Последний завет - Борн Сэм (бесплатная регистрация книга TXT, FB2) 📗
— Другими словами, переговоры будут сорваны, — подал голос кто-то.
— Да. Этот позор прекратится, и у нас будут развязаны руки. Мы вновь сможем открыто взять оружие и возобновить нашу борьбу, из которой, как предсказывал пророк, именно мы в конце концов выйдем победителями.
— Что ты хочешь сказать, Салим? Получается, предать огласке завещание в наших интересах?
— Если мы не хотим допустить уничтожения Палестины — да, в наших интересах. Но лишь мы должны принимать окончательное решение по этому документу, а не евреи.
— Что ты имеешь в виду?
— Как только мы получим завещание Ибрагима, то сами решим, как с ним лучше поступить. Но — как только получим. А пока все наши силы нужно направить на его поиски. Это наш священный долг перед народом и перед Аллахом. Кто-нибудь возражает?
Никто не возражал.
— Аллах акбар! — крикнул Салим.
— Аллах акбар! — отозвались его бойцы.
ГЛАВА 42
Иерусалим, четверг, 18:23
Они возвращались в гостиницу в гробовом молчании. Поначалу Ури вновь было врубил музыку, чтобы заглушить возможную прослушку, но Мэгги решительно выключила ее. Ей было легче молчать, чем говорить и чувствовать, как голова раскалывается от страшного грохота.
Впрочем, голова все равно болела. Стоя за спиной Ури в конторе Розена, она делала кое-какие пометки в свой блокнот и теперь вновь и вновь перечитывала их.
«…Табличку я спрятал. В надежном месте, о существовании которого, помимо меня, знают еще лишь двое — ты и мой брат».
Что же это за шарада, если Ури говорит, что у Шимона Гутмана нет никакого брата? Он прав: послание его отца не столько давало им ответы, сколько вызывало вопросы. Ей мучительно хотелось добраться до места, где бы они могли спокойно, не пытаясь переорать музыку, поговорить.
Едва они переступили порог гостиницы, как Мэгги тут же потащила Ури в бар. Она заказала две порции скотча, заставила Ури одним махом осушить стакан и заказала еще, но уже двойной. В баре было тихо и прохладно. Слава тебе Господи!
— Так как нам быть с его братом, Ури?
— Нет никакого брата, я же говорил.
— Ты уверен? А может быть, у твоего деда была ранний брак, о котором тебе ничего не рассказывали? Да и, кстати, не обязательно брак. А может, у него была любовница или даже вторая семья? Ты будешь смеяться, но в Штатах это не такая уж и редкость.
Ури сосредоточенно рассматривал, как преломляются лучи вечернего солнца в светло-янтарном напитке. Наконец губы его тронула легкая усмешка.
— Знаешь, Мэгги… После всего того, что я узнал о нем в последние дни… и на фоне завещания Авраама… Короче, если бы мне стало известно, что у него ко всему прочему еще была и вторая семья, я бы не сильно удивился.
— То есть ты допускаешь такой вариант?
Он потер кончиками пальцев виски.
— В принципе да, допускаю. Если ты способен хранить одну тайну, ты способен хранить и десяток. Уж что-что, а тайны отец хранить умел.
Мэгги положила свою руку поверх его.
— Ну хорошо, Бог с ним, с братом. Пока это оставим.
Она вдруг обратила внимание, что в баре был еще один хасид, который всего минуту назад расположился за соседним столиком и раскрыл перед собой «Иерусалим пост».
— Пойдем-ка… — вдруг сказала она. — Хочу пересесть, а то здесь солнце бьет в глаза.
Она вышла из-за столика, прихватив с собой виски. Ури последовал за ней. Они перешли в противоположный конец помещения и сели за спиной хасида. Тому, если он соглядатай, рано или поздно тоже придется поменять позицию. Или он ничего не услышит и не увидит.
Мэгги вновь подозвала официантку и заказала перекусить. Пока они ждали, она вдруг ни с того ни с сего стала рассказывать Ури о том, что случилось с ней утром. Мэгги не вдавалась в подробности и, уж конечно, не упоминала, за какие места ее лапали мерзавцы, но Ури хватило и того, что он услышал. Лицо его побагровело. Усталость как рукой сняло, и ее место заняла ярость.
