Обсидиановый храм (ЛП) - Чайлд Линкольн (читаем книги бесплатно txt) 📗
Он перешел к следующей витрине, и Констанс последовала за ним. Внутри находилось крошечное распятие, с несколькими темными пятнами, которые выглядели как запекшаяся кровь. Надпись в нижней части распятия гласила: «INCITATUS».
— Мною овладевали странные желания, которых не понимал. Хотя с другой стороны, они меня даже не пугали. Время от времени я... поддавался им. Но когда я дорос до совершеннолетия, меня захватило одно единственное желание: растоптать, унизить и, в конечном счете, уничтожить моего брата Алоизия, который навлек на меня весь этот ужас.
Медленно он прошел к паре рамок, указав сначала на одну, затем на другую. Констанс увидела вещи, значение которых не поняла: власяница, изготовленная из какого-то органического волокна, петля палача и нечто, похожее на толстый пучок ядовитого сумаха [194], плотно обмотанный леской.
— Сначала, мои попытки отомстить брату носили чисто случайный характер и были спонтанными. Но по мере того, как я становился старше, в моем воображении стал формироваться план. На его исполнение потребовались бы годы, даже десятилетия. Он завладел всем моим временем и всем моим вниманием. Для его успешного осуществления потребовалось создание и любовное курирование нескольких разных личностей. Например, ученого из нью-йоркского Музея Естественной Истории Хьюго Мензиса.
Они уже обогнули угол и оказались у середины второй стены. Диоген остановился у витрины, которая хранила в своих стенках старинный штык, блестящий, словно ртуть.
— Оружие, которое убило специального агента Майкла Декера, близкого друга Алоизия. Ты же понимаешь, что он не настоящий — наверняка, тот самый все еще находится где-то в хранилище улик, а всего лишь точная копия.
Он перешел к следующей витрине, в которой находилась копия журнала «Музееведение», удостоверение личности работника музея, забрызганное кровью, и канцелярский нож.
— Марго Грин, — сказал Диоген, продолжая свой рассказ.
В следующем каркасе находилось рукописное письмо из нескольких страниц, подписанное «A. Пендлтон». Кроме того рядом с ним висела дорогая женская сумочка.
— Виола Маскелене, — пояснил Диоген тем же странным, пустым голосом. — С ней не очень хорошо получилось.
Сейчас, шагая гораздо быстрее, он миновал еще нескольких экспонатов, висящих по периметру обсидианового пространства, и направился к витринам на третьей стене: кристалл хрусталя, в котором находилось нечто похожее на алмазный песок, меморандум из тюрьмы Херкмур…
Констанс вдруг остановилась. В середине третьей стены находилась рамка с пропитанным кровью атласным лоскутом и наполовину выпитым бокалом зеленоватого ликера со слабым следом помады на ободке.
Она резко повернулась и взглянула на Диогена.
— Это ты, — просто сказал он.
— Я увидела достаточно, — бросила она, резко прошагав мимо него и направившись к выходу, не глядя на другие рамки.
Мгновенно Диоген рванул наперерез. Он опередил ее, и, пока она обходила последнюю четвертую стену, встал между ней и дверью, блокируя ей путь.
— Подожди, — сказал он. — Взгляни, ты еще не все увидела.
И он указал на оставшиеся витрины.
После нескольких мгновений нерешительности она все же согласилась. За исключением первой, в которой находился некролог, окровавленный скальпель и декоративный веер из стран Центральной Америки, витрины на этой стене были пусты.
— Я изменился, — сказал он, — и на этот раз тон его голоса был не совсем холодным и безликим: вся эта ситуация его явно взволновала. — Я снова изменился. Я остановился. Разве ты не понимаешь, Констанс? Хотя это и не являлось моим первоначальным намерением, когда я начал хранить все эти трофеи, это место стало, как я и говорил, моим «Музеем Позора». Он ведет хронику моих преступлений — как успешных, так и безуспешных — как некие гарантии того, чтобы я никогда, никогда не смел возвращаться к старому образу жизни. Но создал я его еще по одной причине: в качестве предохранительного клапана. Я знал, что, если я когда-нибудь почувствую что мои старые... желания и потребности начнут рваться наружу, все, что мне нужно будет сделать, это прийти сюда.
