Магия успеха - Разумовский Феликс (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
Посетителей же, однако, было раз-два и обчелся. Слева у стены под портретом Френсиса Дрейка тянули пиво пристяжные законника Лютого, в красном углу, под изображением Черной Бороды, сидели сам Павел Семенович и отец настоятель Новопосадско-Андреевской церкви Святой Магдалины, великомученицы Иерусалимской, преподобный Иоанн Коломенский. В зале волнами стлался табачный дым, негромко играла музыка:
— Благословите, владыко. — Таирова поцеловала жилистую длань Иоанна Коломенского, чмокнула в щеку отца. — Здравствуйте, папа. — Она уселась на свое место за столом и, вздохнув, скромно опустила глаза. — Опоздала, извините.
— Здорово, Ленок. — Лютый с нежностью глянул на дочку, улыбнувшись, вытащил массивные золотые серьги с изумрудами. — Вот, цацки тебе в презент. Рыжье в натуре. Владей.
Сережки были пользованные, без коробочки, но Леночке понравились.
— Благодарствую, папа, вы добрый такой, душевный до жути.
Это была правда. Почувствовав себя отцом, сильно изменился Павел Семенович, будто другим человеком стал. Он пожертвовал долю на церковные нужды, свел близкое знакомство с Иоанном Коломенским и под его чутким руководством быстро сбросил груз грехов своих — крестился, исповедался и покаялся. А еще он прикупил две плацкарты под гробы в святых пещерах Псково-Печерского Успенского монастыря, хорошие места урвал. по соседству с предками Пушкина, Кутузова, Кропоткина, для себя и дочки постарался. Бог, как говорится, не фраер, а сани лучше готовить летом.
Официанты между тем принесли закуски, графинчики с водкой, бутылки коньяку, и отец Иоанн Коломенский поднялся, истово осенил себя знамением:
— Во имя Отца, Сына и Святаго Духа. Помянем же, братья, — он замолчал, глянул на Таирову и вторично перекрестился, — а также сестры, преподобного Кудеяра Владимирского, в бытность в миру его грозного и лютого, аки скимен, по принятии же пострига ставшего кротким, аки агнец, и познавшего в избытке благодать Господню! Вот уж воистину, не погрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасешься. Благословенны будем, аминь!
— Аминь! — Лютый и его братва перекрестились, Таирова в знак смирения склонила голову, халдеи принялись разливать вино и водочку.
Аллилуйя! Ели заливное, икру, мясное ассорти и провесную белорыбицу, жрали крабов, лангустов и рябчиков — тварей земных, поднебесных, морских. Пили благословенную, дважды очищенную «Смирновскую», цедили полезный для здоровья, настоянный на травах «Спотыкач», восторженно рыгали над благородным, армянского разлива коньяком. Эх, хорошо пошло!
Павел Семенович и Леночка вкушали молча, не отвлекались, отец же Иоанн, повеселев, изрядно раскраснелся и после каждой рюмки крестился, сверкал перстнями на волосатых пальцах.
— Прости мя. Господи, зело приятственно, зело! Покончили с налимьей, горячей, как огонь в аду, ухой, приговорили поросенка, фаршированного кашей, справились с двойным, из молодого осетра шашлыком по-астрахански, и, когда очередь дошла до лопаток и подкрыльев цыплят с гребешками и сладким мясом, Леночка Таирова робко взглянула на отца:
— Есть у меня, папа, мечта, уж такая затаенная, такая несбыточная, наверное, никогда и не исполнится, так и помру.
Губы ее задрожали, на хитрющие голубые глаза навернулись слезы, — талантище, куда там Саре Бернар.
— Что такое? — Павел Семенович хищно вгрызся, в цыплячью ногу, с хрустом раскусив хрящи, мощно дернул кадыком. — Еще теплуху? Рыжья? Может, тачку тебе подогнать? «Мерсюка» хочешь?
— Нет, папа, не то. — Леночка отложила вилку, потупилась. — В Норвегию хочу съездить, на фьорды посмотреть, на лапландских оленях покататься. Вы ведь слышали, наверное, про Пер Гюнта, Сольвейг, Ибсена?
— Басурмане премерзкие, язычники, прости Господи. — Отец Иоанн Коломенский, скривившись, трижды осенил себя крестом, сплюнул тайно, Павел же Семенович вытер руки о скатерть, с задумчивостью покачал головой:
— Нет, дочка, таких кликух я не слыхал, видать, сявки это, шелупонь, не в законе. А вот с олежками имел дело. Печень у них вкусная, если с солью. — Он ухмыльнулся добро, потрепал Таирову по руке. — Эх, Ленок, Ленок, простая душа. Ну кто же по своей воле в тундру-то, а? Ты уедешь к северным оленям, в снежный Магадан уеду я, — пропел он хрипло, вполголоса, цыкнул зубом и, неожиданно став серьезным, посмотрел Таировой в глаза. — Лады, дочка, запрессовали, будет тебе Норвегия. Но — через Нижний Тагил. Вначале съездим к матери на могилку, хочу я запатраить стелу из черного камня, и чтоб надпись была… — Он потер лоб, сосредоточиваясь, серые глаза его влажно блеснули.
Видать, и впрямь Павел Семенович твердо встал на Путь любви, добродетели и всепрощения.
