Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза (сборник) - Арсеньева Елена (книги бесплатно TXT) 📗

Есть захотелось просто невероятно. Картошка выглядела неаппетитно, да и суп тоже. К тому же, чтобы его разогреть, нужно было либо растопить печку, либо разжечь керосинку, стоявшую в углу, на отдельном столике, а Лиза не желала заниматься первым и просто не умела второго. Поэтому она поела хлеба с медом (судя по мертвенному вкусу, сей продукт явно был эрзацем) и выпила воды из большого закопченного чайника, стоявшего на плите. Причем все время ее не оставляло препротивнейшее ощущение, будто она — вульгарная воровка, забравшаяся в чужой дом. Воровка не воровка, но в чужой дом она и впрямь забралась, хуже того — в чужую жизнь… И такая тоска вдруг взяла ее!

Очень хотелось полежать, отдохнуть, но Лиза не позволила себе расслабляться. Как можно скорее — в ломбард. И покончить со всем этим.

«А ты уверена, что тебе удастся покончить? Что ты сможешь выбраться из города?» — прошли по краю сознания неприятные вопросы.

Гоня мысли, от которых немедленно навернулись на глаза слезы — и не только навернулись, но и побежали по щекам, — Лиза схватила саквояж, кинулась к двери, но не успела взяться за ручку, как дверь распахнулась. На пороге стоял тот самый полицай — итальянистый красавчик.

А ему здесь какого черта нужно? Вроде бы в квартире ничего бурьяном не заросло! Вот разве что станет искать партизан в буфете… Впрочем, надо быть с ним повежливее. Все-таки какой-никакой, а представитель власти. Вот надо же, а? Предатель Родины, плюнуть бы ему в физиономию, так нет, приходится этикет соблюдать!

— Добрый день, — холодно произнесла она. — Что вам уго…

И осеклась, увидев позади полицая постную физиономию того самого старикашки из ломбарда.

— Здрасте, — пробормотала Лиза растерянно. — Это вы? А я как раз собиралась…

Да полно, он ли это? Где угодливое выражение сморщенной физиономии? Где ханжеская улыбочка? Ледяные глаза, напряженный голос:

— Кто вы такая? Как к вам попала квитанция? Почему на вас вещи Лизочки?

Она оторопела. Вот те на! Нужно было очень хорошо знать погибшую девушку, чтобы узнать ее платье, туфли и саквояж. Выходит, старик был коротко знаком с ней. Но отчего не сказал этого же при Алексе Вернере?

Ладно, сейчас это неважно. Важно то, что красавчик полицейский тянет с плеча винтовку и явно готовится наставить ее на Лизу. И еще прикрикивает:

— Говори, быстро!

— Лизочка погибла, — выпалила Лиза, опережая его. И зачастила, торопясь успеть все рассказать, пока странная парочка не вышла из того почти омертвелого оцепенения, которое вызвали ее слова: — Там, на берегу… на пляже, она играла в волейбол, купалась, потом налетел самолет… стрельба, взрывы… она была ранена, она умирала у меня на руках, ну и велела мне взять ее одежду, документы, отнести квитанцию в ломбард и сказать…

— Погибла… — прошептал старик, покачнувшись. Нетвердо прошел в комнату и сел, вернее упал, на продавленный диван, причем Лизе отчего-то показалось, что здесь он сиживал не раз и не два, откидывался на спинку так же, как откинулся сейчас…

— Почему? — прошептал тяжело. — Почему она не ушла вовремя? Ведь знала же, что в два часа начнется обстрел!

Теперь Лиза застыла в шоке. Получается, ее тезка знала о налете? Получается, она связана с теми, кто его устроил? Выходит, тут без партизан не обошлось. Но если старик и полицай в курсе, значит, и они тоже — партизаны? Вернее, подпольщики?

Вот уж попала Лиза Ховрина… В самое пекло! И чем дальше, тем становится жарче.

Старик открыл глаза. Лицо его было спокойно. Наверное, ему столько пришлось всего в жизни перенести, что надолго его ничто не может потрясти.

— Лизочка должна была уйти с пляжа в час дня, — сказал он. — Она задержалась. Почему? Из-за вас? Она вас ждала?

— Меня? — пожала плечами Лиза. — Да я ее сегодня впервые в жизни увидела.

По его лицу прошла словно бы тень. Старик словно бы загородился и теперь беседовал с Лизой несколько издалека.

