Правило крысолова - Васина Нина Степановна (полные книги TXT) 📗
– Что это значит – спастись… путем нападения?
– Это значит, что, имея дело с террористкой, которая прошла боевую подготовку, вы могли обезопасить свою жизнь и жизни детей, только напав первой.
– А я напала первой? – интересуюсь я озадаченно.
– Если вы заявите, что сопротивлялись ее нападению, запутаетесь. Потому что по отчетам наших экспертов и аналитиков Службы получается, что вы проткнули террористку вилами, находясь от нее на расстоянии восьмидесяти сантиметров и на высоте двух метров десяти сантиметров. Сила удара и его направление вычислены. Поэтому, чтобы не ошибиться и не рассказывать, как вы боролись с профессионалкой, подпрыгнули в воздух в стиле ниндзя и убили ее подвернувшимися под руку вилами, лучше сразу придерживайтесь правильной версии. Вам что, племянница не рассказала, как все было? Говорите, что вы знали, с кем имеете дело, запрятались на сеновале и, ни на что не надеясь, бросили вилы сверху вниз, как только она подняла вверх глаза и заметила вас и детей. Нечаянно попали… Взгляд – затравленный, вот как сейчас, одежонка затрепанная, но с изысками – сама шила, никакой косметики. И все будет в ажуре.
– Спасибо…
– Кушайте на здоровье.
– Спасибо, но я спрашивала не о себе. Я спрашивала вообще. Как у вас осуждают за убийство в состоянии аффекта?
– Ну что тут сказать… По закону беременная женщина, совершившая убийство в состоянии аффекта…
– Ладушкин! – Я потрясла его за плечи. – Не надо на мне испытывать ваши методы допроса! Я не беременна!
– Так вы же не о себе спрашивали, – хитро улыбается Ладушкин.
– Тем более!
– От трех до восьми, если без отягчающих.
– Отягчающие – это?…
– Это, к примеру, когда обвиняемый в состоянии аффекта убивал тещу заранее заготовленным топором или выслеживал жертву с оружием в руках.
– Восемь лет… Для него это равносильно смерти…
– Что вы сказали? Для него?
– Ничего, так, прикидываю.
– Чувствую, что вы готовите себя к веселой жизни. И мне в ней места нет? – серьезно спросил инспектор, и в глазах его была почти мольба.
– Всегда рада буду вас видеть, – открыто заявляю я, честно глядя в эти глаза. – А теперь мне пора.
– Да. – Ладушкин посмотрел на часы. – Вы за сколько шарфик вяжете?
– Если фильм интересный, могу за фильм связать. Потом, смотря какие нитки.
– Тогда уже можете сесть на телефон. За полдня две вязальщицы успели справиться с детским свитером, как вы думаете?
Мама позвонила через час моего напряженного гипнотизирования телефона. Чтобы не тратить времени и не выслушивать ее рассказ о посещении банка, я сразу же спросила:
– Чего ты не знала?
– Если бы я знала, чего не знаю, я бы сказала! – с ходу завелась мамочка. – Только представь себе, в этом банке действительно есть вклад, что-то из перечисленного мною оказалось номером счета! Но снять его, как мне объяснили, можно только в Швейцарии, в главном офисе, и только после определенной проверки получателя.
– Слушаю тебя. – Я сдалась. Мне стало все равно, что нас могут подслушивать, я была просто раздавлена недавним своим открытием, от которого вполне можно свихнуться, и так устала, что заочно прокляла эти деньги.
– Слушай, слушай! – многозначительно заметила мама. – Внимательно слушай. Я назвала первое попавшееся на язык число, и тогда они попросили меня пройти в соседнее помещение. И там!..
– Какое число ты назвала? – удивилась я.
– Я сказала – тридцать три.
– Почему – тридцать три?…
– Во-первых, это возраст Христа, во-вторых, оно состоит из двух троек, а шесть – мое любимое число, понимаешь?
– Нет, но это неважно. Число не подошло?
– Они сначала не знали и стали это проверять!
– Не тяни!..
– Они сделали со мной то, что мы делали с тобой по ночам в апреле в первый день полной луны, между кухней и коридором, помнишь? Ну, я еще ставила тебя возле…
– Все! – крикнула я так громко, что прибежали дети. – Прекрати говорить всякую ерунду. Я тебя понимаю, но нечего другим людям знать, чем мы занимались по ночам в апреле в первый день полной луны!
