Правда, всегда можно почувствовать ту черту, за которую переходить опасно. И она постарается ее почувствовать, не ребенок. Взрослая деловая женщина, мать пятилетней Ксюшки, в меру образованная, тертая жизнью тетка. Неужели не сообразит?!
Согласится. У нее и выбора-то особенно нету.
Рискнет, а там как Бог на душу положит. Зато сразу отвяжется от ФСБ.
Да, надо выкрутиться. Надо всех этих мужиков, какие втянули ее в историю, обмануть. Сделать вид, что и тем хочет помочь, и про тех ничего дурного не знает. Не может узнать. Разыграть при этом покорность и послушание, постараться быть правдоподобной. Но все же и что-нибудь узнать по мелочам. Про этого киллера. Чтобы ФСБ отвязалась. Скажет потом, что ей это задание оказалось не по зубам. Она же не у них в управлении работает, в чекистки не записывалась.
Но тогда ей дадут другое задание, она может стать постоянным информатором ФСБ… А что делать? Дамоклов меч над ее головой пока что висит, объяснительная у них, наркотики — тоже, идиоты эти, наркоманы, ее заложили… Теперь она на крючке у фээсбэшников, как бы себе и не принадлежит.
Вот сволочь этот Мосол! В какую историю втравил, в какую зависимость вогнал. Как в угол бильярдный шар закатил! В сетке, в капкане! Ни туда не прыгнешь, ни сюда.
Ладно, она согласится помочь ФСБ. Она убедилась уже, что это — люди слова, с ними можно иметь дело. Пообещали — значит, выполнят.
Надо рискнуть. А потом сделать всем ручкой.
И Мосолу, и этим ублюдкам-наркоманам, и ФСБ.
Будет спокойно сидеть в киоске и торговать. Дороже свободы, конечно, ничего нет. У нее — Ксюшка, мать. Про это она, Марина, всегда должна помнить.
А вообще эти парни из ФСБ тоже ведь рискуют. И очень. Открыть ей такую тайну… про убийцу!
Но, видно, они решили, что ей это можно доверить. Да она и в самом деле баба не болтливая, язык у нее от новостей не чешется. Она и про Кашалота кое-чего знает, и про того же Мосола. Те еще мужики. Тут копнуть, так…
Все! Она ничего не знает, она все забыла. Хорошо и давно усвоила: распускать язык — себе яму копать. Лучше поступить так, как она решила: схитрить. Потянуть время. Выждать. Сделать вид, что работает на ФСБ, выполняет их задание.
А жизнь потом сама все расставит на свои места.
— А что я конкретно должна делать? — спросила она Омельченко. — О чем надо спрашивать этого человека? Что вас интересует? И, позвольте спросить: если вы знаете, что этот человек когото действительно убил, то почему вы его не арестуете?
Офицеры заметили ее волнение, напряженность в голосе и лице. И прекрасно, конечно, понимали ее душевное состояние.
Вопрос Марины был вполне резонным, прямым, на него и отвечать надо было так же — прямо.
— Марина, — сказал Омельченко как можно спокойнее. — Мы знаем этого человека, да, но пока что он просто подозреваемый. Нам нужны доказательства его вины. Подтверждения. Улики.
Вещественные доказательства. Сейчас, сегодня, мы вас ни о чем конкретном просить не будем.
Покажем фотографию, а уж вы сами решите… Но вы должны прежде всего подписать вот этот документ о неразглашении сведений оперативного характера. — Андрей взял из рук Брянцева заготовленный бланк. — Сами понимаете…
— Понимаю, — перебила Безуглова.
Скользнув взглядом по листку, Марина поставила свою подпись. Потребовала:
— Показывайте фотографию!
Открыв папку, лежащую на переднем сиденье, Омельченко вынул оттуда снимок, положил его на колени Марины.
— Паша?! — вскрикнула Безуглова. — Н… не может этого быть! Господи, да вы… вы не ошиблись, ребята?! Это же… это же… — и она чуть не сказала: «Это же мой Павлик!»
Руки Марины дрожали. Левой ладонью она прикрыла рот, который, казалось, закричал на весь белый свет, а правая рука поднесла фотографию к самым глазам, вертела ее так и сяк, тянула к свету, к тускло горящей в салоне лампочке.
— Не может этого быть, — повторила она потрясенно, потерянно, убито.
Павел смотрел с фотографии куда-то вбок, в сторону. Был он снят у подъезда ее дома, она тотчас узнала козырек навеса у входной двери, железный большой ящик, какой оставили слесаряремонтники из домоуправления, там они прятали свой сварочный аппарат, всякие дефицитные железки…
Потрясение Марины было сильным. Даже когда ее поймали с этими пакетиками опия, и то волновалась меньше. И когда муж бросил ее с крохотной Ксюшкой, она нашла в себе силы…
Паша! Человек, с которым она связывала большие надежды, которому она наговорила столько ласковых, ночных слов, идущих из самой души…
И он — убийца?!
Невольные, безудержные слезы покатились из ее глаз. Она не хотела, чтобы их видели сотрудники ФСБ, отвернулась к окну, все еще держа в руках фотографию Павла. Значит, они, эти вежливые молодые люди, офицеры госбезопасности, все знали? Раз они фотографировали его возле ее дома, следили за ним. Значит, они и с наркотиками ее поймали, чтобы потом…
Ладно, ладно, не об этом теперь речь. Теперь надо думать, как быть. Они ведь хотят, чтобы именно она помогла, она, Марина, любовница Павла!
Господи, помоги-и!
Прошло несколько минут томительного тревожного молчания. Безуглова напряженно размышляла над ситуацией, молчали и Омельченко с Брянцевым. Конечно, после такого открытия женщина должна была прийти в себя.
Офицеры терпеливо ждали.
— Так что все-таки я должна делать? — Голос Безугловой стал глуше, в нем появились решительные, злые нотки.
— Во-первых, успокоиться, взять себя в руки, Марина, — посоветовал Омелъченко. — Ничего страшного пока не случилось. И делать пока ничего не надо. Придите в себя. Мы понимаем, что значит увидеть эту фотографию. Любой из нас повел бы себя так же. Это надо пережить.
Он взял из рук Марины снимок, сунул его в папку.