Констанс отвернулась от него, не совсем уверенная, что именно она блокирует внутри себя — его слова или ее двойственную реакцию на них. Она поняла, что ее взгляд упирается в последнюю занятую рамку: ту самую, в которой находился скальпель, веер и некролог. Некролог был о выдающемся кардиохирурге, докторе Грабене, который стал жертвой маньяка-мясника. Некролог оплакивал невосполнимую утрату науки и человечества в связи с этой смертью. Он был датирован всего лишь четырьмя днями ранее.
— Значит, ты солгал, — сказала она, указывая на некролог. — Ты убил еще нескольких людей.
— Это было необходимо. Мне потребовался еще один образец для синтеза эликсира. Но больше они мне не нужны: ты можешь видеть и ощущать на себе его воздействие.
— И как это должно заставить меня почувствовать себя лучше? Люди погибли! Умерли понапрасну — чтобы я могла жить.
— Старуха уже находилась в коме и медленно умирала. А вот доктор не должен был умереть, он застал меня врасплох своим приходом.
Она снова собралась уходить, но он вновь встал между ней и дверью.
— Констанс. Послушай. Эта комната — идеальный куб, но помещение, в котором изначально находилось насосное оборудование, не было таковым. Я построил комнату в комнате. Ты заметила ту большую коробку наверху лестницы? Когда я создавал эту комнату, то заполнил пространство между стенами моей обсидиановой комнаты и каменной кладкой насосного помещения пластиковой взрывчаткой. Пластиковая взрывчатка, Констанс — здесь достаточно C-4, чтобы превратить все это — комнату, цистерну, и все остальное — в мелкую пыль. Та коробка наверху лестницы — это детонатор с таймером. Когда-то, как я уже и сказал, эта комната служила другой моей цели. Теперь она наполняет меня ненавистью к самому себе. Как только я бы обрел спасение в твоей любви, то хотел взорвать ее, тем самым навсегда уничтожив свое позорное и жестокое прошлое.
Констанс ничего не сказала.
— Я открыл тебе свою душу, Констанс, — продолжал он, и его голос внезапно стал взволнованным, — теперь ты видела все. Я никогда не говорил тебе этого, но моей мечтой всегда было, чтобы когда-нибудь мы оба смогли принять эликсир и продолжить его принимать. Теперь, когда разработан идеальный синтез, я не только сумел обратить вспять твое неестественное старение, но, по сути, у меня теперь есть возможность поддерживать тебя вечно молодой. Мы вместе сможем навсегда остаться молодыми, быть отрезанными от мира и наслаждаться друг другом. И не только мы одни: наш сын мог бы присоединиться к нам, здесь, в этом особенном месте. Он заслуживает того, чтобы присоединиться к нам. Несмотря на то, что ты сказала раньше, он всего лишь ребенок. Маленький мальчик. Ему нужно больше, чем быть некой фигурой, предметом почитания. Ему нужны его родители. Здесь мы можем забыть наши тяжелые, болезненные прошлые жизни и обратиться вместо этого к новому будущему. Разве это не прекрасная мечта?
Его умоляющий тон многократно отражался от стен в полумраке комнаты.
— Если все это правда, — сказала Констанс, — если эта жизнь действительно позади, если это — лишь хроника свершившихся проступков прежней жизни... почему ты так быстро поместил в витрину это? — и она указала на некролог.
Диоген перевел взгляд с нее на экспонат. Через мгновение он опустил голову, ничего не сказав.
— Я так и думала, — и она повернулась, чтобы обойти его.
— Подожди! — позвал он умоляюще, поспешно следуя за ней, пока она открывала дверь, выходящую на мостки. — Подожди. Я докажу! У меня для тебя есть главное доказательство. Сейчас я активирую таймер и взорву C-4. Превращу этот музей в кратер. Ты убедишься в этом сама — с безопасного расстояния.
