Мой генерал - Устинова Татьяна Витальевна (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
Неужели ушел?!
Вот повезло-то. Мог бы стоять под дверью и взывать к ней, чтобы она непременно взяла у него пластырь, например, до утра.
В номере было тепло и тихо. И пахло хорошо – ее собственными духами, новой мебелью, полиролью и свежескошенной травой – дверь на балкон весь день оставалась открытой.
Прямо у двери Марина стащила пострадавшие брюки – они немедленно застряли на башмаках, про которые она позабыла, и пришлось стаскивать башмаки, а потом выпутывать из них брюки, а потом рассматривать штанины. Результаты осмотра оказались неутешительными – вряд ли придется надеть брюки еще раз, требовалась серьезная чистка, которую невозможно было провести в пластмассовом тазу в ванной номера «люкс».
Вот жалость какая! Брюки были любимые – хорошо сидели на всех без исключения местах. Все, что нужно, обтягивали, а что не нужно скрывали, и спереди, и сбоку, и сзади зеркальное Маринино отражение было стройненьким и в меру выпуклым – отличные брюки!
Вздыхая, Марина налила в чайник воды, достала банку с кофе и ту самую палку колбасы, при одной мысли о которой у нее что-то екало в желудке. В буфете светлого дерева стояли тонкие чашки и бархатная коробочка со столовыми и десертными ложками – санаторное начальство заботилось об отдыхающих в номерах «люкс».
Пока грелся чайник, Марина поливалась из душа и все думала о брюках, а потом перестала, зато начала думать о колбасе. К мыслям о колбасе примешивался еще Федор Тучков с его неуклюжей галантностью и любовью к диким нарядам, а потом добавились еще Юля с Сережей.
О чем же они говорили? Как бы это узнать? Может быть… да нет, это ерунда… и все-таки… хотя, конечно… А вдруг «приключение» еще состоится?!
И деталь – та самая, о которой она не стала рассказывать проницательнейшему Федору Тучкову и Веронике – Огневушке-поскакушке, как про себя определила ее сущность Марина.
Или вместо «поскакушка» следует читать «потаскушка»?
Пожалуй… Пожалуй, нет. И сладкий Геннадий Иванович, будущая теннисная звезда, и Федор Тучков, испытавшие на себе действие Вероникиных чар, всей душой мечтали, чтобы на них кто-нибудь распространил эти самые чары. Кажется, это называется «вырваться из семейного плена» и еще, кажется, так – «нет такого женатого мужчины, который хоть на один день не мечтал бы стать холостым!». Вероника просто подыгрывала – уж по крайней мере она не воспринимала их всерьез, страдальцев, дорвавшихся до санаторной свободы, это точно. Марина тоже не воспринимала бы, если бы… если бы вокруг нее кто-то так же стал увиваться. Федор Тучков не в счет, вряд ли он за ней… увивается. Скорее всего так понимает «хороший тон».
Марина закрутила кран и вылезла из ванны, на всякий случай придерживаясь за стену рукой – не хватало только еще раз свалиться! Кто раздобудет ей подорожник и благородно подставит плечо, чтобы вести, как водят раненых в кино?!
От одной этой мысли Марину передернуло – она не желала, чтобы ее так вели. Впрочем, если бы это был благородный герой в выцветших и потертых джинсах, она, пожалуй, согласилась бы. А если Федор Тучков – нет, спасибо!
Интересно, у него есть жена? И если есть, какая она? Такая же гладкая и пузатенькая, как он сам, в химических блондинистых завитушках? Или, наоборот, костлявая и нескладная, как старая беспородная лошадь?
Господи, о чем она думает? Какое ей дело до предполагаемой жены Федора Тучкова?! Ей и до него самого не может быть никакого дела, тем более что за вечер он надоел ей хуже горькой редьки!
Есть-то как хочется!
Марина размотала с головы влажный и теплый тюрбан махрового полотенца и включила фен. Хочется или не хочется, все равно сначала придется привести в порядок волосы. Если волосы в порядке, остальное не имеет значения, хоть в мешок нарядись. Волосы и еще туфли.
Марина посмотрела на свои босые ноги и пошевелила большими пальцами. Фен бодро гудел.
Волосы еще туда-сюда, с ними все ничего. А вот с туфлями дело плохо.
