Нам не страшен Хуливуд - Кемпбелл Роберт (читать книги txt) 📗
К вечеринкам у Кейпа это, как правило, не относилось, но Паркер все равно держал на запястье «пейджер» – это стало для него привычкой.
Публика уже почти разошлась, последние гости потянулись к выходу с круглыми от усталости и злоупотребления спиртным глазами. Немногие оставшиеся передвигались с места на место словно в легком столбняке, напоминая транзитных пассажиров на железнодорожном вокзале очень ранним утром или же очень поздней ночью. Паркер заставил гудок сработать, словно решив напомнить самому себе, что уже пора.
Генри Уорсоу тут же съязвил:
– Почему, если тебе понадобилось утешение, просто-напросто не пососать себе палец?
За Уорсоу была нефть. Он входил в число пятидесяти самых могущественных людей Лос-Анджелеса, входил в тот тонкий слой обитателей Хуливуда, участники которого были главными героями светской хроники. За восьмерыми из этих пятидесяти была нефть. Не считая самого Уорсоу – а не считать его имелись определенные основания. О нем и его занятиях нефтью и газом можно было говорить – но лишь в том смысле, в каком стоило бы порассуждать об участии пиратов в океанской торговле Ее Величества. Уорсоу был налетчиком. Чужие нефтяные компании он пожирал на завтрак, хотя никаких сведений об этом в средства массовой информации не проникало.
Всем, кроме тех, кто пал его жертвой, он нравился простотой манер и откровенностью суждений.
Он увлекался девяти-десятилетними мальчиками, часть из которых поставлял ему Уолтер Кейп, когда очередной миньон надоедал ему самому.
Он гордился тем, что умеет разбираться в людях. Однако он категорически ошибался насчет Ральфа Паркера, и происходило это потому, что ему и в голову бы не пришло заинтересоваться этим человеком как следует. А так, Паркер утверждал, будто время от времени заключает какие-то сделки, и время от времени называл себя банкиром, занимающимся инвестициями.
Уорсоу не было надобности церемониться с человеком, которого он подозревал в сомнительных аферах, однако никогда не знаешь, не сможет ли тебе оказать при случае услугу самый последний говнюк… Поэтому он добродушно похлопал Паркера по спине, как будто они были закадычными дружками, да вдобавок – завзятыми демократами.
Но Паркер и впрямь был банкиром, занимающимся инвестициями. Не того сорта, что заправляют делами в небоскребах из стекла и мрамора на бульваре Уилшир в Лос-Анджелесе, в Нью-Йорке, Париже или Риме. Но банкиром, собирающим скромные вклады адвокатов и зубных врачей, складывающим их в бронированный кейс и работающим при помощи сотового телефона, записной книжки с незарегистрированными номерами и «магнума» 357 калибра.
Когда Ширли Квон решила составить этим двоим мужчинам компанию, Уорсоу обнял ее за талию, в ответ на что она не моргнула и глазом. Главным богатством Ширли были рестораны и недвижимость. Заложенные и перезаложенные участки земли в стратегически важных местах – там, где предстояло выстроить магистрали или разбить увеселительные парки. Здания, готовые в любую минуту рухнуть от крика бесчисленных незаконных иммигрантов со всех континентов. Рестораны, откуда не вылезали инспектора санитарной службы до тех пор, как ловкая дама не начинала с ними ладить.
Как правило, ей не нравилось, когда ее лапали белые. Это было общеизвестным фактом.
Однако мало кто знал, что ловкая дама была на самом деле мужчиной в одеянии восточной красавицы. Мало кто знал об этом, потому что люди, которым доводилось узнать и которые пытались извлечь из своего знания какую-нибудь выгоду, просто-напросто исчезали. И Квон интересовался мальчиками лет десяти-одиннадцати. Вот почему он позволил Уорсоу такую вольность. Уорсоу передавал миньонов, получаемых им у Кейпа, Квону. А Квон передавал их кому-то еще. Каждый из педофилов любил мальчиков как раз такого возраста, в котором находился сам, когда его лишили невинности. И теперь они увлекались чужой утраченной невинностью и пускали ее по кругу, торопясь пожить, пока время не заставит их проститься и с этой радостью.
Паркер был негодяем и уголовником, не раз ему доводилось и убивать людей, но во многих отношениях мог послужить для остальных образчиком морали.