— Ну, может быть, вы условились о встрече письменно… — проговорил он осторожно. — Или через какого-то человека, знакомого… Иначе почему она задержалась и почему отдала вам свою одежду, почему попросила зайти в ломбард?

— Да случайно все вышло, — прижала руки к груди Лиза. — Ей-богу, случайно. Моя одежда… я была раздета…

Эх, врать так врать!

— Моя одежда лежала около грузовика, а он взорвался. Все сгорело — вещи, сумка с документами. Я сама не пойму, как жива осталась. Кинулась в рощицу, а там девушка лежит. Она умирала, ну и сказала мне: возьми все, только отнеси квитанцию и скажи, что меня, мол, убило на берегу. Я оделась — не в купальнике же мне было в город добираться! — и пошла в Мезенск. К вам.

— Почему вы не сказали в ломбарде, что пришли по поручению Лизочки? Почему не сказали, а просто забрали медальон?

— Ах да, медальон? — Лиза только сейчас о нем вспомнила. Он же золотой, его надо вернуть. — Он в саквояже, сейчас достану.

— Стоять! — Полицейский навел на нее винтовку. — Хитрая какая! «Достану…» А там небось пистоль.

— Нету там никакого пистоля, честное слово, — растерянно пробормотала Лиза. — Можете сами посмотреть.

— Не волнуйся, посмотрю!

Полицейский очень ловко, продолжая держать Лизу на прицеле, левой рукой схватил, открыл и перевернул саквояж над большим круглым столом, застеленным кружевной скатертью, пожелтевшей от времени и стирок. Небогатое имущество Лизочки Петропавловской вывалилось на столешницу — зашелестели целлофановые пакеты от подарков Эриха Краузе, сыро, тяжело шмякнулся купальник Лизы Ховриной; выпал медальон.

— И правда нету.

— Угомонись, Петрусь, — приказал старик.

Петрусь? Ого! Лиза вдруг вспомнила песенку, которую частенько пела соседка-украинка:

В самом деле, небось много девок от него потерпели неприятности, от того Петруся. Больно уж хорош собой! Да черт ли тебе сейчас в его внешности?

— Так почему ничего не сказали? — повторил старик.

— Потому что я не могла… при том офицере.

— Что за офицер?

— Он тоже был на берегу, а потом подвез меня.

Старик вскочил резко, по-молодому. Толкнул Лизу на стул, наклонился. Лицо его стало недобрым:

— Кто он? Как зовут? Давно ли прибыл в Мезенск? Он ваш знакомый? Приятель? Где он живет? Где живете вы? Работаете? Где?

Тон его был таким… Он с такой лютой злобой сыпал вопросами! Лиза сначала оторопела, а потом возмутилась:

— Да что вы так со мной разговариваете? Устроили тут гестапо, понимаете ли!

— Гестапо? — прищурился старик. — Вы были в гестапо? Вас допрашивали? Или вы присутствовали на допросах? В качестве кого? В самом ли деле Лизочка убита на берегу? Она должна была встретиться с вами? Вы предали ее? Она в гестапо?

— Слушайте, да вы просто ненормальный! — с яростью прошипела Лиза. — Не шейте мне дело! Не нравится вам слово «гестапо»? Хорошо, пусть будет НКВД. Вот вам, пожалуйста: вы ведете себя как самый настоящий энкавэдэшник! Что, до прихода немцев допросы в застенках вели?

Старик снова сел на диван, откинулся на спинку. Лицо его смертельно побледнело.

— Батюшка… — обеспокоенно прошептал Петрусь, делая шаг к нему. Но старик раздраженно махнул на дверь, и Петрусь покорно отошел, занял пост около нее, изредка приоткрывая и выглядывая, не идет ли кто.

«Батюшка? Ростовщик его отец? — изумленно подумала Лиза. — Вообще-то в деды годится».

— Допросов не вел, — сказал старик, поворачиваясь к Лизе. Силы, видимо, вернулись к нему, лицо уже не выглядело таким помертвелым. — Но столь многажды был допрашиваем, что невольно усвоил некие манеры. С кем поведешься, знаете ли…

Он тяжело вздохнул. Помолчал.

— Значит, погибла Лизочка… эх… Бедная моя девочка!

В голосе его слышалась такая боль, что у Лизы сжалось сердце. Наверное, он хорошо знал Лизочку Петропавловскую. А может, она его родственница? Он ее дед?