Ждать ли добрых вестей? - Аткинсон Кейт (версия книг .txt) 📗
Да осенит нас всех Господь Бог своею милостью [164]
Билли волочился по улице мимо освещенных окон. На балконе дома по соседству болтался огромный надувной Санта — делал вид, будто лезет в окно. На Рождество в Инче тоска смертная. И в Эдинбурге на Рождество тоска. И в Шотландии, и на Земле, и во Вселенной. На Рождество тоска везде. Он купил курева в пакистанской лавке — хоть они открыты. Он убьет свою сестрицу, он ее чуть не убил.
Можно уехать из города, туда, где его никто не знает. Начать заново. В Данди, например. «Ты такой предприимчивый мальчик», — говорила ему старая святоша, корова эта, когда он приходил чинить ей свет, засорившиеся трубы пробивать или еще что. Взять книжку, сунуть заначку, поставить книжку на полку. Реджи эти книжки брать не дозволялось, а старая святая корова ослепла и читать не могла — Билли думал, он в шоколаде.
Хорошо, что есть хотя бы деньги, которые драгоценная врачиха Реджи дала ему за «Макаров». Хрен знает, нахера ей сдался «Макаров». Странный у нас мирок.
Мимо проковылял старый алкаш, сказал:
— Веселого Рождества, сынок. — А Билли ответил:
— Нахуй пошел, пиздадуй престарелый. — И оба они засмеялись.
Все под кровом собрались [165]
Вестминстерский мост на заре. Было какое-то стихотворение, — слава богу, он ни слова не помнит. Холод собачий. Город почти вымер — редкое явление. Не так он рассчитывал встретить Рождество. Один, на ногах, в Лондоне, этом Исполинском Наросте. Они планировали в последний момент купить билеты куда-нибудь, где жарко и не слишком чувствуется Рождество.
— Я Рождество не очень люблю, — сказала ему Тесса. — А ты?
— Да я как-то не задумывался, — ответил Джексон.
— Северная Африка, — предложила она, пальцем ведя по его позвоночнику, отчего он задрожал, точно кот. — Самолетом в Египет. Я, может, тебя образую. Древности и все такое.
— С тебя станется, — ответил он. — Древности и все такое.
Двое молодых парней, еще пьяных после чрезмерных возлияний сочельника, прошли мимо и покосились странно — может, потому, что он созерцал Темзу так пристально, будто подумывал кинуться в ее ледяные объятья. Нет, ничего такого он не подумывал. Так поступил с ним брат — он не поступит так со своей дочерью. Вероятно, парни решили, что он бедный охламон — ни дома, ни родных, некому припасть на грудь в сии праздничные дни. Тут они угадали.
У него в руке. Я это нашла у вас в кармане куртки, сказала она. Пакетик с волосом Натана. Открытку Реджи тоже вернула — открытку Марли из Брюгге. Скучаю! Люблю! Открытка будто всю войну прошла.
Смешно: он больше скучал по Реджи, чем по Марли. О Марли есть кому позаботиться, а вот у Реджи таких — раз-два и обчелся. Мы все одни, мистер Б., потому нам и надо заботиться друг о друге. Видимо, ее осенил рождественский дух. Джексон не спас ей жизнь («Пока», — сказала она) — не уплатил долг, записанный его кровью.
И любительницу прогулок он вспоминал. Как она там — проснулась в постели, в доме, где рождественские гимны по радио и запах индейки в духовке, или так и шагает по пустынным дорогам, по высоким холмам, среди снега, и ветра, и дождя?
Куда ни глянь — неоконченные дела и вопросы без ответов. Прежде ему казалось, что перед смертью наступит последний миг, когда все прояснится, — все дела закончены, на все вопросы нашелся ответ, найдено все потерянное, — и ты подумаешь: «Ах вот оно что, теперь понятно» — и тогда ты свободен и можешь идти во тьму или к свету. Но когда он умер (Ненадолго, раздался голос доктора Фостер), ничего такого не случилось — может, и не случится. Все останется тайной. А значит, если вдуматься, надо попытаться все прояснить, пока жив. Найти ответы, раскрыть тайны, быть хорошим детективом. Крестоносцем.
Изначально он собирался отнести волос Натана на анализ ДНК. Натана, который проснется нынче утром и проведет Рождество в деревне с Джулией и мистером Футы-Нуты. Джексон пощупал замызганный пакетик. Вероятно, благороднее выкинуть его в реку, отпустить — отпустить Натана. Но в это серое и холодное английское Рождество он ощущал недостачу благородства. Он все потерял. Новую жену, старую жену, деньги, дом. Он сунул пакетик в карман.
Тесса забрала не все. Продажа дома во Франции застопорилась, и деньги пришли на счет перед самым Рождеством. Сумма нехилая, так что «ты снова приземлился на ноги», сказала Джози.
Пора двигаться вперед, начинать сначала. Как-то поздновато для нового рассвета. Быть может, слишком состарился пес — новым трюкам уже не научится.
Ему было на редкость худо, и тут он вспомнил, как нашлась Джоанна, а эта мысль способна теплым солнечным лучом согреть в чернейший из дней.
Не во второй раз, кровавый, а в первый, теплой ночью в Девоне. Он вспомнил, как широкой дугой водил фонариком по пшенице и заметил Джоанну как раз вовремя — чуть не споткнулся о ее неподвижное тельце. Решил, что она мертва. В двенадцать лет он за год увидел, как мать умерла в больнице, как тело сестры бесцеремонно выудили из канала, нашел брата в петле. Ему было всего девятнадцать, и он знал, что, если девочка мертва, он не вынесет, остатки сердца его сорвутся с якоря, и он перестанет быть младшим капралом Броуди Собственного Йоркширского полка Принца Уэльского, сам обернется маленьким мальчиком, что навечно заблудился в темноте.
Но тут она заворочалась во сне, и на миг у него перехватило дыхание — он лишился голоса. А потом голос вернулся, и Джексон поднял руку и закричал, как не кричал никогда в жизни и больше не закричит:
— Сюда, я нашел, она здесь!
И он взял ее на руки и обнял так, будто она вот-вот сломается, будто она драгоценнейшее, чудеснейшее, поразительнейшее дитя, что только ступало по земле, и сказал первому, кто прибежал, — полицейскому констеблю:
— Вы поглядите — ни царапинки.
Скаут, вот как
…звали их собаку.
— Я так долго не могла вспомнить, — сказала она. Прижала ладони к сердцу, словно птичьи крылья, как будто пыталась что-то удержать внутри. — Скаут, — сказала она Реджи. — Такая хорошая была собака.
— Ну знамо дело, доктор Т., — ответила Реджи. — Знамо дело.
— Гава-гава-бака, чья же ты собака? — сказала она Сейди, а детке сказала: — Ворон однажды сидел на дубу, пой хей-хо, ворон, ля-ля-тра-ля-ля и ля-ля-трам-пам-пам, — а Реджи:
А Реджи ответила:
И они обе захлопали в ладоши, а детка засмеялся и тоже захлопал.