Увидев, что в комнату вернулся монсиньор Мойнихен, Паркер решил, что Кейп сейчас, должно быть, остался один. Пробормотав какие-то извинения, он пошел по коридору, очутился перед панельной дверью и постучался в нее. Кейп предложил ему войти.
В огромном кресле красной кожи Кейп выглядел совсем маленьким. Маленьким, усталым и грустным.
– Привет, Ральф.
В голосе у него не было ни радости, ни приязни.
– Вид у тебя усталый, Уолтер.
– А я и впрямь устал. Как вечеринка?
– Заканчивается.
Кейп вроде бы решил встать, но в последний момент раздумал.
– Надо бы выйти попрощаться со всеми.
Паркер вопросительно приподнял брови. Дождавшись от Кейпа кивка, он уселся в кресло, где за этот вечер побывало уже столько задниц.
– Не беспокойся, Уолтер. Они и не заметят.
– На вечеринках помереть можно от скуки, – сказал Кейп. – Но польза от них большая.
– Ну как, уже организовал свой консорциум? Кейп, улыбнувшись, сделал неопределенный жест.
– Остаются вопросы подбора исполнителей. Да и кадровый вопрос в более широком смысле.
– Ну, уж блядей-то кругом полно!
– Что за выражения, Ральф, – кротко сказал Кейп.
– Прошу прощения.
Зазвонил телефон. Кейп уставился на Паркера, не снимая трубку, и буквально заставил того удалиться из помещения.
Тиллмэн, можно сказать, наполовину протрезвел. Пока снаружи ревела полицейская сирена, он, отгибая пальцы, прикидывал остающиеся у него возможности. Можно было позвонить агенту и велеть ей обо всем позаботиться, но это означало остаться у нее на крючке до конца своих дней. Можно было позвонить адвокатам и попросить их прийти на выручку, но он не был уверен в том, что с адвокатом удастся сговориться о фиксированной сумме гонорара. Как известно, фиксированный гонорар они сходны рассматривать как всего лишь первоначальный, а потом начинаются всевозможные осложнения, требующие участия новых адвокатов, которым, соответственно, положен новый гонорар, – и так далее. Начав со штрафа за неправильную парковку в десять долларов, адвокат способен довести человека до виселицы. Тиллмэн мог бы позвонить продюсеру сериала, но Мэнни Острава при каждом удобном случае с удовольствием твердил, что старое времечко, слава Богу, миновало – а вместе с ним и необходимость выцарапывать актеров из каталажки и организовывать нелегальные аборты старлеткам. Кроме того, Тиллмэн не ходил у Остравы в любимчиках, и тот смог бы припомнить эту историю, когда придет пора продлевать контракт на съемки.
Однорукий говнюк за стойкой смотрел на него не без сочувствия, но проку от него не было и быть не могло. На его месте – то есть на месте Тиллмэна – мог бы сейчас оказаться кто угодно, для кабатчика все это не имело значения.
Конечно, имелся у Тиллмэна знакомый, влиятельный настолько, чтобы помочь ему выпутаться из передряги, и достаточно богатый, чтобы ничего не попросить взамен.
Тиллмэн полез за мелочью и не нашел ее.
Достал из серебряной монетницы стодолларовую купюру.
– Разменяете? Мне надо позвонить.
Боско с улыбкой посмотрел на сотенную, однако не притронулся к ней. Полез в кассу и извлек несколько четвертаков. Высыпал на стойку с полдюжины.
– Это вам взаймы.
Тиллмэн одарил его улыбкой ценою в пять баксов и принялся набирать номер своего друга Уолтера Кейпа.
Время было, конечно, неподходящее, но чутье подсказывало ему, что Кейп из тех людей, которые вообще не спят. Или же спят в те часы, когда весь остальной мир бодрствует.
О сегодняшней вечеринке Тиллмэн ничего не знал. На вечеринки к Кейпу его никогда не приглашали. Дружба с Кейпом начиналась на более высокой ступени общественной лестницы. И на каждой ступени приходилось томиться подолгу, дожидаясь, пока тебе не позволят сделать новый шаг. И как раз на данной стадии Тиллмэн полагал, что ночной звонок с просьбой о дружеской услуге окажется вполне уместным.
