И занавес опускается (ЛП) - Пинтофф Стефани (читать полностью книгу без регистрации .txt) 📗
Он добился значительного успеха, особенно в недавнем спектакле «Поживём — увидим» по тексту Бернарда Шоу. Но что было для него более важным — мужчина нашёл постоянную работу.
Он сказал, что у него было несколько близких друзей, но не было ни жены, ни возлюбленной. Вся его жизнь вращалась вокруг всепоглощающего желания работать на сцене — и работать там постоянно.
— Итак, вы подозреваетесь в убийстве двух женщин, лишь с одной из которых были знакомы лично, — подытожил я сказанное. — Полиция поставила вас в известность, почему вы стали подозреваемым?
— Нет.
Его голубые глаза расширились, а пальцы вцепились в край манжета.
— Они задавали мне те же вопросы, что и вы. Знал ли я тех женщин? Были ли у меня романтические отношения с кем-то из них?
Он печально на меня посмотрел.
— Я не понимаю, почему они меня тут держат. Я рассказал им всё, что знал. Я хочу домой.
Я смотрел на него с немалой долей обеспокоенности.
Он казался слишком слабым и душой, и телом, чтобы выдержать ожидавшее его давление.
Но с другой стороны, он добился немалых успехов на Бродвее, работая в профессии, которая была отнюдь не лёгкой.
Возможно, в этом человеке больше силы, чем я предполагал.
— Кажется, прошлой осенью вы участвовали в возрождении постановки о Пигмалионе, — начал я, но Тимоти меня прервал.
— Вы говорите о «Пигмалионе и Галатее»? Другой полицейский тоже меня о ней спрашивал.
Он был определённо сбит с толку.
— Но спектакль проходил в октябре, почти полгода назад. Как он может быть связан с убийством Анни?
— Мы пока не знаем, — доброжелательно улыбнулся я, — но вы мне очень поможете, если расскажете об этом выступлении.
Мне нужно было, чтобы Тимоти начал сотрудничать. К тому же, я не знал, сколько ещё времени у нас осталось для разговора.
Мужчина молчал, и я решил ещё чуть-чуть его подтолкнуть.
— Начните с того, какой была ваша роль…
— Хорошо, — он вытянул вперёд ноги, и теперь они, казалось, занимали всё пространство комнаты. — Я играл главную роль. Наверно, на данный момент это самая большая роль в моей жизни. Вы знакомы со спектаклем?
Я признался, что не знаком.
— Пигмалион — творческая личность. Скульптор.
Голос Тимоти становился всё громче и увереннее, и я ясно представил, каким он становится на сцене; как превращается в горделивого, самовлюблённого творца.
— Он попал в ловушку брака без любви и разочарован всеми женщинами, которые его окружают. И вот он решает сам создать женщину. Но не просто женщину, — руки Тимоти начинают плавно гладить видимые только ему формы, — а идеальную женщину. И когда он завершил работу, он влюбился в неё. А как иначе? Она была прекрасна — молочно-белая алебастровая статуя. Настоящее мраморное великолепие.
— Выходит, он создал идеальную женщину… — пробормотал я себе под нос.
— Он молил Венеру даровать его статуе жизнь. И каков же был его восторг, когда Венера исполнила его желание!
Лицо Тимоти разгорелось от возбуждения.
— Он дал статуе имя Галатея и на какое-то время — такое быстротечное! — его жизнь стала прекрасной. Но Галатея не была приспособлена к жизни среди людей, и когда Пигмалион её разлюбил, она вновь превратилась в статую. В конце концов, Пигмалиону она нравилась именно такой — мраморной статуей, неподвижной и неизменной.
Тимоти сидел в ожидании моей реакции, но я мог лишь молча смотреть на него, пытаясь переварить то, что он мне сейчас сказал.
И Тимоти обмяк на стуле, выходя из роли. Он постепенно забыл о своём триумфе на сцене и вспомнил о текущем плачевном положении.
Я ясно видел, как убийца мисс Жермен вплёл эту историю в воссоздание картины смерти на месте происшествия. Теперь отсылки к Пигмалиону в письме, найденном у тела Анни Жермен, стали для меня более понятными. И более тревожащими.
— И ни Анни Жермен, ни Элиза Даунс не участвовали в спектакле?
