Выхожу тебя искать - Данилова Анна (мир книг .txt) 📗
Издав глухой стон, охранник отшатнулся и, держась руками за нос и глаза, сполз по стенке на пол. Он выглядел отвратительно в полуспущенных штанах, на которые уже лилась кровь из расплющенного носа…
Между тем Юля, прекрасно понимавшая, что охранник, если схватит ее, мигом свернет ей шею, вновь пустила в ход кастет – теперь уже била по макушке. Потом увидела висевший на поясе охранника нож в ножнах. Выхватив его за рукоять, не соображая, что делает, она вонзила лезвие в мощную крепкую шею; остро отточенный нож вошел в нее, как в масло…
В доме же по-прежнему царила тишина. И Юля вдруг поняла, почему охранник не схватил ее, не попытался защищаться… Неожиданность, с которой он получил болевой шок – разбитый нос и проколотые глаза, – обезоружила его, расслабленного, стремящегося к скотскому наслаждению… А ведь он ожидал от нее понимания…
Неподалеку от того места, где произошло убийство, Юля, открыв дверь в первую же комнату, напоминающую пустующую кладовку, втащила туда труп охранника. Хладнокровно вытащив из его шеи нож, ополоснула его и сунула в карман шортов, затем подтащила труп к окну и прикрыла валявшимися здесь же, на полу, упаковочными картонками. После чего пустила воду в раковину, смочила тряпку и тщательно подтерла в коридоре следы крови. При такой жаре, рассудила она, все высохнет быстро, а тело охранника найдут не скоро – слишком уж неподходящее место она для него определила.
Оставалось лишь смыть кровь с рук.
Рано утром Крымову позвонил Петр Васильевич Сазонов и попросил приехать. Вскоре Крымов узнал, что за Лену Ланцеву Вера Лаврова заплатила – чтобы девушку выпустили под залог.
– Вы хотите ее выпустить? – обрадовался Крымов, и эта его реакция не ускользнула от Сазонова.
– Что это ты так обрадовался? Думаешь, что она на свободе наведет нас на убийцу?
– Да как вы не понимаете? Лена была в следственном изоляторе, а Юля-то все равно исчезла…
– Но при чем здесь Лена и Юля?
– А при том, что все это связано. И я устал, устал, честное слово, говорить вам об этом и спорить. Кроме того, я просто уверен, что она не виновна.
– Тебя не поймешь, Крымов.
– Дорогой Петр Васильевич, если Ланцеву отпустили, значит, предполагается другой убийца, и с Лены как бы снимаются подозрения… Да вы и сами прекрасно знаете, что она ни при чем… Она – здравомыслящий человек, поэтому не стала бы бросать топор с отпечатками своих пальцев в траву под окнами дома… Это было бы слишком глупо. Да и вообще, сдается мне, что это Шонин: уж слишком странно он себя в последнее время ведет…
– О, кстати! Забыл тебе совсем сказать, что Шонин скорее всего уехал в Москву либо на машине, либо на воздушном шаре улетел.
– Как это?
– А так, что в списках улетевших в тот день пассажиров ни Шонин, ни Кленов не значатся. Такие дела. Узнавали мы и насчет железной дороги – то же самое. Остается такси или частная машина. Но ведь, по-моему, он приезжал на поезде, значит, машины у него здесь не было…
– Возможно, он в городе?.. Ну, конечно! И записку насчет старого ипподрома тоже наверняка он написал…
– А что старый ипподром? – не понял Сазонов.
И Крымов пересказал ему содержание записки.
– Интересно… Надо будет подумать над этим и на всякий случай подготовить людей…
– А что с туфельками?
– Ищем Лапину, уже с ног сбились. Они в Крыму, сейчас там наши люди…
– А вы проверяли ее алиби на пятнадцатое июля?
– Нет, не проверял. Но при чем здесь алиби? Ведь ее все равно надо брать – отпечатки ее ног оставлены во всех местах, где были совершены преступления!
– Не ног, а туфелек!
– Но ведь туфли-то ее!
– Так сказал вам Рогозин. А вы уверены, что ему можно верить?
– Крымов, а тебе не кажется, что ты задаешь слишком много вопросов?
– Нет… А вы действительно не знаете, что произойдет тридцатого числа на старом ипподроме?
– А откуда мне знать?
– Вы ничего не слышали про петушиные бои?