Я стараюсь унять дрожь. Теперь я вовсе не хочу, чтобы мама подробно объясняла всем подслушивающим, что именно мы делали каждый апрель, пока мне не исполнилось восемнадцать.
– Если ты понимаешь, думай дальше сама. А за мной тут ходят по пятам два совершенно андрогированных блондина! По очереди! Так что я пользуюсь бешеным успехом у представителей родных секретных служб и местных властей и потому серьезно подумываю, не остаться ли мне здесь навсегда, тем более что я определила формулу духов, которые одинаково действуют и на блондинов, и на…
– До свидания, мамочка! – кричу я. – Нечего разбалтывать семейные секреты!
Кладу трубку и интересуюсь у Лоры:
– Что такое андрогированный блондин?
– О-о-о-о! – стонет Лора. Без объяснений.
Самая страшная ночь в моей жизни.
Я подготовилась, как могла.
Сначала я думала, не пустить ли все на самотек, загрузиться снотворным и проспать сутки, спрятавшись от всех?
Все, что можно было разгадать, я разгадала.
Никакой радости мне это не принесло.
Деньги? А как их забрать? Куда девать? Как тратить? Нет, пусть подождут.
Я читала, что некоторые люди растут до двадцати восьми лет.
Часам к девяти вечера я вдруг поняла, что бабушка знает. Она же умней меня, и потом, это ее дочку убили!
К половине десятого я подумала, что она сама все сделает, но так, что мне придется подготавливать к захоронению в подвале дома сразу двоих.
К одиннадцати я подъехала к дому бабушки, вышла из машины и посмотрела на темное окно комнаты Питера. Помахала рукой. Зачем ему свет? Он видит в темноте…
И вот я сижу в темной комнате Питера, а он все смотрит в окно, мы молчим так долго, что у меня начинает закладывать барабанные перепонки, я придерживаю сердце ладонью, чтобы оно не выскочило из груди и мне не пришлось ловить его в темноте на полу.
– А ты не мог иначе? – спрашиваю я шепотом.
– Нет! – тут же громко отвечает Питер, словно уже давно ждал этого вопроса. – Я не мог больше смотреть, как она приговорила моего сына, а потом стала морально уничтожать детей. Такой человек не должен жить на свете. Я не мог просто отнять у нее Антона, что мне было делать?!
– А Латов?…
– О, этот ваш добряк Латов! Вы все здорово заблуждались на его счет. Ханна во всем ему подчинялась, и идея найти деньги Фракции КА – его идея. Латов – вариант вымирающего воина из рода пожирателей мертвечины. Он свои руки никогда не запачкает, он все сделает чужими! Падальщики стравляли племена друг с другом, а потом приходили на поле пожирать мертвых врагов. «Будущее всех воинов, – как-то походя, за обеденным столом, заметил Латов, – принадлежит Востоку, Европа, испорченная цивилизацией, свои террористические кланы похоронила». Это с подачи Латова и, конечно же, под впечатлением телесных прелестей Ханны Руди перевел деньги всей организации на анонимный счет. Мой мальчик был бы жив, если бы не эти деньги! Ты… – Питер задумался, – ты давно узнала?
– Нет. Недавно. Я думала, думала, все пыталась представить, чем ты убивал, и вдруг вспомнила то, что постаралась стереть из моей памяти бабушка. И котенка, и ворона ты прирезал. Ты перерезал им горло. И ты видишь в темноте.
– А ты очень умна. Жаль, что ты рождена женщиной.
– А каково было тебе, мужчине, который не воин?! – Сглатывая подступившие слезы, я одновременно стараюсь сдержать бешенство и не разреветься от жалости. – Тебе, которого сестра учила, как правильно перерезать горло козам? Ты что, желаешь мне такой же участи заблудившегося и иссушенного нереализованной любовью мужчины?! Спасибо, я хочу быть женщиной! Я женщина, и я говорю, что ты – убийца. Банальный убийца.
– Ну уж, сразу – банальный… Твоя бабушка выразилась более романтично. Она назвала меня Крысоловом. Ты не можешь не отметить некоторый артистизм и аккуратность моего убийства, взять хотя бы, к примеру, тот факт, что целый отдел профессионально обученных розыскников не может меня вычислить. Я же тогда, в лесу, оказался полнейшим невидимкой. И как я только попал в этот лес, под бдительным наблюдением федеральных агентов?… – хитро интересуется Питер.
