С сердцем не в ладу - Буало-Нарсежак Пьер Том (лучшие книги без регистрации txt, fb2) 📗
— Ты ведь знаешь, я не питаю никаких иллюзий!
Но от первых нот, прозвучавших в комнате, она застыла и подалась вперед. Замер и Лепра, и сигарета медленно догорала у него в руке. Музыка лилась легко и непринужденно, словно простой незамысловатый мотивчик, который насвистываешь, даже не отдавая себе отчета, машинально, глядя, как по стеклу барабанит дождь. Пианист был далеко не виртуозен, но особенно и не усердствовал. Он играл по наитию, иногда совершая мелкие промахи, которые придавали музыке еще большую прелесть.
— Это он, — прошептала Ева.
Лепра тоже узнал манеру Фожера и тут же понял, что этой песне суждено стать шедевром. По мере того как вырисовывался мотив, нежный, уязвимый, но при этом ироничный, внутри у него все сжималось, вздрагивало, словно он проглотил что-то кислое. Короткий веселый рефрен был полон динамики, как танцевальное па. Эта музыка незаметно проникала вам в душу, а плечи и голова неожиданно начинали раскачиваться в такт. Лепра всем своим существом почувствовал ее непобедимое очарование. Он посмотрел на Еву. Она была смертельно бледна. Он протянул руку, чтобы выключить проигрыватель.
— Оставь! — крикнула она.
Пианист вновь повторил тот же мотив. Лепра невольно начинал мысленно формулировать для себя тему: это песня о любви, с привкусом слез, с чуть болезненной патетикой прощания. Однако рефрен был исполнен мужественности и захватывал слушателя полностью. Он воспевал жизнь. Лепра не осмеливался даже шевельнуться, боясь встретиться глазами с портретом Фожера. Фожер был здесь, спокойный, уверенный в себе, в своих силах. Ева опустила голову. Может быть, для того, чтобы лучше представить себе своего мужа: как он сидит за инструментом, с сигарой, прилипшей к губе, как его толстые пальцы ищут клавиши. Пластинка была так качественно записана, что слышно было даже поскрипывание табурета и шумное дыхание композитора.
«А ведь недурно!» — произнес голос Фожера. Они оба подскочили, и Ева не смогла удержаться, чтобы не вскрикнуть. Иголка все еще кружила по диску с едва уловимым шорохом. «Может, это лучшее, что я сочинил за всю жизнь», — сказал голос. Они поняли, что запись продолжается, и с ужасом посмотрели друг на друга. «Я сочинил эту песню для тебя, Ева… Ты слушаешь меня?.. Это, наверное, последняя моя песня…»
Голос делал короткие паузы, затем с усилием произносил следующую фразу… Фожер говорил совсем близко к микрофону, очень доверительно, и каждое слово выделялось с какой-то душераздирающей интимностью. Ева сделала шаг назад, будто коснувшись лица мужа.
«Ева, прости меня… я человек вульгарный, ты мне часто это повторяла… У меня осталось лишь это странное средство… но так, по крайней мере, ты не сможешь меня перебить… Считай, что эта пластинка — мое завещание…»
Лепра раздавил в пепельнице окурок, обжигавший ему пальцы. Ева улыбнулась ему смутной улыбкой, дрожащими губами умоляя не двигаться, и Лепра замер.
«…Я давно наблюдаю за тобой… Можно, я буду с тобой на „ты“?.. Сейчас это уже не имеет значения, а мне приятно. У тебя сильная натура, Ева… Мы не были счастливы вместе… а между тем я любил тебя… Боже, как я тебя любил… И ревновал… У тебя невозможный характер…»
В его голосе прозвучали веселые нотки, он сдержанно усмехнулся. Ева плакала.
«Ты хочешь обладать правами мужчины и привилегиями женщины! Так что у нас с тобой и не могло ничего получиться… Чего уж теперь! У тебя были любовники. Ладно! Но я хочу поговорить с тобой о малыше Лепра…»
Ева хотела выключить проигрыватель. На сей раз Лепра остановил ее руку. Он медленно опустился на ковер у ее ног.
«Да… соблазнителен. Слишком соблазнителен. В нем есть все, чтобы тебе нравиться, главное, такой покорный. Ты влюблена, влюблена по-настоящему. Я тут лишний. Если однажды ты услышишь эту запись, это и будет доказательством того, что я оказался лишним… Такая страстная женщина, как ты, и мужчина, готовый на все, как он… я понимаю, что это означает. Не знаю, как это произойдет, но это произойдет… Поэтому даю тебе совет, малютка Ева: берегись…»
Они оба похолодели. Голос его звучал как никогда сердечно.
