Повелитель разбитых сердец - Арсеньева Елена (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT) 📗

Уходила я из Мулена тем путем, каким и собиралась, – через Нуаер. Там зашла на почту и позвонила в Париж. Сказала Николь, что должна срочно уехать из Мулена, что дом остался открыт, что прошу прощения… Она меня успокоила: оказывается, два часа назад ее отец выехал туда, чтобы проведать меня, так что дом недолго простоит бесхозным. Не хочу ли я вернуться в деревню и подождать мсье Брюна, который и отвезет меня в Париж завтра или послезавтра, спросила она.

Завтра или послезавтра!

Нет, я не хотела. Я не могла больше там оставаться. А потому села на автобус, доехала до станции, там взяла билет на поезд… Вскоре я была на вокзале Монпарнас в Париже, а еще через полчаса – дома у Николь.

Совершенно очевидно, что и она, и мадам Брюн намеревались засыпать меня вопросами. Однако посмотрели на меня – и… прикусили язычки. Наверное, видок у меня был очень выразительный… Собственно говоря, еще в поезде на меня с немалой озабоченностью косились пассажиры, так что я ничуть не удивилась поведению Николь и ее матушки.

Кое-что я потом им рассказала, впрочем, довольно бегло, кое-что дополнил вернувшийся через два дня мсье Брюн, который тоже поглядывал на меня странно. Честно говоря, и я была немало озадачена его рассказом. К примеру, он ни словом не упомянул о найденной картине. Сказал только, что Максвелл, которого кто-то, какой-то злоумышленник (может быть, убитый террорист-чечени, оказывается, разыскиваемый Интерполом), запер в брюновском погребе, так отчаянно пытался вырваться наружу, что умудрился сорвать с потолка медную трубу (ту самую, на которой весьма высокохудожественно были подвешены цепи с крючьями для окороков и сыров) и проломил ею дверь. Конечно, Максвелл вызвался исправить причиненные разрушения, что и обязался сделать не позднее чем через неделю.

Вообще, сказал мсье Брюн, в Мулене творились какие-то странные дела. Клоди впала в состояние умопомешательства и начала кричать о том, что ее низко, коварно обманул какой-то Гийом. Возможно, она имела в виду местного жителя Гийома Феранде, скульптора и дизайнера, оформлявшего дома в Мулене с помощью медных труб и умершего почти год назад. Еще она кричала, что это с ее помощью был убит в тюрьме знаменитый корсиканский экстремист Жан-Ги Сиз, что она также убила какую-то русскую проститутку, да и гибель чечени с непроизносимой фамилией И-са Ба-хо-ефф не обошлась без ее участия. Поскольку полицейским было доподлинно известно, что вышеупомянутого чечени ненароком подстрелил один из них, а Клоди Бертс тут совершенно ни при чем, то столько же доверия возникло и к другим ее откровениям. Короче, бедняжку связали (она впала в настоящее буйство) и увезли на машине «Скорой помощи», которая в кои-то веки приехала и впрямь очень скоро.

Полиция пыталась разыскать молодую женщину, предположительно, русскую, которую чечени взял в заложницы вместе с Клоди Бертс, однако она исчезла бесследно, и никто в Мулене ничего о ней не мог сказать. В том числе и мсье Брюн, само собой разумеется.

Пропал невесть куда и Жильбер, так что Жаклин, которая вернулась от сына из Аржентоя и рассчитывала найти мужа дома, немало бранилась, забыв привычную сдержанность, и делала недвусмысленные намеки на его старинную дружбу с Жани Феранде. Впрочем, Жани, по слухам, уехала в Нант, так что, может статься, и Жильбера стоило бы поискать там же. Однако полиции было совершенно не до него, потому что убийство русской проститутки и террориста чечени целиком поглотило их внимание.