— Боже, какие подонки! — воскликнул он и даже стал подниматься со своего стула.
— Сядь! — Она схватила его за руку и потянула обратно. — Я тоже от них… не в восторге. Но разыскать и наказать их мы сможем лишь сохраняя рассудок и хладнокровие. В противном случае этот раунд останется за ними. — Она вдруг подняла на него глаза. — За теми, кто убил и твою мать.
Ури молчал, глядя в стол, и ждал, когда официантка, принесшая сандвичи, уйдет. Мэгги тоже была рада невольной паузе.
— Послушай… — осторожно проговорила она, когда они вновь остались вдвоем. — Знаешь, что мне не до конца понятно и что меня беспокоит? Почему они держат нас на коротком поводке, но не наносят решающий удар? Ведь им ничего не стоит просто убрать нас, как они убирают других.
Ури, все еще не до конца успокоившись, сосредоточенно жевал сандвич. Наконец он ответил:
— Ну… как бывший военный разведчик, я бы сказал, что этому есть только два объяснения.
— Я слушаю.
— Первое. Убивать нас слишком рискованно. Точнее, тебя. Допустим, это палестинцы. Им и в голову не может прийти убивать официального представителя американской администрации. К тому же ты женщина. Красивая.
Мэгги невольно отвела глаза. Она привыкла к комплиментам, которые регулярно отпускали в ее адрес престарелые дипломаты на всевозможных светских раутах. Разумеется, она никогда не воспринимала их всерьез и относилась к ним как к части своей работы. Но Ури… Это совсем другое дело. И она видела: его слова — не шутка. Ей даже показалось, будто он просто дожидался удобного повода, чтобы произнести их. И — Мэгги не стала себя обманывать — ей было приятно их услышать.
— Они хорошо себе представляют, как Штаты отреагировали бы на твою гибель — и власти, и общественное мнение. Телевизионные некрологи сделали бы свое дело и в одночасье превратили бы их, арабов, в глазах великой страны из несчастных беженцев в банду кровожадных убийц. Нет, не в их интересах тебя убивать.
— Я очень живо представила себе эти телевизионные некрологи… — Она поежилась, несмотря на то что никогда не была суеверной. — То же самое, похоже, можно сказать и про израильтян.
— То же самое, только израильтяне еще меньше желали бы твоей смерти, — возразил Ури, чуть отхлебнув из своего стакана. — Шпионить за американцами? Плохо, конечно, но грех не смертельный. Я сам этим занимался, когда проходил армейскую службу. Но убивать? О нет, благодарю покорно! Кстати, ты сохранила ирландское гражданство?
— Я от него никогда не отказывалась.
— В таком случае Израилю дали бы по голове не только из Штатов, но и из Европы.
— Хорошо, я поняла. А второе объяснение?
— Оно еще очевиднее. Если ты следишь за человеком, но не убиваешь его, значит, тебе нужно, чтобы этот человек тебя куда-то привел. Вот и все.
Мэгги резко опрокинула остатки скотча в рот и почувствовала на губах крошечный, почти растаявший кубик льда… Стало быть, эти ребята тоже всерьез заинтересовались открытием Гутмана. И будут ждать, пока она и Ури не выведут их на цель…
— Погоди, но ведь бандиты требовали, чтобы я не лезла в это дело.
— Да, я помню. Ну, может быть, на тебя напали другие бандиты. Возможно, на нас идет охота сразу с нескольких сторон. Одним очень хочется, чтобы мы привели их к глиняной табличке, а другим совсем не хочется, чтобы мы продолжали ее поиски. Это Израиль. Одна из мировых «горячих точек», Мэгги. Впрочем, что я тебе объясняю — ты в этих вещах разбираешься лучше меня.
Мэгги вновь достала блокнот.
— Твой отец упоминал о «старых добрых временах». О какой-то вашей давней совместной поездке. И он просил тебя вспомнить о ней.
— А я помню.
— Что это была за поездка?
— Он прихватил меня с собой, когда отправился в командировку на Крит. Там как раз раскапывали Кнос. Он искренне полагал, что это будет неземным счастьем для тринадцатилетнего подростка — своими глазами увидеть древние развалины.
— И что?
— И, собственно, все.