«Дарю тебе эту песню. Я писал ее, думая о тебе. Надеюсь, ты не откажешься ее спеть… Ты поможешь мне пережить себя… Это твой долг… твой долг… твой долг…»
Пластинку заело, и голос казался механическим, хотя это нелепое повторение придавало ему какой-то зловещий оттенок Лепра выключил проигрыватель. Когда Ева повернулась, его поразило ее растерянное лицо. Он схватил ее за плечи.
— Ева, приди в себя, малышка… ничего страшного нет. Мы потрясены, потому что не ожидали этого. В конце концов, все не так уж серьезно.
— Это очень даже серьезно, — прошептала Ева. — Для тебя, может быть, и нет. Для меня это ужасно. Он считал, что я способна на… О Жан!
Она положила голову ему на плечо, словно признавая себя побежденной. Лепра хотел обнять ее, но она его оттолкнула.
— Подожди…
Она снова включила проигрыватель, но рука ее так дрожала, что ей никак не удавалось как следует опустить иглу. Из динамика доносились безобидные обрывки фраз: «Можно, я буду с тобой на „ты“… У тебя были любовники… Малютка Ева, берегись… Ты поможешь мне пережить себя…»
— Хватит, довольно! — закричала она. — Прошу тебя, Жан… Заставь его замолчать!
Он вырвал вилку из розетки, и проигрыватель замолк. Теперь их терзала наступившая тишина. Лепра, руки в карманах, опустил голову на грудь, внимательно изучая узоры на ковре.
— Откуда взялась эта пластинка? — наконец произнесла она. — Чего он хотел? Ему следовало догадаться, что я никогда не спою эту песню!
— Может, этого он и добивался, — заметил Лепра, — помешать тебе спеть ее.
И снова воцарилось молчание. Потом он проговорил:
— Ты и вправду считаешь, что я способен на все? По-твоему тоже, во всем виноват я?
Он не спускал глаз с Евы.
— А по-твоему, — сказала она, — я только и стремлюсь навязать тебе свою волю?
Ни он, ни она не знали, что ответить. Внезапно они стали чуть ли не врагами. Лепра опустился перед ней на колени.
— Этот вопрос мы и должны задать себе, — прошептал он. — Ева, ты ведь уверена, что я сделал это случайно? Хорошо. Твой муж ошибся. Он вообразил себе какой-то дурацкий заговор. У нас никогда и в мыслях не было его убивать. Вот наша правда. Поэтому предлагаю тебе: давай уничтожим пластинку.
— А песня…
— Тем хуже для нее. Будем последовательны, дорогая. Нам хватило мужества инсценировать этот несчастный случай, чтобы… избежать худшего. Мы не можем хранить эту пластинку. И потом, я тебя знаю. С тебя станется — будешь слушать ее в одиночестве и убеждать себя, что мы с тобой чудовища.
— Это правда.
— Вот видишь.
— Но ты кое-что забываешь. Кто-то знает, что эта пластинка существует. Кто-то слушал ее до нас.
— Кто?
— Тот, кто отправил ее мне.
Лепра нахмурился.
— Тот, кто отправил ее, — проговорил он изменившимся голосом. — Я не подумал об этом.
Он прыжком вскочил на ноги и схватил пакет. Адрес был с большим усердием выведен печатными буквами. На почтовом штемпеле было помечено: «Контора 17, авеню Ваграм» и стояла вчерашняя дата.
Лепра скомкал бумагу и взял коробку. Обыкновенная картонная коробка.
— Ну правильно, — сказал Лепра. — Кто-то в курсе… А впрочем, все это просто чушь. Вряд ли такой человек, как твой муж, будет делиться подробностями своей интимной жизни. Даже Мелио ничего не знал. Но я начинаю понимать, чего он добивался. Он записал этот диск, сам запечатал пакет, написал адрес и затем кому-то отдал его, может, просто какому-нибудь посыльному в ресторане: «Если я умру от несчастного случая, пошлите, пожалуйста, этот пакет по адресу…»
— Но зачем?
— Чтобы досадить тебе. Чтобы разлучить нас. Это очевидно. Или просто сделать красивый жест! Я тоже был потрясен… Но теперь…
Лепра посмотрел на портрет Фожера. Ему уже не было страшно.
— Я разобью пластинку, — сказал он, — но прежде перепишу музыку. Красивая песня. Жалко ее уничтожать.
