Правило крысолова - Васина Нина Степановна (полные книги TXT) 📗
Лунный свет из окошка под потолком падал как раз на нее, я вспомнила все, что знаю об этом куске железа, и попробовала отговорить Руди, а он сказал, что надорвется, но вынесет копье на улицу, и у Питера больше не будет предлога загонять его в подвал. Сначала мы приподняли тупой конец, подложили под него бревно, потом приподняли конец с заточенным острием, а мышь сидит! «Не прогоняй, – остановил Руди мою руку, – она мне нравится». И тут случилось невозможное. Руди убрал свои руки, и оказалось, что я легко держу конец копья! Он подошел к тупому концу и тоже очень легко поднял его. Мы сделали один шаг. «Этого не может быть! – шептала я. – Его никто не может поднять!» Мы пошли к лестнице – я впереди, и тут я услышала, как Руди сзади сказал: «Спасибо». Я оглянулась. Мышь вцепилась лапами в копье в самой его середине и размахивала крыльями. Это она тащила копье. Или сделала так, что копье стало легким. Ты можешь не верить, но мы выволокли копье на улицу, и мне еще пришлось уговаривать Руди не запускать его в черное небо, чтобы сбить самую большую звезду.
Мы уложили копье вдоль стены дома, и Руди пнул его ногой, а мышь улетела, посвистывая, и тогда Руди попросил принести из дома его рюкзак. Я побежала в дом, в столовой сидела мама у телевизора, она спросила, не поворачиваясь, не видела ли я Питера, и я честно сказала, что дядя Питер летает на улице и свистит. Я принесла рюкзак, Руди взял его, дернул меня за нос и ушел. В рюкзаке у него было двенадцать рублей денег, выкраденное свидетельство о рождении, одна рубашка, один свитер, две пары носков, одни трусы, тетрадка в клеточку, карандаш, шарф, который связала моя мама, и подарок его матери Ксении – маска для ныряния с трубкой.
Я увидела его потом только через пятнадцать лет, а в ту ночь, когда он ушел за калитку, я бросилась к копью и убедилась, что не в силах даже сдвинуть его с места. Я встаю поздно, ты же знаешь, и следующий день был единственный, когда я пожалела об этой своей привычке, – я все проспала!
В двенадцать часов дня, разогревшись как следует под солнцем, я спустилась в подвал, чтобы отнести туда две банки только что закрытого варенья, и обнаружила копье лежащим на своем старом месте – вдоль северной стены. Помню, что я присела на корточки и заплакала. Я плакала о Руди, который ушел, о моих будущих сыновьях, которых Питер заставит поднимать копье (на то, что у меня родится такая прекрасная дочь, я и не надеялась!), и потом никогда уже не боялась спускаться в подвал, хотя при любой возможности старалась перед этим подставить лицо солнцу и вспомнить странствующего двоюродного братца.
Случай второй. Приехала на выходные Ханна, она уже была замужем за Максом, мы спустились в подвал, чтобы покопаться в сундуке, и Ханна запустила кочергой в крысу, которая вышла к нам. «Я подбила этой гадине заднюю лапу! – торжествовала Ханна. – Почему здесь не положат отраву?» Крыса убежала, я расстроилась. Потому что крыса мне была симпатична, она так жалобно поджимала лапку к сердцу, как будто оно у нее болит! Когда мы поднялись в столовую, бабушка перевязывала ногу у щиколотки, сказав, что у нее вывих, а я видела, как на бинте проступила кровь.
Не бойся крысы, бойся летучую мышь, она летает в темноте и может управляться с копьем!
Надеюсь, ты получишь мое письмо вовремя.
Я придумала новые духи, называются «Натурал». Ты будешь смеяться, но немцы расхватывают пузырьки с запахом навоза, свежескошенной травы, давленых листьев черной смородины, прелого сена, спила молодой сосны и так далее – все о деревне и природе. Если есть идеи, подкинь!
Твоя мама, которая начала взрослеть».
Я уже собралась позвонить маме и предложить ей свой вариант дезодоранта для подследственных – легкий оттенок запаха поноса шимпанзе Матильды, но пришли двое в штатском и с угрюмыми лицами потребовали моего и бабушкиного присутствия для опознания тела, найденного в автомобиле марки «Опель» на 65-м километре Симферопольского шоссе.