– Слышал, почему же… Ты хочешь сказать, что в нашем городе будут петушиные бои?
– А про собачьи бои тоже никогда не слышали?
– Слыхал. Да и что за дурацкие вопросы ты мне задаешь? При чем здесь все это?
– Да это я так, ничего. Я, с вашего разрешения, поеду – у меня дела. Если хотите, подключу Щукину к вопросу об алиби.
– Подключи, хотя не уверен, что этим надо заниматься именно сейчас.
Крымов вышел из кабинета Сазонова с чувством досады на самого себя: он в который уже раз убеждался в том, что нельзя окружать себя тупицами – это рано или поздно отразится на здоровье. Беседа с Петром Васильевичем, не желающим признать его, Крымова, профессионализм, окончательно выбила из колеи. И это в самом начале рабочего дня!
Крымов направлялся в агентство, когда увидел возникшего словно привидение молодого мужчину с соломенного цвета волосами, в белоснежной «двойке» – в итальянской майке (такая же, но только красная, была у самого Крымова, и он знал, что она стоит двести долларов) и в шортах. Боксер запирал дверцу скромных «Жигулей» – видимо, собирался войти в ресторан «Европа», который стал теперь для Крымова своего рода Меккой в память о Юле… Ему вдруг подумалось, что он больше уже никогда не увидит ее…
Влекомый самыми противоречивыми чувствами, Крымов, надев солнцезащитные очки, последовал за Боксером и тоже вошел в прохладный холл ресторана. Он не успокоится, пока не поговорит с этим пижоном о собачьих боях и о том, что намечается тридцатого числа на старом ипподроме.
Обведя рассеянным взглядом зал, Крымов занял самый близкий от него свободный стол. И тотчас же увидел белую фигуру, скользящую вдоль стены в сторону сцены. Подумалось: если сейчас Боксер сядет за рояль и заиграет что-нибудь из «Порги и Бесс», то он, Крымов, прямо здесь сойдет с ума, сложит с себя все полномочия и, продав Корнилову агентство, уедет в Оптину пустынь.
Но Боксер занял уютный столик между окном и большой ухоженной пальмой. К нему подошел официант и поздоровался с улыбкой. Судя по всему, они с Боксером были знакомы.
– Вообще-то ресторан не работает, – услышал он откуда-то сверху.
Крымов поднял голову и увидел уже своего знакомого официанта – тот обслуживал их столик, когда они с Юлей приходили сюда. Лицо этого мальчика казалось вылепленным из глины: во-первых, оно было красно-коричневого цвета, а во-вторых, было совершенно непроницаемым. Взгляд же паренька пронзал насквозь.
– Как это не работает? Вон, обслуживают белобрысого. Ты что, меня не помнишь? – Крымов схватил официанта за рукав и притянул к себе. – Ты, сукин сын, не помнишь, сколько я тебе дал в последний раз на чай? Ты на эти деньги мог бы купить килограмм копченого угря! Свинья! Ну-ка, быстренько принеси мне все то же, что заказал вон тот господин, а не принесешь, разнесу ваш ресторан в щепки, понял?
Официант побледнел и попятился в сторону кухни. Он словно ошалел от всего того, что происходило; никак не мог взять в толк: принять ли всерьез слова Крымова о том, что тот разнесет ресторан, либо слушаться своего хозяина, приказавшего спровадить случайно зашедшего в такой ранний час посетителя. Официант зашел в кабинет директора и обрисовал ситуацию.
– Тебе же сказали, идиот, чтобы ты выставил его, – не глядя на парня, бросил сидевший за компьютером и игравший в «тетрис» завзалом, пользующийся тем, что директор в отъезде и директорский кабинет в его распоряжении.
– Это Крымов…
– Крымов? Вот черт! – Завзалом выключил компьютер. – Свела же судьба… Накорми. Смотри не обсчитай – с Крымовым нужно дружить, запомни это.
Завтрак был более чем скромный. Молочная рисовая каша, вареное яйцо, булка с маслом, кофе с молоком. Крымов сделал вывод, что Боксер воспитывался в семье, где его кормили такими вот завтраками, но теперь, по воле случая лишенный семейного очага, он был вынужден «реанимировать» прежние устои.
– Вам с того столика… – На столе Крымова появилась бутылка дорогого шампанского. Он с удивлением посмотрел на официанта.