Каблуки она не носила – в десятом классе неожиданно оказалась выше всех, не только девочек, но и мальчиков тоже. Только тогда никто не был осведомлен о том, что метр восемьдесят – это красиво, стильно и вообще открывает прямую дорогу к наизаветнейшей женской мечте – профессии фотомодели, и в классе Марину просто перестали замечать. Сидит и сидит на последней парте некое сутулое существо с крысиным хвостиком серых волос и в очках. Нога тоже выросла – сороковой размер, шутка ли! – и всю розовую юность Марина проходила в папиных сандалиях. Негде было взять туфли сорокового размера – отечественная промышленность не признавала наличия в Стране Советов высоких, худых, длинноногих, толстых, низких, маленьких, коротконогих, длинноруких и еще каких-нибудь. Одежда была «средняя» – размер пятьдесят, рост метр шестьдесят. Обувь тоже «средняя» – тридцать семь – тридцать восемь. Марине она не годилась, вот и получились папины сандалии!
Зато прическу она сделала себе сама. Едва поступив в институт – поступление означало пропуск в новую самостоятельную жизнь, – она отправилась в парикмахерскую на Новый Арбат, тогда еще Калининский, и за бешеные деньги, рублей пять или семь, отстригла крысиный хвостик под корень. Когда хвостик свалился на пол, Марина закрыла глаза от накатившего первобытного ужаса.
Бабушка не переживет. Она уверена, что «у девушки должны быть косы». Крысиный хвостик, будучи заплетен в косицу, выглядел ужасно, и, кажется, бабушка это понимала, потому что все время принимала меры для улучшения Марининых волос. Голову мыли кефиром, черным хлебом и яичным желтком – раз в неделю. Чаще нельзя, вредно. Репейное масло, масло касторовое, масло подсолнечное. Горчичный порошок. Настой ромашки. Отварные березовые почки. Можжевеловые ветки – парить в кастрюле три часа, настаивать сутки, слить, ветками обложить голову, завязать платком, а сверху покрыть клееночкой и ходить до вечера.
Эффект от всего этого шаманства был сомнительный, но… остричь волосы?! У девушки должны быть косы!
Хвостик неслышно упал на пол, и приставить его обратно не было никакой возможности – если бы была, трусиха Марина непременно приставила бы! – и пришлось довериться мастерице, которая мрачно кромсала Маринины волосы. Парикмахерши мрачно кромсали, продавцы орали, хамили и швырялись колбасными свертками в ненавистные рожи покупателей, таксисты ехали «в парк», билетный кассир в кассе «южного направления» практически правил миром, особенно в летний сезон, – время такое было, загадочное, необъяснимое. Называлось «Советская власть плюс электрификация всей страны».
Парикмахерша кромсала довольно долго, и новая прическа перевернула Маринино представление о жизни.
Волосы оказались не серыми, а как будто рыжими – может, не стоило так много лет мазать их репейным маслом? И вообще голова как-то изменилась, стала легкой и изящной, в легкомысленных завитках и прядках, и с тех пор Марина полюбила эксперименты и никогда не жалела денег на самые дорогие парикмахерские салоны. На туфли жалела, а на салоны – нет.
Она выключила фен и некоторое время любовалась собой в зеркале. Вернее, не собой, а свежеуложенной прической. Сама-то она была так себе, зато прическа – просто блеск! Теперь можно со спокойной душой пить кофе и есть бутерброды с сухой колбасой. Да, и еще смотреть телевизор!
Вот он, настоящий отпускной рай, и на заимку вполне можно не ехать!
С тонкой чашечкой, исходящей сладким кофейным паром, с целой горой бутербродов, выложенных на подносик, Марина уселась перед телевизором, подложила под бок подушку, нажала телевизионную кнопку и вздохнула от счастья.
Сейчас она все это съест, выпьет эту чашку, нальет себе следующую, а потом, может быть, еще одну и, пошатавшись по телевизионным дебрям, найдет какое-нибудь подходящее кинцо – про любовь или легонький детективчик без моря крови и горы трупов – и заснет под него веселым и спокойным отпускным сном.
Не тут-то было.
Во-первых, в голову сразу полез ее собственный «детектив» – с трупом! – и непонятный разговор на дорожке, и Вероникин интерес, показавшийся ей чрезмерно жгучим, и еще… деталь, о которой знала только она одна. Почему-то никто больше не обратил на нее внимания.