Мы с бабушкой поехали в морг, морг был тот же, и патологоанатом тот же, и инспектор Ладушкин суетился в коридоре, что-то доказывая трем представителям Федеральной службы безопасности (отдел номер восемь).
Прежде чем санитар сдернул простыню с тела на каталке, я быстро осмотрела контуры этого тела и вздохнула – голова угадывается. Не то чтобы я всерьез предполагала, что дедушка Питер исхитрится доехать до того самого места, где были убиты Ханна и Латов, залить в горючее тетрохлорид углерода, включить двигатель, а перед отравлением еще отрезать себе голову в припадке раскаяния. Просто накатило вдруг… Нервная беспричинная злость и отчаяние.
– Это мой брат Питер, урожденный Штольге, после восемнадцати лет он взял себе фамилию матери – Грэмс, – спокойно заявляет бабушка, наклоняется и целует Питера в лоб.
Я выхожу в коридор, выбираю из трех представителей Службы самого нервного – он невысок, все время потирает руки, возбужден и громко говорит – и отвожу его в сторону.
Понизив голос, но достаточно его напрягая, чтобы все мною сказанное смогли расслышать его коллеги, вытянувшие шеи, и побледневший от моей активности Ладушкин, я ухватываю пуговицу на кителе (вторую сверху) и доверительно обращаюсь к вытаращившему глаза младшему лейтенанту:
– Судя по цвету лица и состоянию слизистой, мой дедушка был отравлен?!
– М-м-м… – растерянно оглядывается федерал.
– Мне кажется, что такие признаки отравления бывают при вдыхании фосгена, а вы как думаете? – Я достаю платочек и вытираю им виски и шею. Конечно, мне же дурно!
– Э-э-э…
– Вам не кажется странным, что дедушка приехал на то самое место, где убили его племянницу с мужем?
– Это да, – кивает молодой мужчина. Брюнет. Глаза – карие. Губы мокрые, нос картошкой. Нос как раз принюхивается к запаху от моего платочка. – Он приехал в то самое место. Он позвонил незадолго до смерти, сказал, что за ним кто-то следит.
– Куда позвонил? – искренне удивилась я.
– У него была карточка с номером телефона нашей Службы, ребята оставили ее после допроса на случай, если дети что-то вспомнят.
– Он должен был с кем-то встретиться? Не скрывайте от меня правду, прошу вас, его убили те же люди, что и тетю Ханну?
– Ведется следствие. – Федерал убирает мою руку от пуговицы и ощупывает ее, не отводя взгляда от моего лица. – Я не уполномочен…
– Его отравили газовым баллончиком? Или бросили в машину гранату с газом?
– Нет, по предварительному заключению и по анализу количества отравляющего вещества в салоне автомобиля можно предположить, что газ выделялся в процессе работы двигателя, это все, что я могу сказать. Остается только догадываться, почему ваш дедушка поехал именно в это место, так как специального наблюдения за ним не велось…
– А где был немец Зебельхер в момент смерти Питера? – осенило меня.
И после этого вопроса, победоносно осмотрев растерянные лица стоящих в сторонке федералов и удивленно-напряженное – Ладушкина, я решила, что пора удалиться со сцены, чтобы не испортить все дело чрезмерной сообразительностью. Я убрала платочек, тяжело вздохнула и поинтересовалась, когда можно будет заняться похоронами? Оказалось, что очень и очень не скоро. После всех экспертиз, после всех анализов, после…
– Что же это творится, маньяк охотится за членами моей семьи?! Вы отыщете убийцу?
– Конечно, отыщут, – заверили меня подошедшие поближе федералы, на мою удачу – тоже брюнеты. И только Ладушкин остался на прежнем расстоянии, и это хорошо, потому что он светлый шатен.
Я не знаю, применил ли Питер какие-то ухищрения, или так вышло само собой, и Зебельхер по наитию поехал тогда за дедушкой, но федералы доподлинно установили, что немец околачивался на предоставленном ему служебном «мерсе» неподалеку от того места, где Питер остановился отдохнуть и уйти навсегда. Его задержали в тот же вечер, за три часа до отлета самолета в Мюнхен, и немец удивил меня несказанно. На предложение предоставить ему государственного адвоката он потребовал свидания со мной. В пять утра следующего дня, предварительно позвонив по телефону, меня самым любезным тоном попросили оказать содействие следствию.