Это была проверка. Я ведь и так знал, что мисс Жермен заменяла одну из актрис.
Тимоти начал отрицать их участие, но потом вспомнил.
— Ах да! Где-то на неделю, когда несколько человек из нашей труппы заболели, Анни играла в нашем спектакле небольшую роль — сестры Пигмалиона, Мирины.
— Каковы были её отношения с основным составом труппы?
По пожал плечами.
— Доброжелательными. Профессиональными.
Нас прервал стук в дверь. Похоже, время нашего общения подошло к концу.
— И последнее, — я пододвинул к По свою записную книжку и карандаш. — Можете записать для меня ваше имя и адрес?
— Я уже диктовал его офицерам, — ответил мужчина.
— И всё же, — настоял я с улыбкой, — не могли бы вы написать их ещё раз. Для меня.
Когда Тимоти отдавал мне обратно записную книжку, его руки подрагивали, а голос опустился до шёпота:
— И что со мной теперь будет?
Я поднялся и поправил пиджак.
— Я поговорю с офицером, который вас арестовывал.
И задвинул стул обратно к столу.
— Посмотрю, что смогу узнать. Выше нос!
Он робко улыбнулся на мои попытки его взбодрить.
Я закрыл за собой дверь и посмотрел на написанные им строки. Слова были написаны ровным, сжатым почерком.
Но в отличие от записки на голубой бумаге, которую мне показывал Малвани, все буквочки в моём блокноте были округлыми и аккуратными.
И написаны без наклона.
* * *
Малвани вернулся в кабинет в ожидании отчётов своих людей, которые отправились опрашивать всех сотрудников театра «Гаррик», пришедших на работу в тот вечер.
Дверь в его офис была распахнута, и когда я вошёл, он повернулся на деревянном стуле, который с трудом вмешал его грузную фигуру, а колени упирались в столешницу.
Мне всегда казалось абсурдным видеть этого большого человека — и речь сейчас не только о массе тела — запертым в четырёх стенах со столом, заваленным бумагами.
Вот и сегодня, когда Малвани откинулся на стуле и сцепил за головой руки в замок, он почти полностью заполнил собой маленькое пространство своего кабинета.
— Встретился с По? — внимательно посмотрел он на меня.
— Ты же не можешь всерьёз считать, что Тимоти По виновен в преступлениях, — мгновенно ответил я. — Если ты разговаривал с ним хоть пять минут, то должен был это понять. И у тебя нет ни единой веской улики против него. Ты взял его под арест лишь потому, что он играл в пьесе, которая упоминалась в бредовой записке, оставленной на месте происшествия.
— В бредовой записке, оставленной убийцей, Зиль. Не забывай этого, когда начнёшь мне рассказывать историю о том, что этот актёришка даже мухи не обидит.
От возбуждения акцент Малвани стал ещё заметнее.
Я подтащил стоящий в углу кабинета стул к столу и сел напротив Деклана.
Лицо Малвани скривилось.
— Ну, а что прикажешь мне делать, Зиль? У меня две мёртвые хористки. Я хочу найти их убийцу, но никто из сотрудников Фромана мне не помогает. Да, они хотят, чтобы я раскрыл это дело. Но с другой стороны, они боятся, что дотошное расследование распространит по всему городу слухи об убийстве и напугает людей. Они беспокоятся, что не соберут из-за этого кассу.
— Я понимаю, — кивнул я. — Но взять По под стражу лишь на таких основаниях… Тебе же, в конце концов, нужен убийца, а не козёл отпущения… Я прав?
Я с опаской взглянул на Малвани.
Мы с ним были друзьями ещё до того, как начали вместе работать в Нижнем Ист-Сайде восемь лет назад. Но теперь он стал главой участка. Изменило ли постоянное давление сверху его привычные ответственные и бескомпромиссные методы работы?
Я надеялся, что нет. Но подобные аресты, как в случае с По, были для Малвани нетипичны.
— Не надо думать, что я арестовал невиновного только потому, что он — лёгкая мишень. Те письма дали мне веские основания для беспокойства по поводу По. И вот — взгляни на другие письма.
Толстые пальцы Малвани перевернули несколько листов в папке; он нашёл нужные бумаги и протянул их мне.
