Первый дон - Пьюзо Марио (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗

В одном из самых больших помещений Ватикана, громадном зале Пап, тысячи квадратных ярдов расписанных стен и потолков демонстрировали блага, которые ждали праведных в последующей жизни. Именно в этом зале Папа принимал пилигримов со всей Европы, которые приходили с дукатами в руках, вымаливая отпущение грехов. Здесь же находились портреты знаменитых Пап, короновавших великих королей, таких, как Шарлеман IV [4], возглавлявших Крестовые походы и упросивших Мадонну вмешаться в текущие события ради блага человечества.

Эти портреты не оставляли ни грана сомнения в том, что все великие короли обрели свою власть из рук Папы, который помазывал его на престол. Папа был их земным Спасителем. Короли, склонив головы, на коленях стояли перед Папой, чей взор всегда был обращен к небесам.

Рядом с огромным залом располагались личные покои Александра, куда он пригласил своего сына Хуана. Пришла пора сказать ему, что он должен занять достойное место среди испанских аристократов.

Хуан Борджа ростом практически не уступал Чезаре, но не мог сравниться с ним силой и шириной плеч. Как отца и брата, природа не обделила его красотой, но его отличали чуть раскосые глаза и высокие скулы, доставшиеся от испанских предков. Его кожа побронзовела от долгих часов, проведенных верхом на лошади и на охоте, а в широко расставленных черных глазах очень уж часто мелькала подозрительность. Но главный недостаток Хуана заключался в другом: у него напрочь отсутствовало обаяние, свойственное Чезаре и Александру. Темные губы часто кривились в циничной усмешке, но не в тот момент, когда он преклонил колени перед отцом.

– Чем я могу услужить тебе, папа? – спросил он.

Александр улыбался, с любовью взирая на сына, ибо этот молодой человек, как и все юные, еще не нашедшие пути истинного, более всего нуждался в его советах. Только они могли обеспечить ему спасение бессмертной души.

– Пора тебе занять место твоего сводного брата Педро Луиса, который умер, завещав тебе герцогство и титул герцога Гандии. Незадолго до смерти состоялась его помолвка с Марией Энрикес, кузиной короля Испании Фердинанда, и я, как твой отец, так же как и Святейший Папа, решил оставить эту договоренность в силе, с тем, чтобы укрепить наш союз с объединившейся Испанией и заверить Арагон в нашей дружбе. Таким образом, вскорости ты отправишься в Испанию за своей королевской невестой. Ты понял?

– Да, папа, – ответил Хуан, недовольно хмурясь.

– Тебе не по душе мое решение? – спросил Папа. – Оно идет на пользу и нам, и тебе. Семья эта богатая и знатная, и этот союз выгоден нам политически. Опять же, в Гандии огромный замок и богатые земли, которые будут принадлежать тебе.

– Должен ли я взять богатства с собой, чтобы они видели, что и меня надо уважать? – спросил Хуан.

Александр помрачнел.

– Если ты хочешь, чтобы тебя уважали, выказывай набожность и страх перед Господом. Ты должен верно служить королю, уважать жену и избегать азартных игр.

– Это все, папа? – с ехидством спросил Хуан.

– Если я захочу сказать тебе что-то еще, то снова вызову тебя, – резко ответствовал Александр. Он редко злился на сына, но в этот день ему особенно хотелось отвесить ему пару оплеух. Но он напомнил себе, что Хуан еще молод и не обладает дипломатическим даром. Поэтому когда заговорил снова, голос его заметно смягчился. – Пройдет какое-то время, и тебе понравится твоя новая жизнь, сын мой. Ты ни о чем не пожалеешь, если должным образом разыграешь выпавшие тебе карты.

В день, когда Чезаре Борджа возводили в сан кардинала святой римской католической церкви, гигантская часовня базилики святого Петра ломилась от наплыва разодетых аристократов. Все лучшие семьи Италии сочли необходимым присутствовать на церемонии.

Из Милана приехал смуглолицый Лодовико Сфорца, по прозвищу Мавр. Его сопровождал брат, Асканьо Сфорца, теперь вице-канцлер Александра, одетый в расшитую ризу цвета слоновой кости и красную кардинальскую шляпу. Стоило им войти, как по базилике пробежал одобрительный шепоток.

Из Феррары прибыли Д'Эсте, одна из самых родовитых и консервативных семей Италии. Простые, в черных и серых тонах, одежды украшали потрясающие драгоценные цепи и ожерелья. Они приехали так далеко не только для того, чтобы засвидетельствовать свое почтение, но и произвести хорошее впечатление на Папу и его нового кардинала, поскольку нуждались в их благоволении.

Но особенно резко повернулись головы собравшихся в базилике, когда в нее вошел Пьеро Медичи, молодой флорентийский аристократ, в богато расшитом изумрудном камзоле. По длинному центральному проходу он вел за собой семь гордых родственников, включая своего брата, близкого друга Чезаре Джованни Медичи. Пьеро на тот момент правил Флоренцией, но ходили слухи, что со смертью его отца, Лоренцо Великолепного, Медичи утратили контроль над городом и вскорости молодого принца свергнут, а Медичи изгонят из Флоренции.

Среди представляющих Рим семей выделялись Орсини и Колонна. Многие десятилетия враждовавшие между собой, семьи на какое-то время заключили некое подобие перемирия. Однако усаживались они в разных концах базилики, памятуя, что в не столь уж далеком прошлом кровавая схватка между ними едва не сорвала возведение в сан одного из кардиналов.

На первом ряду Гвидо Фелтра, могущественный герцог Урбино, шепотом беседовал с одним из наиболее влиятельных и последовательных противников Папы Александра VI, кардиналом Джулиано делла Ровере, племянником Папы Сикста IV, а теперь папским посланником во Франции.

Фелтра наклонился к кардиналу.

– Подозреваю, наш Чезаре скорее солдат, чем ученый.

Этот мальчик со временем станет генералом, если, конечно, не будет метить в Папы.

Делла Ровере поморщился.

– Как и его отец, он думает только о плотских утехах.

Да еще кичится своей силой. Заваливает быков, борется с крестьянами на ярмарках. Негоже…

Фелтра кивнул.

– Я слышал, его лошадь выиграла скачки в Сиене.

– Хитростью, а не в честной борьбе, – раздраженно ответил делла Ровере. – Наездник спрыгнул с нее перед самым финишем, отчего лошадь побежала быстрее. Результаты заезда, конечно, опротестовали. Однако судьи оставили все как есть.

Фелтра улыбнулся.

– Забавно…

Но делла Ровере продолжал хмуриться.

– Попомни мои слова, Гвидо Фелтра. В нем живет дьявол, в этом сыне церкви.

К этому моменту Джулиано делла Ровере был заклятым врагом Борджа. Его злили не только проигранная борьба за папский престол, но и число сторонников Борджа, которых возвел в сан кардинала Папа Александр. Однако об отказе от посещения церемонии не могло быть и речи. Хотя делла Ровере очень надеялся, что в будущем ему удастся отплатить Борджа за все.

Папа Александр VI стоял у алтаря, высокий, широкоплечий, завораживающий взгляды. Белоснежность его одеяний подчеркивалась ало-золотой епитрахилью. В этот момент глаза его сияли гордостью и уверенностью. Здесь он правил, единственный и непогрешимый, из этого массивного дома Бога, сотни лет тому назад возведенного над могилой святого Петра.

Мощный орган торжествующе играл Те Deum, гимн хвалы Господу. Александр выступил вперед, обеими руками высоко поднял красную кардинальскую шляпу и с благословением надел ее на голову сына, стоявшего перед ним на коленях.

Уже кардинал, Чезаре Борджа поднялся, и двое его пожилых коллег окутали сиреневой сутаной его широкие плечи. А потом встал рядом с Папой. Двое мужчин, бок о бок, взирали на собравшихся.

Красота и мощь Чезаре производили впечатление. Он превосходил ростом своего дородного отца, темно-карие глаза лучились умом. По толпе прошелестел восторженный шепот.

Но в последнем ряду, в одиночестве, сидел очень толстый мужчина, одетый в белое и серебряное: Гаспаре Малатеста, Лев Римини. Малатеста давно точил зуб на этого испанского Папу. Из-за мальчика, которого нашли у ворот его города, убитого и привязанного к ослу. Ему ли бояться Папы и его угроз? Да нет же. Ему ли бояться гнева Божьего? Никогда. Лев Римини не верил в Бога. Александр же был человеком… а люди могли умереть. Лев подумал, а не налить ли чернила в чаши со святой водой, как он как-то сделал на Великий пост, чтобы кардинал и его гости перепачкали свои наряды и спустились с небес на землю. Мысль эта ему понравилась, но сейчас его занимали более важные дела. С улыбкой он откинулся на спинку скамьи.