Вот и все, о чем рассказал мсье Брюн. О Максвелле он больше не обмолвился ни словом, да я и не спрашивала. Какое-то время у меня еще теплилась надежда, что он объявится. Даже гулять с Шанталь (а я просто-таки с головой окунулась в обязанности добровольной нянюшки – прежде всего потому, что одна только малышка Шанталь ни о чем не пыталась, как бы невзначай, меня выспросить и не поглядывала на меня испытующе) я ходила почему-то только в Аллеи, причем пройти туда норовила по улице Монторгей… Но Максвелл словно в воду канул. Я просматривала газеты, я слушала все сообщения в новостях… Однако о находке картины Давида не прозвучало ни слова, ни полслова – и в конце концов я пришла к выводу, что все мы ошиблись. Ошиблась я, подумав, что труба с картиной встроена Гийомом в светильник. Ошиблась и Клоди, когда решила, что Гийом нашел картину, а потом спрятал ее не в своем доме, а в подвале Брюнов, замаскировав под держак для крючьев. Там висела какая-то обычная труба, которую сорвал Максвелл, чтобы выбраться из подвала, понимая, что не может рассчитывать ни на кого, кроме себя. С чего я, в самом деле, взяла, что в трубе находится картина? Да просто потому, что он появился на крыльце дома Брюнов так эффектно с этой трубой…

Короче, а был ли мальчик-то? Может, мальчика-то никакого и не было?

Похоже, что так.

Я думаю обо всем этом в тысячный, должно быть, раз, ожидая автобуса на стоянке близ Гранд-Опера (и он приходит тютелька в тютельку без четверти шесть), и во время часового пути до первого терминала аэропорта Шарль де Голль, откуда улетают самолеты авиакомпании Люфтганза, и потом, во время полета, вяло жуя уже знакомые мне крохотные рогалики и запивая их минералкой. Думаю и спустя час, уже в аэропорту Франкфурта.

На сей раз у меня гораздо больше времени между рейсами, аж два часа, и я вполне могла бы схватить такси и смотаться в город, посмотреть, что это за Франкфурт и что это за Майн. Однако я никуда не еду. Не потому, что боюсь опоздать или денег жалко (и евро, и доллары у меня, кстати, еще остались), – нет. Просто ничего не хочется. Вот и сижу я в уголке шумного кафе под названием «Weise Rabe» [48]. Не представляю, что сие означает, я не понимаю по-немецки, но на вывеске нарисована очень важная ворона, так что, наверное, название каким-то образом связано с ней. Сижу, стало быть, бездумно смотрю на посетителей, слушаю немецко-английско-французские объявления о прибытии и отбытии рейсов, клюю носом (ночь я практически не спала, так боялась проспать – у меня мания недоверия к будильникам) и втихомолку браню нижегородское представительство компании Люфтганза.

Нет, ну что такое, в самом деле! Зачем они дали мне билет на самолет до Франкфурта с таким безумным временным отрывом от рейса, на котором я полечу в Нижний? За это время объявили, между прочим, о прибытии еще одного самолета из Парижа. Почему бы мне было не лететь на нем? И сама выспалась бы, и добрых людей не перебудила. Брюны ведь, разумеется, встали помахать мне на прощание: дамы в ночных рубашках, мсье в пижаме под ночными халатами. Спала только Шанталь. Слава богу, хоть ее не потревожили, а то я вообще чувствовала бы себя последней нахалкой. Единственное, что меня слегка утешило, это то, что, уже захлопнув за собой тяжеленную брюновскую дверь и загружаясь в лифт, я услышала, как в квартире залился телефон. Какая-то нечистая сила решила непременно пообщаться с Брюнами в полшестого утра. То есть они так и так проснулись бы. От этого открытия моя больная совесть слегка утихомирилась.

Смотрю на часы. Регистрацию на мой рейс объявят еще через двадцать минут. С ума сойти, честное слово!

Устала я от шума, от аэропорта, от беспрестанно звучащих объявлений и музыкальных трелей, которые их сопровождают, от разноголосых звонков портаблей тут и там… Господи, какую только музыку для них не приспособили, не изуродовали! Есть даже анекдот на эту тему. Один браток спрашивает другого, знает ли он, кто такой Моцарт. Конечно, знаю, отвечает братила, это, типа, тот парень, который пишет музыку для наших мобильников.

Вот, кстати, о мобильниках. У кого-то трезвонит в кармане гнусавейшая мелодия, ну просто мрак! А потом слышится сиплое восклицание:

– А бьенто! Чмок!!!

И снова музыка, и снова этот разухабистый вопль:

– А бьенто! Чмок!!!

Что за безобразие? Я озираюсь. Даже подозрительно поглядываю на нарисованную ворону: уж не из ее ли клюва вырываются эти совершенно неприличные звуки: