Масть пиковая - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович (лучшие книги онлайн txt) 📗
Письмо вместе с фруктами передали прямо в руки пострадавшему.
Выйдя из больницы, писатель на костылях обивал пороги Прокуратуры республики, был на приеме у министра МВД республики, а дело, как и предсказал однажды Сухроб Ахмедович, уже отправили в архив. Тогда писатель обратился за помощью к общественности, напечатал в двух журналах серию статей о преступности в Узбекистане, где в заключение говорил и об аварии. Выступил он и по Всесоюзному радио – передача не один раз транслировалась на всю страну.
И что же, поинтересовался ли кто-нибудь из МВД Прокуратуры, ЦК КП Узбекистана, из центра – спросили ли у автора, почему это он клевещет или наводит напраслину на доблестных полковников из милиции и армии? Нет, ничего такого, тишина, гробовое молчание.
Прав Сухроб Ахмедович, и связи у полковника крепкие, хотя, казалось бы, время рашидовых, яхъяевых уже прошло, – и на общественное мнение, и на печать наплевать, да и на все остальное тоже. Не попадайте под машину полковников, если они очень нагрузились спиртным у проституток!
Шубарин долго не понимал, почему писатель никак не может довести дела до суда, пока вдруг не узнал случайно, что бывшего яхъяевского полковника после разгона рашидовской рати из МВД приютило… КГБ. Полковник Караходжаев возглавил службу режима одного закрытого предприятия в Ташкенте. Вот отчего хранит молчание КГБ по поводу аварии у своего парадного, видимо, жаль своего человека.
Душевный разлад Шубарина беспокоил Коста, он советовал шефу уехать куда-нибудь месяца на два отдохнуть, развеяться, на что тот грустно отвечал:
– От себя никуда не убежишь, и от мыслей никуда не денешься, а потом – куда податься, всю страну лихорадит, от края и до края, везде льется кровь, если не на межнациональной почве, так на уголовной.
Он помнил ростовскую банду, прибывшую по его душу, видел у них план своего дома, они признались, какие пытки ждали его и его семью. Чтобы выжить, средство одно – быть сильнее противника. Когда-то, чтобы выстроить свой айсберг, он одолел не только экономику, право, банковское дело, пришлось освоить и науку насилия, и тут он превзошел всех, оказался не по зубам даже ростовским бандитам. Никогда в жизни он не мечтал наводить на людей страх, иметь над ними власть, – единственно, чего он добивался, хотел реализовать в себе талант хозяина.
Конечно, нашлись бы люди, осудившие его за самосуд над ростовской бандой, на совести которой двадцать одно убийство на пятерых, в том числе – три как раз накануне визита к нему. Он заставил каждого из уголовников в отдельности рассказать о похождениях банды и записал леденящие душу истории на видеомагнитофон.
Его бы никто не переубедил, что насилие можно одолеть, искоренить воспитанием, убеждением, он знал, что бандит признает одно – силу. И как он обрадовался, прочитав «Очерки о преступности» Варлама Шаламова, документ, который следовало бы изучать во всех юридических вузах страны. Взгляды Артура Александровича на преступность, ее идеологию совпадали полностью с известным поэтом.
Наверное, за двадцать пять лет, проведенных среди уголовников, Шаламов знал их природу и нравы лучше, чем кабинетные законодатели, день ото дня гуманизирующие наши законы в пользу преступников.
Когда-то Амирхан Даутович, опальный прокурор, которого он пригрел в Лас-Вегасе, да и все окружение его было убеждено, что в смерти прокурора Анвара Бекходжаева, убившего Ларису Павловну, повинен он, Шубарин. Да, он отчасти приложил к этому делу руку, но прокурора Бекходжаева уже давно приговорили к смерти другие, не менее серьезные люди, и все решал лишь вопрос времени, неделей позже, неделей раньше, он лишь предоставил возможность что-то сделать тому, кто более всего был заинтересован в мести, – человеку, отбывшему срок за убийство, совершенное Анваром Бекходжаевым. Он просто приурочил смерть прокурора-убийцы ко дню гибели жены своего друга, и клан Бекходжаевых не мог не понять зловещего совпадения.
За все подлое должно последовать возмездие – тоже один из жизненных принципов Шубарина. Он понимал, что справедливость может утверждать только сильный, он не хотел умозрительных побед, внутреннего удовлетворения, как прагматик ценил реальное ее торжество. Смертью прокурора Бекходжаева напоминал клану также о давней несправедливости, когда отняли у него дело и все эти годы нещадно эксплуатировали чужую курочку, несущую золотые яйца. Нет, он жалел не о потерянных деньгах, он не мог пережить унижения и несправедливости и, когда настал его час, предъявил им счет. Старый компаньон Бекходжаевых Коста отнес старые векселя и предъявил ультиматум своего нового хозяина: если деньги не будут возвращены в указанный срок, следует подготовиться к очередным похоронам.
Он получил свою законную долю, за эти годы оцененную в 1700000 рублей, – Бекходжаевы передали через Коста требуемую сумму, ибо, как и всякие преступники, они понимали только силу. Шубарин радовался не деньгам, а тому, что сумел поставить зажравшийся клан на место.
Он всегда хотел быть свободным, а новая экономическая политика вроде открывала ему для этого зеленую улицу – дерзай, умножай богатство, выходи на внешние рынки, только исправно плати налоги. От разнообразия предлагаемых форм труда поначалу дух захватывало: арендная, кооперативная, индивидуальная и смешанная. Раздробленную, мобильную часть предприятий «айсберга» он быстро перевел в кооперативы и, как в молодости в артелях, в каждой из них владел крупным паем, ибо многое: станки, оборудование, помещения – давно принадлежало ему лично, и люди, вдруг ставшие хозяевами кооперативов, понимали, что без Шубарина им больше месяца не просуществовать, проблемы сырья, сбыта не снимались. Но то сообщество людей, знавших и доверявших друг другу, и оно прежде всего держалось на взаимном интересе.
Но итоги первых лет кооперации с ее фантастическими прибылями, как ни странно, не обрадовали, а насторожили его, ибо он знал законы экономики. Воспользовавшись пустыми прилавками государственных магазинов, кооперативы так взвинтили цены, что они стали не по карману многим слоям населения, и народ в Ашхабаде, Новом Узене, Гурьеве, да и во многих других городах, выразил свое отношение к ним погромами. Но беда никому не послужила предостережением, хотя он и пытался как-то скоординировать действия кооператоров в республике, но никто никого не хотел слушать, все жили одним днем – хапнуть сегодня, а завтра хоть трава не расти.
Тот, кто соприкоснулся с кооперативами, знал, что с первых шагов они оказались под жестким контролем уголовников. И каким бы выгодным делом ни оказалось шить сапоги за 250 рублей или тряпичные брюки за сто, преступный мир никогда не удовлетворится доходами, попытается и тут найти незаконные способы добычи денег. Поскольку идеологи уголовного мира, его стратеги и мозговой штаб во много крат изощреннее служащих государственного аппарата, а Шубарин, зная и тех и других, не сомневался в огромных преимуществах первых, то они быстро нашли способы, не производя ничего, только имея расчетный счет, перекачивать безналичные средства государственных предприятий и превращать их в живые деньги. А ведь страна и без того перенасыщена обесцененными деньгами. А купленные на деньги кооператоров экономисты и журналисты пишут в газетах, что в избытке денег виноваты рабочие и служащие, что им повсюду повысили зарплату. Всю жизнь имевший дела с финансами Шубарин даже представить не мог, что можно так беззастенчиво, ничего не производя, грабить страну и сознательно подвигать ее к финансовому краху.
Видимо, прав бандит Беспалый, который всякий раз в застолье предлагает тост за отцов новой кооперации и ликующе говорит при этом:
– Наше, брат, время пришло, наше…
Раньше, как и многие граждане, отчужденные от власти и от собственности, он тоже отделял себя от государства, не чувствовал с ним близости, родства, что ли, и не был в этом оригинален, такое происходило со многими. Но многомиллионные сделки, сулившие его московским коллегам и высокопоставленным чиновникам-казнокрадам из военных и гражданских ведомств сотни тысяч долларов на счетах по обе стороны границ, заставили его по-иному взглянуть на Отечество. И в эти не совсем радостные для страны дни с ним произошло неожиданное, он почувствовал, что новые дельцы грабят его самого, оттирают от стола, делят пирог несправедливо, не по чину, а пирог-то один, и он стал понимать интересы страны как свои, а уж собственные интересы Шубарин всегда умел защищать.
