Актеры затонувшего театра - Островская Екатерина (книги без сокращений TXT) 📗
До ужина и обещанной развлекательной программы оставалось почти полтора часа.
Глава 6
Вера успела сделать прическу и переодеться. За пять минут до ужина Борис Борисович Софьин постучал в ее дверь. Увидев ее на пороге, восхитился.
– Вы, Вера Николаевна, совершили невозможное! Стали еще прекрасней.
Взгляд его остановился на новом кулоне.
– Ах, как переливается этот камень! При электрическом свете он почти синий, васильковый даже – как самые дорогие сапфиры. Кстати, я сейчас потратил время и поползал по Интернету. Не хочу вас расстраивать, но цены на танзанит в последнее время упали, хотя запасы в единственном месторождении этого камня на горе Килиманджаро практически истощены. Сейчас карат танзанита в мелких изделиях стоит сто долларов, хотя такой, как ваш, – исключительный по цвету и размерам может стоить значительно дороже. Но такие продаются только на аукционах, а там какой-нибудь любитель может дать за него и сто тысяч. Но сами понимаете, как можно верить Интернету.
– Я не собираюсь продавать кулон, – ответила Вера.
Несколько минут назад Егорыч прислал ей сообщение, из текста которого следовало, что Софьин является совладельцем нескольких крупных предприятий, в которых контрольный пакет акций принадлежит его бывшему начальнику Дмитрию Захаровичу Иноземцеву. Собственные фирмы у Бориса Борисовича тоже имеются, но они не такие крупные и особого дохода не приносят. Но именно эти мелкие предприятия взяли несколько кредитов, которые, судя по оборотам и прибыли, выплатить вряд ли смогут. Основной доход Софьину приносят спекулятивные операции по перепродаже объектов, заложенных банкам или продаваемых разорившимися фирмами. Но он еще и меценат: несколько лет назад приобрел почти достроенное здание кинотеатра – за гроши, разумеется, изменил планировку, надстроил еще один этаж и открыл там театр. Вернее, театр открылся сам, получив от Бориса Борисовича в аренду прекрасное здание. Софьин хотя и получает арендную плату, но ежегодно подпитывает театр «Тетрис» финансами.
Личное состояние олигарха, по сообщению Егорыча, около пятидесяти миллионов долларов, ему принадлежат квартира в Москве, загородный дом в Подмосковье, дом во Флориде, дом возле Дубровника в Хорватии и квартира в Париже. Был женат. Но после развода не поддерживает отношений ни с бывшей женой, ни с дочерью. Обе живут в Париже на бульваре Распай в той самой принадлежащей Софьину квартире.
Они спустились в ресторанный зал с эстрадой, выстроенной для варьете «Тропикана». Звучала негромкая латиноамериканская музыка, и единственная пара танцевала что-то наподобие румбы. Однако, когда молодые артисты увидели входящих, тут же перестали танцевать.
– Напрасно, – обратился к ним Софьин. – У вас неплохо получается.
Он покрутил головой в поисках места, куда можно приткнуться. Но тут же подошла девушка в переднике официантки, повела их за отдельный стол, который был уже сервирован. В зале было еще несколько человек, наверняка артисты, Вера заметила, что выглядят они растерянными и встревоженными. Все, включая ту самую пару, которая тем не менее танцевала под веселую кубинскую музыку.
К Софьину подскочил Скаудер, он извинился за то, что все так невпопад получается.
– А что случилось? – спросил Борис Борисович.
– Ничего особенного, просто накладочка небольшая.
– А почему у всех такие постные рожи?
Скаудер подошел почти вплотную, как будто пытался собой закрыть все пространство зала.
– Уверяю вас, обычный творческий процесс, – нарочито бодро проговорил он.
Борис Борисович отстранил его и махнул рукой, подзывая молодого артиста.
– Холмский! Стасик, ты здесь самый информированный. Подойди-ка быстро и честно расскажи, что случилось.
Молодой человек подскочил, красиво уложенные и закрепленные лаком волосы подпрыгивали на его плечах и на спине.
– Ну! – потребовал олигарх.
– Я прямо не знаю… – начал Холмский и обернулся на Скаудера.
– А криво ты знаешь? – нахмурился Софьин. – Все равно все прояснится, только ты в моем представлении останешься вруном.
– Если честно, то обычное дело. Волков с Козленковым опять поссорились, чуть не подрались. Потом Федор Андреевич ушел. А Алексей Дмитриевич схватил нож и ринулся за ним, обещая догнать и убить.
– Какой еще нож? – не понял Софьин.
– Охотничий, – объяснил Холмский. – Он этот нож в Осло купил. Прямо при мне. Я еще спросил, зачем вы ножик-то покупаете, ведь он такой страшный. А он ответил, что в хозяйстве и пулемет пригодится. Вот.
– Они оба пьяные?
– Даже очень. Давно такого не бывало. Чуть не падали оба. А когда их стыдить начали, они – в крик. Сначала на нас орали, а потом друг на друга, слово за слово, принялись выяснять, кто из них гениальнее. Потом Волкова мы выставили, а Козленков сам ушел. Но с ножом. Гилберт Янович переживает за представление.
– А без них вы никак? – хмуро спросил Борис Борисович. – То есть без них у вас ничего не получится?
– Ну как же? Все у нас получится! – тряхнул головой Холмский. – Даже еще лучше.
– Мы начнем сейчас без них, – вмешался Гибель Эскадры. – Потом примем административное решение, что с ними делать, раз они весь творческий коллектив подставили. А пока Танечка вам сейчас еду и закуски принесет. И шампанское, что вы велели.
Тут же появилась Таня Хорошавина с подносом.
Вера оглядела зал: помимо уже знакомых ей Холмского, Скаудера и Тани, теперь подающей закуски, здесь присутствовали еще одна молодая актриса – та самая, что танцевала румбу, ее партнер по танцу, парочка молодых изящных парней и один крепкий парень, мало похожий на артиста. Кроме того, за одним из столиков сидел немолодой мужчина с печальным лицом. Вероятно, это был Борис Адамович Ручьев – приятель Волкова и Козленкова, бывший режиссер театра «Ручеек». Очевидно, ссора друзей сильно огорчила его.
Холмский поднес ведерко со льдом, из которого торчали два горлышка шампанского.
– А почему так мало? – удивился Софьин. – Разве артисты не заслужили по бокальчику.
– Так мы вовсе не пьем, ни капельки, – объяснил молодой человек и обернулся в сторону Гилберта Яновича. – Не знаю только, что это на Федора Андреевича с Козленковым нашло!
– Но мы с ними разберемся, – заверил спонсора Гибель Эскадры.
И тут же решил самолично откупорить одну из бутылок, взял ее в руки.
В этот самый момент в зал с воплем ворвался Козленков. Пиджака на нем не было, распахнутая белая рубашка в каких-то пятнах сбоку вылезла из-под ремня.
Он рухнул на колени и закричал:
– Хватайте меня! Вяжите! Казните за преступление! Я убил его!
И швырнул на пол большой охотничий нож. Нож покатился и остановился около стола, едва не ударившись в ноги Скаудера. В огромном зале повисло молчание.
– Кого ты убил? – тихо спросил Гилберт Янович.
– Друга своего лучшего! Федьку Волкова я зарезал!
– Ах! – вскрикнула Танечка Хорошавина и выронила на пол пустой поднос.
Холмский на всякий случай отскочил подальше.
А Козленков снова закричал:
– Вяжите меня! Хватайте! Нет мне прощения! – Он согнулся пополам и ударил лбом об пол. – Нет прощения мне! Ни перед людьми, ни перед богом! Я же дружбу свою собственной рукой… Ножом прямо в сердце!
Первым пришел в себя Борис Адамович Ручьев, он бросился к распластавшемуся на полу Козленкову.
– Леша, что ты говоришь такое?! За что ты его?
– А чего он меня бездарем называет! – всхлипнул Козленков. – А еще Иванушкой-дурачком на пенсии обозвал. Ты бы стал такое терпеть?
Козленков, опираясь на руку Бориса Адамовича, выпрямился и повторил:
– Ты бы вынес такое? А ведь он и про тебя сочинял! Забыл, как он тебя унизил? Такое тоже не прощается! – И он начал декламировать:
